Из воспоминаний проклятых
Для чего мы все рождаемся? Для чего живем на этом свете? Для чего умираем? Люди всегда искали ответы на эти вопросы, но никогда не могли найти их. Они были так близко, до них можно было буквально дотянуться рукой. Но стоило лишь протянуть ее, те вновь ускользали, оставляя за собой лишь тени очередных предположений, догадок и домыслов. Нам никогда не добраться до них, никогда не понять. И даже принять мы их никогда не сможем. Потому что слишком мелочны, слишком недальновидны, слишком… человечны. Нацу никогда прежде не задавался этими вопросами. Никогда не думал ни о чем подобном. Потому что ему казалось это глупой тратой времени. Можно всю жизнь прожить в поисках ответов и так и не найти их. А можно просто принять то, что получил, и жить, стараться для других, любить мир и всех его обитателей. Быть винтиком в общем механизме и понимать свою значимость. Так он думал. И такому пути следовал. Просто жил и занимался тем, что у него получалось лучше всего: стараться. Стараться для мамы, стараться для людей в деревне. Стараться для леса, зверей, птиц. Пытаться изменить отношение других к себе. Пытаться заслужить их доверие и стать один из них. Влиться туда, где было его место. Именно этот путь ему казался самым правильным. И даже встреча с отцом не смогла повлиять на него. Отец был страшным, мерзким. Был тем, кому нет места в этом мире. Но был тем, кто рассказал ему. Рассказал, для чего именно он был рожден. Открыл тайну, о которой юноше знать совершенно не хотелось. С того все и началось. Распахнув глаза, посмотрев на голубое небо, окинув своим взглядом все вокруг, Нацу ужаснулся. Ведь ему предсказали, что когда-нибудь все это великолепие исчезнет. Все, чем он так дорожил, все, что он так любил, погибнет по его вине. Леса, горы, моря, звери, птицы, насекомые, рыбы… А самое главное — люди. Для чего мы рождаемся? Теперь юноша знал ответ на этот вопрос. Но, как и всякий, не смог его принять. Отверг. Решил, что найдет другой. Потому как верил. Верил в то, что судьбу свою можно изменить. Верил в то, что судьбу свою мы решаем только сами.Часть 7
Было зябко. Хотелось что-нибудь съесть или выпить. Просто так. Чтобы вспомнить, как это делается. Вот только пошевелиться я боялся. Потому что не хотел… будить ее… Вскоре должны были уже защебетать первые птицы. Вскоре лес должен был проснуться, расцвести вновь и позеленеть от влаги, что принес ему ночной ливень. Мне бы только встать. Высвободиться из объятий, чтобы… принести ей что-нибудь съедобное. Ведь проснувшись, она точно почувствует голод. Это было около двух часов назад. Свернувшись калачиком, Люси уткнулась мне в грудь, обвила руками и снова крепко заснула. К тому времени дождь уже почти закончился. И сейчас, вот уже вскоре должно было встать солнце. Встать и ознаменовать, тем самым, начало нового дня. А эта соня все никак не хотела отпускать меня. Спала. Возможно, просто слишком устала вчера. Слишком перенервничала. А может, от того, что не высыпалась все то время, пока блуждала по незнакомому лесу. Долго спала. И видела сны. Я вновь глубоко вздохнул, бесцельно разглядывая потолок пещеры. Девушка оказалась права. Здесь, и правда, стало теплее после того, как она села рядом. И стало совсем тепло, когда прижалась ко мне. Хотелось бы тоже заснуть, как когда-то давно, в те самые дни, когда жизнь моя текла подобно ручейку. Текла также как и у остальных. Хотелось бы обнять ее в ответ, прижать к груди сильнее и почувствовать вновь биение собственного сердца. Да только спало оно непробудным сном. Спало, не давая сомкнуть глаз мне самому. Мертвецам сон без надобности. Мертвецам живое сердце не нужно. Тучи над лесом давным-давно разбежались. Луна светила ярко. Почти как солнце. А ее лучи проникали внутрь пещеры, освещая собою даже своды. Мы сидели у самого выхода. Глубоко внутрь заходить не было никакой необходимости. Огня у меня не было. А костер разжечь не удалось бы в любом случае — все вымокло. Вот и приходилось жаться друг к другу, дабы согреться. Будь сейчас я здесь один, наверное, точно бы замерз. А она, скорее всего, еще и заболела. — Люси, — еле слышно прошептал, надеясь, что не услышит, — Посиди со мной еще немного. Не знаю, почему мне вдруг захотелось попросить ее об этом. Наверное, все дело в том чувстве, что никак не давало успокоиться. Оно выросло. Заполонило все внутри. И даже больше. Оно заставило дрогнуть то самое, что у меня не получало пробудить в себе уже целых пять лет. Да. Точно. Я в этом уверен. Мое сердце на мгновение тогда словно ожило, стоило этой девушке прижаться. Стоило заснуть на плече… Можно было бы порадоваться. Можно было бы ухватиться за эту призрачную возможность, в надежде на то, что еще не все потеряно. Можно было бы. Да только я не стал этого делать. Все же капюшон мой до сих пор покоился на голове. И она до сих пор не видела моего лица. Вот только стоит лишь показать, стоит на мгновение поверить в то, что и внешности моей эта девушка не испугается, как не испугалась остаться рядом, все тут же пойдет прахом. Все тут же изменится. Иначе просто и быть не может. Двадцать пять лет я пытался. Пытался убедить людей в том, что неопасен. В том, что не отличаюсь от них. Но все бесполезно. Эти ужасные, нечеловеческие волосы… Эта демоническая кровь… Они напугают ее, а затем заберут, отнимут. Отнимут тепло, что она подарила мне. — Ты не спишь? — пробормотала вдруг та, тихонько поворачивая свою голову. — Еще и солнце не встало. Спать? Я уже и забыл, каково это, видеть сны. Вздрогнул. При лунном свете мое лицо хорошо просматривалось с того места, с которого она смотрела на меня сейчас. И пусть то выглядело, как у обычного человека, увидев его, девушка могла попросить снять капюшон. А этого делать совершенно не хотелось. — Уже скоро, — ответил ей, стараясь отвернуться, спрятаться, дабы не нарваться на неприятности. Но ничего такого не произошло. Люси лишь немного потупилась, переведя свой взгляд в сторону выхода из пещеры. Потерла глаза кулаком, словно пытаясь избавиться от остатков сна, после чего также тихо спросила: — А дождь? — и тут же прищурилась, пытаясь что-то там разглядеть. Похоже, просто все еще до конца не проснулась. До конца не понимала, где и с кем находится. Будь это не так, наверняка, уже давно бы отпрянула, вскочила, отдалилась от меня на безопасное расстояние. На расстояние, преодолеть которое не под силу никому и никогда. На расстояние, которое не давало бы… вновь дотронуться до нее и почувствовать это тепло. — Прекратился, — хотелось бы еще вот так вот тихонько посидеть и погреться, да только все хорошее когда-нибудь заканчивается, — Можно идти в деревню прямо сейчас. Мне было трудно отпускать ее. Слишком уж теплыми оказались ее объятия. Слишком необычными и… желанными. Будто бы всю свою жизнь, все то время, что просуществовал в этом мире, я ждал именно их. Ждал тепла, подаренного мне другим человеком. Люси кивнула в знак согласия. А затем… зачем-то вновь опустила свою голову на мою грудь. Обняла чуть крепче, жмурясь от смущения. — Спасибо тебе, — одними лишь губами пробормотала себе под нос, словно боясь того, что ее могли услышать. — За что? — я удивился, не зная, как правильно ответить на подобные слова. Благодарность? Меня уже благодарили однажды. И пусть в итоге все закончилось не так, как хотелось бы, да только тогда хотя бы известно было, за что именно тот мальчишка дарил мне яблоко. Но здесь другое. Мы все еще находились в лесу, в пещере, ей было холодно и зябко от того, как пришлось ночевать в вымокшей до последней нитки одежде. Она ничего не ела со вчерашнего дня, и не было даже доказательств, что бедняжка вообще ела хоть что-нибудь, пока бродила по лесу. Мы встретились в тот момент, когда та была уже на грани: страх от того, что вокруг никого не было, что вокруг все казалось незнакомым и опасным, буквально завладел ей, закрыв глаза и ослепив. Забрав надежду на то, что все еще может наладиться. И сейчас почти ничего не изменилось. Ей было обещано, что после сбора трав, мы отправимся в деревню. Но своего обещания я пока еще не успел выполнить. Благодарность была здесь… лишней. Не заслуженной ничем из сделанного мною за все то время, пока мы были вместе. — За то, что согрел, — пояснила вдруг она тихо, еле слышно, и тут же покраснела, отводя, пряча свои смущенные карие глаза. После чего потихоньку начала подниматься. Что до меня… я словно громом пораженный… сидел и смотрел на нее. Сидел и ни о чем не думал. Просто не мог поверить. За то, что… согрел? Я? Эта девушка… не переставала удивлять. Удивлять тем, как сильно отличалась от других людей, с которыми мне прежде доводилось общаться. Неужели это, и правда, все из-за того, что она до сих пор не видела моего лица? Опустив пониже голову, скрывая румянец, стараясь сделать вид, что ничего и не произошло вовсе, мы оба все же вышли из пещеры. Вдохнули свежий, утренний воздух, пропитанный влагой, что оставил после себя ночной ливень. Расслабились. Со стороны востока, там, где заканчивался густой лес и начинался крутой обрыв, где виднелись лишь острые бесформенные скалы, показались еле заметные, яркие солнечные лучи. Это был рассвет. Рассвет, ознаменовавший собою новый день. Недолго думая, Люси обернулась. Посмотрела в ту самую сторону и растянула губы в улыбке, словно в ответ собственным мыслям. — Идем! — позвала за собой и тут же подскочила ко мне. — Хочу посмотреть. Схватила за руку и потащила в сторону тех самых скал, совершенно не обращая внимания на то, как отреагировали на ее необычную выходку. Я и оглянуться не успел толком, как затаил дыхание, вновь почувствовав это тепло в своей ладони. Тепло, что в который раз разлилось по телу, затрагивая все, что было внутри. Мы выбежали на обрыв и резко остановились у самого края. У меня не было слов. То, что увидели мы там, вдалеке… Это было… незабываемо… Дул неспешный прохладный ветерок. Не настолько сильный, чтобы сорвать капюшон, но непонятно от чего приятный на ощупь. Внизу раскинулся густой, непроходимый лес, покрытый еле заметной дымкой. Впереди виднелись зеленые, усыпанные всевозможными деревьями, кустарниками, травами горы с такими же серыми, еле видневшимися в некоторых местах скалами. А между ними горизонт, края которого уже начали желтеть. Краснеть. Розоветь. Остатки облаков, большая часть которых ушла в противоположном направлении, на запад, потемнели, посинели, а затем и вовсе обрели некий сиреневый оттенок. Словно пытались сохранить в себе остатки ночи. Пытались обманут лес и его обитателей, говоря: «Еще рано, спи». Да только звезды на небе будто начали тухнуть, прятаться за яркими, горячими лучами. А луна поблекла, передавая им свое место. Показался край солнца, и в воздухе повеяло чем-то сладким, приятным. Таким, что ни с чем нельзя было сравнить. Украдкой я опять взглянул на девушку. Ее восхищенный взгляд завораживал. Мягкие черты лица в утреннем свете приобрели некое… очарование, присущее лишь ей одной. А волосы… Те пряди, что были выпущены из длинной белокурой косы, теперь тихо развивались на ветру, то обрамляя лицо, то оставляя его на некоторое время в покое. Тонкая, изящная шея, худенькие плечи, бледная кожа. Она казалась такой хрупкой, такой беззащитной… — Правда, красиво? — вновь повернулась ко мне Люси, отпуская руку. Улыбнулась, будто всем своим видом стараясь показать мне что-то. Сказать. Я отступил. Не смог ответить. Не выдержал. Отвел взгляд и снова посмотрел в сторону горизонта. Вздохнул, глядя на то, как небо все больше и больше начинает окрашиваться во всевозможные яркие краски. После чего, словно чего-то страшась, проверил, хорошо ли капюшон закрывал мои волосы. — Нацу, — послышался ее тихий и спокойный голос, — Почему ты не снимешь его? Почему не показываешь своего лица? Это было ошибкой. Вот какие мысли тотчас возникли в голове, стоило ей лишь заметить мои сомнения. Заметить то, как задрожали руки. Я замер, чувствуя, как по спине… пробежалась цепкая стая мурашек. Стало вдруг… страшно. Страшно не только от того, что она все-таки задала мне этот вопрос. Но и от осознания кое-чего важного: вот уже несколько часов, с того самого момента, как сердце впервые за долгие пять лет сна на мгновение ожило, у меня начало получаться… различать собственные чувства. Получаться… понимать то, что происходит внутри меня. Мое тело… как будто начало просыпаться. Просыпаться от долгого, непробудного, пятилетнего сна. — Чего ты боишься? — вновь спросила девушка, наблюдая за тем, как в страхе, я ухватился руками за свой капюшон. — С ним что-то не так? Нет! Нельзя! Нельзя показывать ей! Нельзя показывать эти ужасные нечеловеческие волосы! Все испарится. Исчезнет. Ее улыбка, ее добрый взгляд, ее тепло! Все это вновь ускользнет от меня, превратиться в ужас, крики, ненависть и злобу. Превратиться в то, чего мне не суметь вынести, если и сейчас, даже она испугается и возненавидит. У меня не получится… вновь пережить подобное… — Откройся мне, прошу, — вдруг шагнула та ко мне навстречу и, протягивая руку, добавила: — Я доверилась тебе, Нацу. Потому что почувствовала твою доброту. Теперь и ты… доверься мне… Плавно, осторожно ее ладонь скользнула мимо рук, что удерживали капюшон, и также тихо, почти мимолетно подобралась ближе. Еще ближе. И еле уловимым, мягким движением дотронулась до моей щеки. — Люси… — вырвалось вдруг из меня, как только тоненькие прохладные пальчики будто обожгли кожу своим нежным прикосновением. — Не надо… — Эй, — прошептала она, осторожно прислоняя ко мне всю свою ладонь, — Я не боюсь тебя. Не бойся и ты меня… Время вокруг нас вновь нарушило свой мерный ход. Замедлилось, застыло, словно вновь пытаясь заставить меня запомнить. Запомнить каждое мгновение, проведенное с этой девушкой на обрыве скал. В свете начала нового дня. Страх, обуявший все внутри, вдруг словно куда-то делся. Испарился. Исчез. Будто его и не было вовсе. Ушел, оставив после себя нечто другое. Что-то, что буквально умоляло меня поверить ей. Закрыть глаза, глубоко вздохнуть, снова почуять это тепло. Чтобы затем… Другая ее ладонь накрыла мою. Она шагнула еще ближе. Приблизилась почти вплотную. Улыбнулась. Так мило, легко, чисто. Как никто и никогда до нее мне не улыбался. Дыхание стало сбивчивым, прерывистым. Оно будто содрогалось от того, что в скором времени могло произойти. Я оцепенел, чувствуя, как ноги стали превращаться в вату. Еле уловимым, плавным движением Люси… помогла мне… Помогла снять то единственное, что отделяло меня все эти долгие двадцать пять лет от мира… От леса, птиц, зверей, рыб, насекомых. От гор, рек, озер. А самое главное — от людей. Глаза, что сами собой опустились, спрятались, тотчас ослепило солнце. Уши, щеки, нос, губы, подбородок, даже шея почувствовала на себе утреннюю прохладу. А волосы… слились с ярким рассветным небом. Послышалось еле уловимое завывание ветерка. Послышалось то, как секунды замерли, покрываясь толстым слоем льда, засыпая. Давая мне почувствовать, как нечеловеческая кровь в жилах вдруг вскипела. Забурлила, говоря о том, что настал тот самый момент. Момент, который способен перевернуть всю жизнь с ног на голову. Момент, который решит мою судьбу. Скажет, кем мне суждено быть: демоном или человеком? Мгновение. Ее мягкие, гладкие, нежные ладони отпустили меня. Еле слышно охнув от увиденного, девушка тотчас прикрыла свой рот руками, так и не сумев отвести взгляда от моего лица. Я содрогнулся. И неуверенно поднял глаза, мысленно готовясь к самому худшему… — Ты, — дрожащим голосом еле слышно пролепетала она, даже и не заметив, как по розовым щекам покатились слезы, — Ты прекрасен, Нацу… — Что? — и в груди вдруг что-то резко дернулось, кольнуло, пытаясь выбраться наружу. — Я не… — Ты прекрасен, — вновь повторила та, с неподдельным восторгом рассматривая меня, — Ты… ты словно ангел, что спустился на эту землю утром. Твои волосы… они, как будто… Они же цвета самой зари! И тотчас указала на рассвет. Туда, где небо было ярким, чарующим. Говорящим лишь одно: «Проснись, пора вставать, ведь настал новый день». — Люси… — и рука сама собой потянулась к груди. — Я знала! Знала, что ты не такой, как все! Внутри вдруг что-то загудело. Зарычало. Задрожало от страха и боли. Ноги подкосились, еле держа меня на себе. Легкие будто резко оголодали, заставляя жадно глотать ртом воздух. Его было мало, мало настолько, что дышать приходилось все быстрее и быстрее. Сильнее и сильнее. Дабы избавиться от того, что засело где-то там, в месте, куда легла ладонь. Совсем рядом с проснувшимся… — Сердце, — кое-как смог выговорить я то, что вдруг ни с того ни с сего дало вновь о себе знать за столько лет существования, — Мое… сердце… Затрещали ребра, и в ушах зазвенел чей-то холодный, злой, не присущий ни одному живому существу в этом мире, рев. Тело свело судорогой, и до меня вдруг дошло, что это проклятие. Оно, словно червь, извивалось, пыталось спрятаться, выжить, остаться внутри. Обвивало собою всю мою душу, стараясь вновь усыпить ее, убить, уничтожить. Это было то самое проклятие, что когда-то давно оставил мне демон. — Нацу? Все хорошо? — девушка удивленно вскинула брови, а затем наоборот нахмурилась, прищурилась, пытаясь понять, что же могло случиться. Ее светлые волосы все также развивались на ветру. Развивались, напоминая волосы мамы. В глазах на мгновение потемнело. Не совладав с тем, как резко из груди вдруг что-то вырвалось, мгновенно оглушая истошным, замогильным воплем, колени ослабли, содрогнулись, роняя меня прямо ей под ноги. Удерживая одной рукой хоть какое-то оставшееся равновесие, уперев ее в землю, а другой яростно схватив самого себя за грудь, я вновь начал гулко дышать, будто пытаясь избавиться от остатков проклятия, что не выдержало света, исходящего от этой девушки. — Нацу! — она тут же опустилась на землю, схватила меня за плечи и попыталась посмотреть в глаза. — Что с тобой? Я что-то не то сказала? Волнение в ее голосе увеличилось, из взгляда окончательно исчез восторг. Она будто испугалась. Испугалась того, что увидела. — Бьется… — снова пробормотал я в ответ, все еще не веря в произошедшее буквально мгновение назад, — Оно бьется… Вновь прижал руку к груди. Опять проверил, все ли на самом деле так, как мне показалось. Удар. Еще удар. Еще и еще. Пробудившись от пятилетнего сна, сердце, словно заведенное, билось о стенки ребер. Быстро, сильно. Как будто хотело нагнать кого-то. Нагнать годы, что упустило. Проклятие ушло, и мне вдруг стало ясно: жизнь во мне потекла заново. Время мое снова пошло вперед. Девушка осторожно провела по моим волосам рукой. Спустилась чуть ниже, к щеке. Затем к подбородку. Мгновение и вот я уже смотрю в ее большие, ясные карие глаза. Глаза, в которых отразился мой еле заметный силуэт на фоне восходящего солнца. Силуэт сына Дьявола, которого она без толики сомнения, неуверенности или колебания назвала… ангелом. Назвала тем, кем не назвал бы меня никто и никогда. Даже я сам. Люси. Она… особенная? Похоже, что да. — Ну, конечно! — вдруг весело посмеялась мне в ответ, словно удивляясь такой, на первый взгляд, сущей глупости. — Оно и у меня бьется! Ведь мы оба живые! И мне ничего не оставалось, как только с облегчением выдохнуть ей в ответ. Выдохнуть и улыбнуться, в мыслях понимая, что… — А ты… и правда, свет, — не выдержал, все-таки произнес это вслух.Часть 8
Мы шли не по тропинке. Блуждали по лесу, гуляли и просто разговаривали. Мне не хотелось отпускать ее. Хотелось быть рядом настолько долго, насколько это было бы вообще возможно. Странное чувство. Непривычное. Возможно, потому что давно уже ничего не чувствовал, забыл, что это такое. А возможно, потому что она всего лишь за день приобрела для меня такое огромное значение, что… Особо, и слов таких-то нет, дабы суметь правильно описать, насколько Люси вдруг стала дорога мне за этот короткий период. Знаю, звучит довольно странно. И вряд ли бы люди смогли понять то, что я имею в виду, говоря об этом. Все же чем больше мы с ней общались, тем больше до меня доходило, что демон, живущий на окраине деревни — это не сказки и не предрассудки. Демоны и люди действительно отличаются друг от друга. То, что понятно им, никогда не понять мне, то, что понятно мне, никогда не понять им. И все же… Пусть Люси и была человеком, но все равно отличалась. Отличалась от всех, с кем я когда-либо виделся или общался. Она не боялась меня. Доверяла. И было даже не совсем понятно почему. Чем я мог заслужить подобное? Никто еще не был мне настолько близок. Разве что, кроме мамы. Люди в деревне считали меня злом. Да и мама постоянно об этом говорила. Твердила изо дня в день, насколько сильно ненавидит того, кто дал мне жизнь в ее чреве. Дал мне свою плоть и кровь. Что ж, не мне судить их за это. — Догадайся! — девушка весело подняла указательный палец вверх и прищурилась, в который раз уже рассматривая мое лицо. — Какой вкус у личинок и червей? Солнце было уже в зените. За прошедшее утро мы успели набрать еще немного трав, позавтракать рыбой, что наловили в речке, нарваться на парочку полозов, от которых затем Люси, словно ошпаренная, бегала по всему лесу, и даже найти немного ягод. Правда, недоспелых. А теперь вот просто ходили и… смеялись. Точнее, смеялась, чаще всего, она. Надо мной. И иногда не совсем было понятно почему. — Не знаю. Я никогда их не пробовал, — вновь отвел взгляд, стараясь не обращать внимания на то, как пристально на меня смотрели. С того самого момента, как забилось сердце в груди, во мне вдруг стало столько всего просыпаться! И в первую очередь, проснулось смущение. Ее внимательный взгляд, устремленный в мою сторону, слишком сильно смущал. Да. Точно. Странное чувство. Но понятнее больше всех остальных. Ведь еще никто и никогда не уделял мне столько внимания. Никто и никогда… не восхищался моей внешностью. Сколько себя помню, окружающие всегда говорили, что я страшен. Несуразен. Противен. Не похож на других. Мама, жители деревни — все. И смотря на свое отражения, я тоже думал так. Ненавидел глаза, скулы, нос, подбородок, губы, лоб, уши, каждый миллиметр на этом лице. Но тут вдруг появился человек, который просто перечеркнул все. Люси сравнила меня… с ангелом. — Вкус у них, как у курятины! — вновь улыбнулась та и подмигнула мне, после чего резко отвернулась и бодро зашагала вперед, сведя руки за спиной. Курятины?! Никогда бы не подумал. Стоп. А… — Откуда знаешь? — вдруг дошло до меня. — А чем, по-твоему, мне приходилось питаться в лесу все это время?! — она вдруг остановилась. Вновь прищурилась, пронзая еще одним пристальным взглядом. Усмехнулась. Словно для нее это было обычным делом… есть червей и личинок. — Фу… — я сморщился, мысленно вспоминая лекаря, который жил когда-то давно в деревне. Ведь он тоже не брезговал личинками, что пожирали трупы, которых тот выкапывал. Но ведь Люси не такая! Она в корне отличалась и от этого странного лекаря, и от всех остальных жителей деревни! — Склизкие, мерзкие, скользкие! А еще холодные и извиваются во рту, — захихикала та, наблюдая за тем, как мое лицо начало вдруг зеленеть от обуявших сознание противных, тошнотворных мыслей. — Но, если привыкнуть… Эй! Хватит на меня так смотреть! Попробуй без еды побродить несколько дней по лесу! Посмотрю потом на тебя! Ладони сами собой прикрыли рот, дабы рыба, что мы ели на завтрак, не вылезла обратно. Да уж. А ведь я и забыл, что людям необходимо что-то есть, дабы выжить. Будучи живым мертвецом целых пять лет, я даже и не замечал этого. Что не чувствовал голода. И ничего не ел. А зачем? Ведь мертвецам еда без надобности. Вот только теперь все по-другому. Теперь меня нельзя было назвать мертвецом. Ведь сердце мое снова билось. Благодаря девушке, которую мне посчастливилось случайно встретить в лесной глуши. — А как ты попала сюда? — в голове еще толком и не сформировался вопрос, а губы уже сами произнесли его вслух. И правда. Что вообще могла забыть такая особа в лесу? Почему вдруг потерялась? Может быть, путешествовала? Может, кого-то искала? Очень странно. Разве я всегда был таким любопытным? Или это все потому, что с ней было приятно общаться? — Я сбежала. — Сбежала?! — Да, — кивнула она, вновь продолжая идти вперед, — Сбежала от отца и жениха, которому он решил продать меня за приличную сумму. После чего зачем-то подпрыгнула и сорвала пару зеленых листьев с ветки дерева, мимо которого мы проходили в данный момент. Было бы довольно странно услышать другую версию. Например, то, как просто пошла в лес за грибами, ягодами и в итоге заблудилась. Здесь, и правда, должна была быть иная, более веская причина. И почему-то меня совсем это не удивило. Но зато внутри вдруг что-то неприятное, волнующее ни с того ни с сего заставило сердце вновь биться чаще. — Так ты помолвлена, — наверное, именно эта самая мысль меня вдруг и остановила. Заставила встать посреди деревьев и посмотреть на нее. Заставила понять, что… Услышать сейчас подтверждение моих выводов… совершенно не хотелось. Да только, ковыряясь в сорванном зеленом листе, зачем-то обрывая всю мякоть, что находилось между жилками, Люси лишь усмехнулась в ответ. — Нет, — отрицательно покачала вдруг головой и вновь посмотрела мне прямо в глаза, — Как только отец рассказал о том, что договорился о моем венчании, я тут же сбежала. Прихватила с собой немного еды, карту, чтобы не заблудиться, но, в итоге, все потеряла. А затем и сама потерялась. Стало вдруг смешно. Смешно не только от того, насколько глупо звучала эта история из ее уст, но и от того, насколько сильно она смогла облегчить мое собственное состояние и успокоить меня. Смешно настолько, что я попросту не смог удержаться и тихо прыснул со смеху, глядя на то, как ее красивое лицо вдруг перекосилось от возмущения. — Что? — развела она руками и поджала свои губы от недовольства. — Да! Я прекрасно знаю, как глупо это звучит! Отчего мне вдруг еще больше захотелось рассмеяться. Прямо в голос! Совершенно не обращая внимания на ее реакцию. Эта девушка… и правда, слишком особенная. Не похожая на других. В ушах зазвенел собственный смех. Заразительный, яркий, говорящий лишь об одном: с ней мне было еще и весело. — Просто для меня всегда были важны чувства. Я с самого детства мечтала венчаться с тем, кого полюблю. Как когда-то это сделали мама и папа, — обиженно пробубнила себе под нос, нахмурилась та, наблюдая за мной и слушая неуемную смешинку, что попала мне в рот ни с того ни с сего. Насупилась. Выпятила вперед нижнюю губу, делая вид маленького обиженного на что-то ребенка. От такого ее вида просто нельзя было скрыться, спрятаться, дабы он не смог взрастить внутри новые ростки умиления и восхищения этой странной особой. Просмеявшись, я почувствовал небывалое облегчение, которое затем сменилось очарованием. Она была… такой милой, невинной, что не улыбнуться ей в ответ просто не получалось. По любви, значит? Мечта? — Звучит красиво, — девушка тут же удивленно покосилась в мою сторону и покраснела. У меня просто не нашлось других слов. Кому как не мне понимать, что значит, мечтать о чем-то. Всем сердцем и всей душой чего-то страстно желать. Ясное дело, почему, в таком случае, она сбежала от своего отца. Ей, и правда, хотелось воплотить свою мечту в жизнь. Сделать ее реальностью. Доказать окружающим, что в этом мире все возможно, и судьбу свою мы вправе менять так, как нам захочется. Я всегда мечтал быть человеком и жить среди людей. Мечтал быть частью чего-то большего, чем есть сейчас. И чтобы добиться этого, изо дня в день старался что-то сделать. Надеялся и верил, что когда-нибудь этот момент настанет. Что когда-нибудь найдется кто-то, кто просто примет меня. Не испугается и не отвергнет, увидев то, что не способен пока еще понять. Да, я не совсем человек. Я сын одержимой, отцом которого стал сам Дьявол. И все же… В этом мы с ней были чем-то похожи. — А что же ты? — вдруг спросила она, вновь глядя мне прямо в глаза. — Я? — Ты ведь не просто травник из местной деревни, верно? — усмехнулась, заметив то, как быстро смогла загнать меня в ступор. — Ты особенный! Сердце дрогнуло. Если честно, не очень-то мне и хотелось сейчас говорить об этом. Все, что касалось меня и моей жизни, не очень радовало. И уж тем более не смогло бы порадовать ее. А огорчать Люси, видеть ее унылый или испуганный взгляд я не хотел. Было бы лучше, если бы все мое прошлое так и оставалось бы в прошлом. Ей незачем знать, что происходило когда-то. Ведь в таком случае… — С чего ты взяла? — вопрос возник сам по себе, совершенно не обращая внимания на то, что звучал в подобной ситуации достаточно глупо. — Хотя бы с того, что твои волосы неестественного цвета, — та в который раз бросила свой взгляд на мою нечеловеческую шевелюру и победоносно ухмыльнулась, в мыслях, наверняка, понимая, что попала в самую точку. — Ну… — отводя глаза в сторону, протянул я и прошел мимо нее, вперед, вновь возобновив, тем самым, наш с ней путь до деревни, — На это мне нечего ответить. Какой родился. Надо было как можно быстрее уйти от этого разговора. Не знаю почему. Наверное, просто нутро так подсказывало. Девушка оказалась не только любопытной. Она оказалась еще и наблюдательной. Догадливой. Хотя… о чем тут думать, если волосы, и правда, выглядели неправильно. Наверное, именно поэтому-то мои ноги вдруг так резко и прибавили шаг. Ускорились. Словно пытаясь уйти от ответа. Словно пытаясь убежать от того, от чего не могли. — Ладно, — послышался ее звонкий голос позади, после чего меня вдруг быстро перегнали, остановили, и более того, даже заставили на мгновение растеряться от выходки, которая тотчас за этим последовала, — А как насчет тех слов о том, что звери не похожи на людей? Она опять щурилась. Смотрела прямиком в глаза. Внимательно, пронзительно, не упуская ни единой детали. Будто пыталась, таким образом, найти ответ на свой вопрос самостоятельно. Будто пыталась разгадать все тайны без моей помощи. Вот только оказалась при этом настолько близко, что можно было почувствовать ее теплое дыхание на губах. Настолько близко, что собственное дыхание сперло от того, насколько сильно перестало хватать в легких заветного воздуха. Настолько близко, что в ответ захотелось вдруг… приблизится к ней еще сильнее. Дабы почувствовать больше. Ощутить больше. Увидеть и услышать. Странно все это. Ведь никогда прежде ничего подобного в моей жизни не происходило. Никогда прежде никто не подходил ко мне вплотную, так, как сделала это она. Без страха и без неприязни не смотрел и не хотел узнать больше от демона, живущего на окраине деревни. И мне тоже… впервые захотелось узнать, испытать нечто новое. А это значило, что с ней я мог открыть для себя то, чего раньше не знал. Идти вперед. Развиваться. Заниматься тем, о чем мечтал последние пять лет существования. — Но ведь, — неуверенно промямлил ей в ответ, стараясь не показывать того, насколько вдруг смущение вновь подперло горло, — Они, и правда, не похожи… — В каком смысле? Девушка не отходила. И даже не пыталась это сделать. Будто ей нравилось быть рядом. Будто ей нравилось… видеть растерянность в моих глазах. Сердце билось все сильнее. Отчетливее. Будто намекая, тем самым, что пора очнуться. Пора действительно выйти из пятилетнего сна. Почувствовать, как жизнь вновь начала бурлить в жилах. Почувствовать, как часы мои затикали в такт с чужими. Вот только в голове не было ни единой мысли, а взгляд мой был устремлен лишь на ее мягкие, розовые губы. Губы, к которым слишком уж сильно хотелось прикоснуться. Люси улыбнулась. И на мгновение стало вдруг легче. Послышались знакомые взмахи крыльев. На ветку стоящего рядом дерева села небольшая птичка. Села и тут же звонко чирикнула, словно здороваясь с нами. Этот звук мне был знаком. Давным-давно уже приходилось слышать однажды. Тогда. В тот самый день на берегу речки. Когда будучи еще ребенком, я познакомился кое с кем. Она была такой же. Точь-в-точь. Те же черные бусинки вместо глаз, та же светлая грудка. То же темное оперение. Она будто… прилетела из прошлого. Прилетела, как и обещала когда-то. Хватило лишь одного единственного взгляда. Хватило для того, чтобы в голове вдруг промелькнула мысль. Появилась идея. — Смотри… — прошептал и, не сводя с девушки глаз, осторожно взял за руку. Улыбнулся в ответ, понимая: вот оно. То самое. То, что способно стереть границы между демоном и человеком. То, что способно показать всем, каково это, быть сыном самого Дьявола. И рассказать. О том, что различия между нами не могут быть преградой. Отшагнул в сторону, замечая, как интерес в глазах ее тут же возрос. Появился азарт. Предвкушение. Внимательно следя за каждым моим движением, та обернулась к дереву и ветке, на которой сидела птичка. А я… лишь протянув свободную руку вверх, пытаясь добраться до той самой ветки, затаил дыхание. Дабы затем показать ей. Показать, чем именно звери не похожи на людей… Птичка вновь чирикнула. После чего, недолго думая, спрыгнула с ветки на палец, что я успел подставить. Взмахнула своими прекрасными крыльями. Уселась поудобнее и тотчас перевела свой взгляд на Люси. Присмотрелась, словно пытаясь понять, стоит ли опасаться ее. Стоит ли довериться также как доверилась мне. Девушка охнула. И ничего более не говоря, просто вновь прикрыла свой рот ладонями от восторга, что тотчас заискрился, заиграл в глазах. Бережно, осторожно подведя свою руку к ней, я еле слышно выдохнул. В который раз убедился, что оказался прав. Она… особенная. Птичка сидела на моем пальце и ничего не боялась. Не шевелилась, не пыталась улететь. Вот что это значило. Вот чем звери отличались от людей. Они видели то, что человек увидеть не мог. Они чувствовали то, чего человек не способен был почувствовать. Они… не боялись меня. Также как не боялись и Люси…Часть 9
Мы швырялись в сумке. Пытались уложить травы, что собрали на поляне, более ровно, так, чтобы они не могли испортиться. Знаю, надо было бы сделать это еще утром. Или вообще вчера. Да только день сегодняшний оказался слишком насыщенным. Слишком необычным, отличающимся от всех предыдущих. Забыл. А вспомнил лишь тогда, когда оказались на подступах к деревне. А ведь мы даже и не заметили, как солнце начало клониться к горизонту. Настолько были увлечены всевозможными разговорами. Настолько были увлечены… друг другом. Вечер, да и ночь тоже обещала быть, как всегда, пасмурной и прохладной. На небе вновь скапливались привычные глазу тучи. Отчего за красивым, живописным закатом нам вряд ли бы удалось понаблюдать. Да и где здесь? Кругом деревья. Наверное, люди в деревне уже начали потихоньку шептаться, мол, демон вновь постарался с непогодой. Скалиться, злиться, вспоминая обо мне и моей маме. Ведь они уже привыкли к этому. Привыкли к тому, что нечистый насылает на них проклятия. Ничего удивительного. Все так, как и должно быть. Сын Дьявола способен лишь творить зло. Сын Дьявола способен лишь уничтожать. Искоренять все лучшее, что есть на земле. Ничего не поделаешь. Ведь не все могли видеть во мне того, кого видела Люси. И мне не за что винить их. Не за что осуждать. Ведь я, и правда, выродок существа, которому нет места в этом мире. — Что это за трава? — держа в руке небольшой, перевязанной тонкой веревочкой пучок, вдруг спросила девушка. — Для чего она служит? После чего осторожно поднесла его к носу. Понюхала. Присмотрелась внимательнее. Словно, действительно, была заинтересована. На мгновение я остановился, переводя взгляд с сумки в ее сторону. Заметил на той самой траве листья в форме полукруга, небольшой пушок и желтоватый оттенок у оснований. Подобная ей, кажется, описывалась в одной из рукописей лекаря, который жил когда-то в деревне. Да только от того, что грамоте меня никто не обучал, мне так и не удалось за эти долгие годы узнать хотя бы ее название. Как, собственно, и многих других ингредиентов. Но разве это так важно? — У меня нет для нее имени, — шагнул ближе, наблюдая за тем, как лицо Люси вновь вытянулось от удивления. Да. Для человека это звучало довольно странно. Ведь люди издавна привыкли давать имена всему, что видят, слышат и чувствуют. Дабы запомнить, запечатлеть это в памяти. Придать форму своим воспоминаниям, привязаться к ним и дорожить ими. И ничего плохого в этом нет. Наоборот, меня это всегда восхищало. Я был травником, но при этом не знал большинства названий того, чем пользовался для создания лекарств. Глупо, сказал бы тот, кто занимается тем же. Но ведь демон может быть исключением из правил, верно? Память меня пока еще не подводила. И все составляющие снадобий на запах, вкус и вид были давно уже разложены по полочкам где-то там, в ней. Тут уж ничего нельзя поделать. По определенным признакам у меня всегда получалось без труда различать их все. И за столько лет практики, я еще ни разу не ошибался. Девушка потупила свой взгляд, еле заметно хмурясь. Словно не могла поверить в это. Словно думала, что невозможно обойтись без названий. И тот, кто не знает, чем пользуется при создании снадобий, не более чем обычный глупец. — Но если ее высушить на солнце вместе вот с этими ростками, — тут же начал вновь копаться в сумке в поисках подходящего пучка, дабы показать, успокоить и даже, возможно, опровергнуть то, что могло возникнуть в ее мыслях, — Перетереть в порошок, добавить лепестки вот этих мелких цветков, — показал еще один пучок, из которого торчали маленькие, аккуратные, полураскрытые бутоны, — А затем поставить настаивать две недели в какое-нибудь темное и холодное место, то настойка из них станет замечательным средством от бессонницы. На мгновение остановился, пытаясь понять, смог ли переубедить ее своей речью. Да только тонкие, светлые брови поднялись еще чуть выше, и Люси вдруг весело улыбнулась, всем своим видом показывая, что ни капельки, ни на доли секунды не сомневалась во мне все это время. Не сомневалась в том, насколько я уверен в своих силах и навыках. Усмехнулась, в мыслях будто дивясь подобным познаниям. Наклонила немного голову на бок, и на глаза мне вдруг попалась небольшая прядь золотистых волос, что тотчас сползла ей прямо на брови, закрывая собою взор. Недолго думая, та дунула на нее, пытаясь избавиться и вернуть на свое законное место. Получилось не очень удачно. Поэтому на второй такой попытке ей пришлось задействовать свободную руку и убрать доставучую прядь за ухо. Чтобы не мешала в будущем. И наблюдать за этим было так мило… очаровательно. — А если еще и вот эти листья добавить, а после подогреть на огне, то получится сильнодействующее снотворное, — закончил я свой рассказ, заметив, как та самая улыбка стала более загадочной. Чарующей. С неким подтекстом, о котором знать могла лишь сама хозяйка. Внутри вновь заиграло смущение. Взгляд ее был завораживающим, манящим. Таким, каким никто и никогда не смог бы правильно описать, передать на словах, запечатлеть его в памяти, в стихах, песнях, балладах. Таким, каким мог быть только у нее одной. Странное чувство. Непривычное. Но такое приятное, неповторимое, живое. Оно словно росло внутри, где-то там, рядом с сердцем, расцветало, тянулось к солнцу, пытаясь вытянуть из тени и меня самого. Из тени страхов, неуверенности. Из тени обид и страданий. Оно было… прекрасным, неповторимым, замечательным. Почему? Наверное, потому что тем самым солнцем стала для меня девушка, чье имя означает свет. — И для кого же ты делаешь это снотворное? — прищурилась она, как будто выискивая подвох в моих словах. Мы вновь неспешно шли куда-то вперед. Шли и просто разговаривали. Под ногами шуршала листва, на пути то и дело попадались тонкие полувысохшие ветви от совсем еще молоденьких деревьев. Можно сказать, их ростков. Листья густых папоротников, всевозможные коряги, полусгнившие пни и даже муравейники. Все это было дарами того самого леса. Леса, что поредел после того, как люди в деревне стали слишком зависеть от его богатств. А возможно, и после того, как появился демон в этих краях. Знать это никому не дано. — Для стариков, у которых есть проблемы со сном, — улыбнулся я ей в ответ, после чего добавил: — Чтобы заснуть на всю ночь, такой настойки необходимо выпить буквально пару глотков. А если использовать отвар, то хватит и нескольких капель, чтобы… Замер, остановившись на полуслове. Застыл, стоило лишь на мгновение вдруг переключить свое внимание на то, куда шли все это время. Небо начинало потихоньку темнеть. Солнце спускалось все ниже, пряталось за горизонтом, окрашивая его вновь во всевозможные краски. Да только красоты этой нам увидеть было уже не суждено. Тучи сгущались, неспешно плывя вслед за нами. Обгоняя нас, улетая вперед, к деревне. Серые, бесформенные, грозящие новым потоком холодных слез. Ветер стал жестче, порывистее. Стал раскачивать над головами пушистые макушки деревьев. Погода вновь говорила со мной. Говорила о том, чего стоит бояться. Вот только понять ее слова мне было не дано. Как и не дано предвидеть очередную непогоду. — Нацу? В чем дело? — удивилась девушка, наблюдая за тем, как с лица моего начала сползать улыбка. Но я так и не ответил на ее вопрос. Просто не смог. А все потому, что вдруг почувствовал, как боль, что зародилась в груди, разлилась по всему телу. Боль от того, насколько сильно обуяли сейчас мысли всевозможные воспоминания. Воспоминания о жизни демона, живущего на самом отшибе. Живущего с матерью, которая когда-то давно согласилась стать женою самого Дьявола. Лес закончился. И мы стояли на огромной, открытой поляне, среди трав и холмов. А внизу виднелись дома. Дома, в окнах которых уже начали потихоньку загораться огни. Виднелись огороды, где трудились с утра до ночи старшие дети, пастбища, по которым гулял скот, и поля, откуда вот уже в скором времени должны были вернуться крестьяне. — О! Мы пришли? Это твоя деревня? — проследив за моим взглядом, Люси и сама поняла причину, по которой вдруг так резко и быстро могло поменяться мое настроение, — Погоди, зачем ты надеваешь капюшон? Но руки уже сами сделали свое дело. Скрыв лицо от посторонних глаз, выстроив новую стену между собой и этим миром, я лишь глубоко и устало вздохнул, не зная, с чего начать свой рассказ. Не зная, нужно ли вообще его начинать. Это должно было случиться. Ведь все хорошее когда-нибудь заканчивается. И ничего с этим нельзя поделать. Просто так оно устроено. Душа загудела, завыла. Этот замечательный, не похожий на другие день подходил к концу. И в любую минуту, в любую секунду все чувства, все тепло, что довелось испытать совсем недавно, могли превратиться в воспоминание. Сладкое, манящее. Но грустное и недосягаемое. Превратиться в сон, наваждение, грезы, что возникли в голове от обуявшего сердце одиночества. Почему? — Что-то не так? — Люси отступила, нахмурилась, пытаясь успокоить тревогу, что возникла от слишком долгого молчания. Мне не хотелось пугать ее. Не хотелось говорить о том, что было в прошлом. О том, какие события привели всех нас к сегодняшнему дню. И по чьей вине, возможно, происходящее сегодня было страшным и опасным. Опасным, в первую очередь, для нее самой. Стоя здесь, у входа в лес, я вдруг понял. Понял кое-что очень важное. Когда-то давно, на рассвете, в день, когда поспела первая вишня, священник сказал: «Его нужно уничтожить». Когда-то давно, на рассвете, в день, когда тот самый священник ушел из мира живых, в людях проснулся страх. Страх перед тем, что было новым, неизведанным. Страх перед тем, чего понять они были пока еще не в силах. И одно мне сейчас известно наверняка: никто в деревне ни в коем случае, никогда не должен был узнать, что эту девушку привел сюда я. Что эта девушка… была знакома с сыном Дьявола. Каким образом? Мне необходимо отпустить ее. Оставить, забыть. Скрыться и больше никогда не показываться ей на глаза. — Мой дом находится не в деревне. Он вон там, — тихо, неуверенно произнес, указывая на самую окраину. Туда, куда любой живущий в здешних местах боялся пойти из-за проклятья, что нависло над этим местом. Туда, где и началась вся история. Мое обещание было почти выполнено. Оставалось лишь помочь ей найти кров на первое время. А после… нужно исчезнуть. Исчезнуть из ее жизни. Люси обернулась, до сих пор недоверчиво и хмуро косясь в мою сторону. Присмотрелась, еще больше сводя свои тонкие, светлые брови. — Там?! — словно удивилась, глядя на то, что осталось от когда-то прекрасного деревянного дома. — Эта маленькая, погоревшая хижина?! Я еле заметно кивнул ей в ответ. А после сделал пару шагов вперед, давая, тем самым, понять, что путь наш почти окончен. Та вновь вдруг окинула жилище взглядом и посерьезнела, словно о чем-то догадавшись. Словно поняв и без слов, намеков то, что до нее пытались донести. И затем неуверенно шагнула вслед. Шагнула для того, чтобы ответить. Сказать. Показать всю свою решимость следовать за мной и дальше. В полном молчании, не произнося более ни единого звука, мы плавно спустились с холма, где начинался лес, и отправились в сторону хижины. К тому самому дому, окна которого были давным-давно заколочены. Крыша, стены и двери которого оказались покрытыми толстым слоем сажи от старого пожара. В саду которого с каждым днем все больше увядала дряхлая, измученная годами вишня. Вишня, ознаменовавшая когда-то давно день моего рождения. Вместо привычной зеленой травы под ногами вскоре оказалась сырая, промерзлая земля. Грязь. Лужи. Чернота, говорящая лишь об одном: это место не для тех, кто хочет жить долго и счастливо. Это место для тех, кто готов посвятить свою жизнь лишь мукам и страданиям. Было тихо. Слишком тихо. Ворона, что сидела на краю покошенного, ветхого забора, молчала, кутаясь в свои черные перья. Прячась от прохладного, порывистого ветра. Смотрела на нас внимательно, пронзительно. Оценивая своим угольным взором. Приглядываясь. Будто думала о том, можно ли пускать незнакомцев в свое логово. Ступив на территорию дома, я тут же помедлил. Остановился, оборачиваясь к девушке, что все это время находилась рядом. Здесь все было не таким, каким должно было быть. Здесь не росли, погибали любые растения, что мне доводилось сажать, дабы заранее облегчить поиск хотя бы некоторых ингредиентов. Здесь погибала любая живность, будь то самая захудалая крыса в подполье или паук, что рискнул попытаться развесить свои сети. Уже давно здесь обитала… сама смерть. Одно только присутствие в этом месте начинало угнетать. Пугать своей тьмою. — Ты можешь снять комнату в одной из таверн, что находятся в центре, — произнес, наблюдая за тем, как ее брови вновь почему-то начали спускаться к переносице, — У меня есть немного денег. На первое время тебе должно их хватить. Знаю, звучало странно. Но делал я это лишь ради ее безопасности. Страх этих людей невозможно укротить. Невозможно усмирить или уменьшить. Они слишком долго боялись. Они слишком долго привыкали к ужасу, что витал над их домами целых двадцать пять лет. Ненависть и злоба — единственное, что могли подарить мне жители этой деревни. Мне и человеку, который не побоялся, принял того, кто не похож на других. Недовольно окинув меня своим взглядом, та вдруг отступила. Еще больше нахмурилась, глядя на то, куда именно ее привели. Прищурилась, словно пытаясь что-то понять. Выяснить. Найти ответ на возникший давным-давно вопрос. И решить для себя. — Я никуда не пойду, — тут же возмущенно ответила мне, заставив, тем самым, снова на мгновение растеряться. В глубине души мне и самому хотелось услышать подобное. Ее большие, ясные карие глаза, ее длинные белокурые локоны, маленькие, аккуратные, розовые губы… Ее смех, ее улыбка, ее свет… Все это было теперь моей частью. Расставаться с которой не хотелось. Очень не хотелось. — Люси, пойми, ты… — вновь попытался осуществить задуманное. — Нет! Почему? Почему, даже попав в подобное место, она все еще не отступала? Не соглашалась быть такой же, как все люди? Продолжала верить в то, что демон, стоящий напротив, похож на ангела. Почему она… так сильно доверяла мне? Почему она… оказалась такой особенной? Девушка, что стояла сейчас передо мной, девушка, к которой всего лишь за день я так сильно смог привязаться, не сдавалась. Просто не хотела сдаваться. Оттого и было тяжело. Очень тяжело. В груди уже потихоньку начала образовываться привычная пустота. Такая же, какой была в тот самый день, когда меня покинула мама. Сердце металось, билось в агонии, умоляя не делать этого. Умоляя рискнуть. Да только общение наше могло погубить ее. Могло подвергнуть опасности. А выбирать между разбитым сердцем и ее жизнью… — Люси! — Не смей просить меня об этом! — сжимая пальцы в кулаки, та вдруг с нескрываемым раздражением повысила свой голос, — Что это за ужасное место? Почему ты так странно ведешь себя? Зачем вновь надел этот дурацкий капюшон? Я останусь здесь, пока ты мне все не объяснишь! Слышишь? И тут же топнула, будто не просто настаивая на своем, а… ставя перед фактом глупого, ничего не понимающего мальчишку. Я опешил. Что значило все это? Что значил этот балаган, цирк, представление? Наверное, то самое. То, что она, и правда, разговаривала с глупым мальчишкой… — Ладно, — тихо произнес в ответ, прекрасно понимая, что ничем хорошим это не могло кончиться, — Расскажу. Но прежде, дай мне кое-что сделать. И вновь покосился в сторону проклятого дома. Ворона, что сидела на заборе, тотчас пронзительно каркнула, будто выказывая свое недовольство. Будто выгоняя нас, говоря о том, что здесь таким не место. Ничего не поделаешь. Люси, действительно, слишком выделялась на фоне подобной разрухи. Казалась единственным живым островком. — Это быстро, — добавил, словно пытаясь заранее себя оправдать, — Договорились? — Договорились… — неохотно кивнула она мне в ответ, все еще хмуря свои брови. — Жди здесь. Мы переглянулись в последний раз. Оставив девушку у входа, я тут же развернулся. Прошел мимо той самой вороны. Отправился прямиком внутрь дома. Как назло, мне, и правда, нужно было кое-что сделать. Забрать деньги, что хранил там, оставить травы, что набрали в лесу. Дабы затем все равно осуществить задуманное. Отправить ее в деревню, к людям. Туда, где и было ее место с самого начала. А перед этим… поведать историю о зле, живущем на окраинах. Открыть тайну, о которой больше всего хотелось сейчас забыть. Забыть потому, что сердце вновь забилось. Приезд инквизитора в эти места был неслучайным. Он стал для меня предлогом. Предлогом, дабы уйти. Исчезнуть с ее глаз и больше никогда не появляться. Порог. Полуразвалившаяся за долгие годы веранда. На глаза попались те самые ступеньки, по которым когда-то давно волокли меня трое неизвестных, стараясь задушить веревкой. Дверь, которую выломали, пытаясь забросить мое мертвое тело в огонь и сжечь вместе с матерью. Затем темнота, запах серы, что до сих пор, даже спустя столько лет, оставался внутри. Скрипучий пол. Черные стены. Я прошел внутрь. Медленно, осторожно. Словно пытаясь, тем самым, вновь не разбудить то зло, что спало здесь долгие годы, пропитав собою каждый угол, каждую трещину, каждый гвоздь. Затаил дыхание. Впереди была мамина спальня. Именно там проходила почти вся моя жизнь. Именно там она и осталась. Стоило лишь подойти к двери, стоило лишь почувствовать, вдохнуть в себя запах, исходящий из нее… Стоило увидеть, услышать, как тьма разливается по полу, как наполняет собою деревянные стены, как добирается даже до потолка, усыпляя его, заковывая в холод и боль… Стоило вспомнить, как в ненависти и злобе искажалось ее лицо во время очередного приступа… Стало вдруг страшно. Тихо. Необычно тихо. Настолько, что от этой пронзительной, спокойной, замогильной тишины зазвенело в ушах. Настолько, что нутро вдруг подсказало мне: не ходи туда. Не надо. Не двигайся с места. Сделай шаг назад. Другой, третий. Выйди, спустись по лестнице, схвати за руку свое солнце и вернись в лес. В пещеру. Туда, где оно впервые подарило тебе тепло. Туда, где впервые за пять лет существования твое сердце дрогнуло. Но разве я мог? Откинув прочь возникшее ни с того ни с сего настолько давящее, гнетущее ощущение, шагнул вперед. Тихонько толкнул ладонью старую дверь. Послышался противный, раздавшийся на весь дом скрип таких же старых, поржавевших креплений. Сколько помню себя, в комнате всегда было темно. Свет сюда почти не проникал. Потому что маме он не нравился. Раздражал глаза, привыкшие видеть перед собою лишь черноту видений, что показывал ей демон. Пахло все той же старостью. Пахло все той же смертью. Впереди виднелась ее кровать. Там она проводила больше всего времени при жизни. Отдыхала, спала, ела, лечилась и даже переживала очередные приступы, прося заранее привязать свои руки и ноги к ножкам, дабы нечисть, что просыпалась и овладевала телом, не смогла вырваться на свободу. Там она и покинула этот мир. Помедлив еще немного, я вздохнул поглубже, отбросил в сторону все сомнения, воспоминания, и все-таки вошел внутрь… — Вяжи его! Громкий, резкий мужской голос окатил своей волною, тотчас заставив на миг растеряться, и в мгновение ока на меня набросились со всех сторон. Их было четверо. Высокие, широкие, с перекаченными руками, квадратными мордами и злобными ухмылками на усыпанных шрамами лицах. Я и опомниться не успел, как первый мощный удар пришелся прямо по челюсти. Второй — по печени. Третий — носом о чье-то массивное колено. Вот почему было так тихо. Вот о чем предупреждала погода. Вот на что намекало нутро. Кто-то был здесь все это время. Кто-то ждал со мною встречи. Кое-как удержавшись на своих двоих, я все-таки смог отмахнуться, врезав кулаком прямиком в чье-то горло. Прорубив его почти насквозь. Бедолага, что попался в тот момент на пути, пошатнулся. Упал, начав откашливаться, хрипеть, задыхаясь от нехватки воздуха. В то время как еще одного настигла другая моя рука. Послышался хруст. Разрыв тканей. Истошный крик, говорящий об адских муках. Он тотчас повалился на пол и завопил, придерживая ногу в том месте, откуда торчали края сломанной кости. Хлынула кровь. Ему не выжить, если вовремя не заняться раной. Вот почему мне не хотелось ни с кем драться. У меня до сих пор не получалось… контролировать свою силу… Словно мстя за товарищей, третий тотчас со всей имеющейся дури въехал мне в ребра. Четвертый — по тыльной стороне колен. Дождался, пока окончательно ни потеряю равновесие, после чего схватил за капюшон и с силой дернул вниз, к своим ногам. Оказавшись беззащитным на полу, я тут же откатился, избегая очередной атаки. Попытался снова встать. Да только вовремя они сориентировались. Вовремя поняли, что надо делать. Подлетев со спины, некто громоздкий, тяжелый тотчас пнул меня в поясницу. Я вновь упал. Ударился лбом. А когда очухался, понял, что нужно бежать, не мешкать, выбираться отсюда, нога этого верзилы уже покоилась на моем затылке. В то время как его сообщник решил напоследок подарить еще пару ударов по печени. В считанные секунды руки быстро схватили, завели за спину и связали. Связали длинной, крепкой цепью. А накидку и вовсе сорвали, чтобы не мешалась. Их миссия была завершена. Они… поймали того, кого хотели. — Сделано, — вновь послышался мужской голос. Дернувшись в последний раз, я замер. Замер от того, что в противоположном углу комнаты показалась чья-то тень. Присмотрелся. Эта тень медленно встала со стула, окинула меня надменным взглядом, после чего вальяжно прошлась по комнате, останавливаясь рядом со стареньким столом. Послышались характерные для розжига звуки, и спустя мгновение в чьих-то руках появился свет от зажженной свечи. Это был мужчина средних лет или старше. Почти полностью седой. Ухоженный, невозмутимый. С холодными, словно лед, глазами. В странной, но на вид богатой одежде. На шее его висел большой, угловатый золотой крест. А на лице его было лишь презрение. — Так вот, значит, каков он, — произнес тот, шагнув в мою сторону ближе, — Волк среди овец. На голову надавили сильнее, и я почувствовал, как от сломанной челюсти начали откалываться зубы. Сердце билось, вырывалось наружу. Боль от ударов, от сломанных ребер, перекрылась вскипевшей в жилах кровью. Стало трудно дышать. Трудно видеть и слышать. А еще труднее поверить в то, что тот, с кем так хотелось избежать мне встречи, все же нашел меня. — А ты хорош, — усмехнулся мужчина, мельком оглядываясь на людей, что попались совсем недавно мне под руку, — Смог избавиться от целых двух опытных наемников. Лучших в своем ремесле. Народ в деревне говорил правду, да? В тебе, действительно, живет нечистый. Ты еретик, заключивший договор с жителем преисподней. Иначе, как такой мальчишка смог бы лишь с пары ударов забрать у них жизнь? Снова дернулся. На мгновение перевел взгляд на трупы, лежащие неподалеку. Мне не хотелось верить. Не хотелось признавать. Кто-то снова пострадал. Снова мучился. Кто-то снова погиб, сражаясь с демоном, живущем на окраине деревни. Это неправильно, нечестно. Почему эти люди должны расплачиваться за то, что у меня не получается контролировать силу? Почему эти кулаки не могут бить слабее? Бить также как бьет обычный человек? — Что нам с ним делать? И вновь мою голову вжали в пол. Вновь почувствовался знакомый привкус крови во рту. Люси… Она все еще находилась во дворе. Она все еще ждала меня. — Для начала волоките в деревню. Пусть посмотрят на своего, так называемого, Дьявола, — мужчина в последний раз глянул в мою сторону, одарил очередным насмешливым взглядом, после чего отступил, давая волю своим подручным. Не надо было приводить ее сюда. Это опасно. И с самого начала мне было это известно. Но наплевав на то, о чем постоянно твердило нутро, предостерегало, я не послушался. И вот он результат. Нет! Этого нельзя допускать! Если ее заметят, то посчитают сообщницей! Как только меня попытались поднять, я тут же резко дернулся. Вырвался из хватки, пытаясь разорвать цепи на руках. Успел отпихнуть одного из них плечом. Да только был тотчас пойман снова. Опрокинут и пригвожден к полу. Двое громил быстро зажали меня своим весом, старательно пресекая любые попытки снова двинуться. Ей грозила опасность. Как только выйдем. Что делать? Крикнуть, чтобы бежала? Поймают. Нет. Надо сделать вид, что не знаю ее… — А ты упрямый, еретик, — прищурился их главарь, недовольно хмуря свои густые поседевшие брови. — Но не волнуйся, вскоре… Да только не успел он договорить. Потому что в коридоре вдруг послышались чьи-то шаги. А вместе с ними… недовольный женский писк… Я затаил дыхание. Вздрогнул от того, что понял по услышанному. Шаги были тяжелыми, словно кто-то крупный неспешна плыл по старому полу, прогибая под собой ветхие, скрипучие доски. Шаркал огромными и массивными сапогами. Переставлял каждую ногу и при этом гулко дышал от тяжести собственного веса. Через мгновение в комнату зашел широкий, пузатый, страшный на вид мужчина. На голове у него торчал пучок редких волос, кожа лоснилась от пота и жира. Маленькие черные глазки злобно щурились от темноты, оглядывая всех присутствующих. Одежда его тоже показалась мне странной, непривычно для этих бедных мест. Весь в золоте и мехах, но походил больше на украшенного драгоценностями борова, что по каким-то причинам превратился из зверя в человека. — Смотрите, кто ошивался неподалеку, — произнес тот, вытягивая из-за спины беззащитную и маленькую на его фоне фигурку. Кольнуло сердце. Застыло, покрылось ледяной коркой время, в который раз играя с моим воображением. На мгновение вдруг показалось, что это всего лишь сон. Наваждение. То, чего на самом деле не должно было случиться. То, о чем мне следовало позаботиться, избежать. Просчитать заранее, чтобы девушка, которую сейчас крепко держали в тисках, ухватившись своей огромной лапой за длинную белокурую косу, не была тут. Чтобы не знала об этом. Никогда не видела и не слышала того, что произошло здесь, в комнате, в которой двадцать лет обитало зло. В комнате, в которой появился на свет демон, живущий на окраине деревни. В комнате, где покинула этот мир моя мама. Здесь. Куда я самолично привел ее, на секунду лишь поверив в то, что сегодняшний день не такой, как остальные. Что сегодняшний день… особенный. — Пусти! — прошипела Люси, с возмущением сверля его своим ненавистным взором. — Мне больно! И дернулась, пытаясь высвободиться из стальной хватки. Да только не помогло ей это. Лишь сильнее он сжал в руке ее прекрасные волосы. — Нацу… — бедняжка посмотрела в мою сторону так жалобно, будто умоляя сделать что-нибудь. Но я промолчал. Ведь если бы откликнулся, дернулся в ответ, попытался вновь встать, дабы спасти, то все присутствующие здесь тотчас бы догадались, что мы знакомы. Пусть лучше не знают. Пусть лучше подумают, что она лишь слишком любопытная крестьянка, которая забрела туда, куда забредать не следовало. Вот только… Стоило ей увидеть кого-то… стоило встретиться с ним глазами… — Долго тебя искать не пришлось, милая, — спокойно произнес тот самый мужчина, что совсем недавно так надменно смотрел в мою сторону. — Ну, как? Хорошо прогулялась? — Отец… — и на ее прекрасном лице тотчас промелькнула тень ужаса, страха. Люси замерла, застыла, видя перед собой кого-то опасного, страшного. Кого-то, кого боялась все это время. А я… я лишь понял одно… Девушка, что спустя всего лишь один единственный день стала дорога мне больше жизни… оказалась дочерью инквизитора, пришедшего в эту деревню за моей головой.