Раскаяния достаточно

      Он оказался прав: Ферст Эйд, вернувшись, пылал энергией. Праул поставил какие-то немыслимые сроки, скорректировал требования к вирусу с учетом военной ситуации, и Ферст Эйд собирался следовать новому плану.       Такие вспышки энтузиазма всегда заканчивались дезактивами. И, явно окрыленный новой идеей, которая – как водится – не реализовалась с первого раза, Ферст Эйд не спускал взгляда с очередной партии подопытных. У Фармы не было и шанса спасти хотя бы одного, да и сам он требовался теперь Ферст Эйду круглосуточно. Маленький эксперимент хирурга остался без внимания – шефу было не до того, пока его собственные задумки требовавали немедленной реализации.       Поспешно скорректированная им формула привела к двенадцати дезактивам скопом. Очевидно, Праул пообещал новую поставку объектов и велел не скупиться.       Теперь Фарме и Амбулону нужно было вытащить и внести в реестр Дельфи двенадцать искалеченных ти-когов. Обычно Фарма делал это один, но, оживленный и деятельный, Ферст Эйд так подгонял его, что в этот раз пришлось заручиться помощью.       Они работали молча, тишину нарушали только звуки пилы, врезающейся в металл. Пахло сгоревшими цепями, и Фарма отрубил датчики восприятия, надеясь побыстрее закончить. Тарн сказал, когда-нибудь он найдет способ прекратить это? Фарма не верил.       Амбулон запечатал очередную шестерню, развалившуюся на части, в контейнер и замер, положив на него руки. Заметив, что он остановился, Фарма адресовал ему вопросительный взгляд поверх серого корпуса, который разделывал сам.       – Устал?       Работа была не тяжелой, просто муторной. Да и документы, которые Ферст Эйд требовал заполнять по каждому объекту, крали немало времени.       – Нет. Просто… мне иногда кажется, что я не на их месте только потому, что Ферст Эйду меня подарил Спрингер, – пробормотал Амбулон.       Подарил? Фарма открыто рассматривал коллегу, окруженного дезактивами бывших соратников. Одно из обстоятельств его перехода на сторону автоботов всплыло вдруг, между делом. Наверное, все эти дезактивы давили и на Амбулона тоже, раз уж он не был мехом с глухой к чужим страданиям искрой, и сейчас – почему-то именно сейчас – он не выдержал и проговорился.       Возможно, раньше Фарма унял бы любопытство, оставив неуместную искренность висеть в воздухе, постепенно тая и становясь историей, поскольку не желал встречных личных вопросов: о том, что такой блестящий хирург, как он, забыл в этой дыре. И отчасти потому, что Амбулон наверняка хотел бы замять вырвавшуюся откровенность. Сейчас он насторожился и даже вентилировать стал тише. Раньше – да, Фарма не стал бы продолжать разговор. Но после знакомства с ДЖД…       «Все зависит от обстоятельств», – так сказал Тарн. Знал ли он что-то об Амбулоне и потому не хотел вовлекать его в их заговор? Или наоборот, как и Фарма, не имел представления, а потому сомневался?       – Ты знаком с врекерами? – спросил Фарма ровно и громко, давая Амбулону понять, что не хочет упускать нить разговора.       Амбулон усмехнулся, склоняясь над дезактивом неоправданно низко. Теперь Фарма видел только край клейма на его фейсплейте.       – Я… был их трофеем. Это скучная история, Фарма. Только Ферст Эйд находит ее захватывающей, и то потому, что… течет от одного упоминания о Спрингере.       Язвительность Амбулона была обоснованной. Ферст Эйд и правда был одержим врекерскими историями, зачитывался байками Физитрона, и наверняка все, что касалось лидера разрушительного отряда, было для него особенно интересным.       Но что Амбулон имел отношение к врекерам, Фарма не подозревал.       – Мы никуда не торопимся, – он обвел рукой платформы. – Она наверняка не более скучная, чем все это.       Амбулон нервно выдохнул воздух, видимо, выбирая между тем, чтобы огрызнуться, и тем, чтобы ответить. Наконец он подошел к новому корпусу и заговорил, не отрываясь от работы, зарываясь в детали лежащего перед ним десептикона. Тот застыл в промежуточной форме, умер в момент трансформации, как и многие здесь, и это осложняло задачу.       – Ты видел мою медицинскую карту и знаешь: я из гештальт-проекта Мегатрона. Он создавал нас – ну, не он лично, но его продолжатели, – чтобы мы комбинировались. Составляли единое целое, меха, способного дать отпор автоботам. По правде сказать, с этим десептиконам не везло. После Девастатора – ни одного удачного проекта. Так что мы были частью эксперимента, обреченного на провал, и, пожалуй, понимали это. Но, знаешь, Фарма… идеи влияют на умы. Нам казалось, что стать чем-то большим ради победы – не так уж плохо.       Амбулон на мгновение отвлекся, чтобы зафиксировать что-то в документах. Фарма стоял с трансформированной рукой, занесенной, но так и не опущенной, и удивлялся ровному тону. Идеи влияют на умы… отголоска ностальгии в голосе Амбулона не слышалось. Его ум, очевидно, уже был чист от заманчивых идей светлого равенства и братства.       – Гардиан и десять кликов продержаться не мог. Чтобы уменьшить напряжение, нас всех сделали… ну, практически моноформерами. Кроме как в детали Гардиана мы трансформироваться не способны, а без комбинирования и это бессмысленно, – Амбулон хмыкнул. Детали дезактива не поддавались, ему пришлось взять ломик, чтобы проложить себе дорогу к шестерне. – Все равно ничего не вышло. Эксперимент свернули, а наш отряд отправили охранять станцию на границе с нейтральными территориями. Воевать-то мы могли, а за время эксперимента стали слаженной командой.       Что ж, пока что отношение десептиконов к своим солдатам мало чем отличалось от автоботского. Ты – единица, которая может держать оружие. Сражайся, пока жив.       – Мы прослужили там несколько лет почти без стычек. А потом на нашу станцию налетели врекеры, – впервые голос Амбулона дрогнул. Но, хотел он или нет делиться пережитым, остановиться уже явно не мог. – Не знаю, Фарма, что… что ты о них знаешь. Ты, вроде, воевал на передовой? В любом случае, они… они – неостановимое разрушение. Они нашу оборону прорвали в считанные клики. Я… я в жизни такого не видел. Все произошло быстро и… чрезвычайно жестоко. Мои братья пытались сражаться, но меня парализовало страхом. Я в жизни так не боялся, – повторил Амбулон.       Несмотря на то что он старательно прятал фейсплейт, боясь выдать эмоции, связанные с воспоминанием о штурме, признался он в своем страхе так невозмутимо, что Фарме стало не по себе.       – Врекеры убили всех, кроме меня и Драйвера. Нашего командира, – Амбулон усмехнулся. – Головы нашего несостоявшегося гештальта. Его – потому что он смог оставить пару вмятин на честплейте Капа. Вроде как… в награду за отчаянное сражение. Или в качестве мести. Умереть в бою лучше, чем попасть к автоботам в плен, правда? – он похлопал рукой по серому корпусу перед собой, прежде чем погрузить ее в образовавшуюся дыру.       Фарма слышал в его голосе боль, но боялся хоть чем-то выразить сочувствие. Он слушает с позиции сильного. Теперь приходилось напоминать себе об этом.       – А тебя за что?       – Я… – Амбулон замолк на мгновение. – Думаю, им было весело. Я валялся у них в ногах и умолял не убивать меня. У меня будто проц отказал. Я больше всего боялся, что… Я видел, как они разорвали Споттера на части. Он был еще жив, когда Вирл отрезал от его корпуса голову. А Файрпруфу выжигали искру медленно, Броадсайд держал, а Кап… Наша станция даже не была для них важной целью, они случайно засекли ее и решили размяться. Развлечься. Я думаю, у них было хорошее настроение после успешной атаки, вот и все. Они хотели растянуть удовольствие и поэтому взяли двоих пленников.       Чтобы поиздеваться над жертвами позже. Нескольких врекеров Фарма и правда знал лично, не Спрингера и не Вирла, но того же Капа. Персептора. Этого уже хватало, чтобы представить, что ждало Амбулона и его командира в плену.       – Слабо верится, что ты заслужил наш знак мольбами о пощаде, – Фарма очень старался, чтобы голос был ровным.       – Нет, – перекрашенная рука Амбулона дрогнула, едва не выронив извлеченный ти-ког. – Я заслужил его убийством.       Повисшую паузу Фарма не стал нарушать, давая Амбулону собраться с мыслями. Почему-то ему всегда казалось, что тип вроде Амбулона просто не мог быть затянут в эпицентр событий. Что он выбрался с какой-нибудь заштатной планетки, в той же глуши попал в плен и оттуда выкарабкался в автоботы. Но отряд Спрингера… врекеры сами по себе были эпицентром войны. Они приносили ее с собой в любой уголок галактики. Амбулону наверняка пришлось пережить нечто намного ужаснее неизобретательных провинциальных пыток.       Клеймо бросилось в оптику особенно отчетливо, когда Амбулон повернулся к хирургу. «Заслужил знак», так Фарма ему сказал? Ха. Даже звучало издевательски.       – Мы оказались на их корабле. Врекерам было скучно бить нас, мы… были слабее. Я вообще медик, и хотя в моей прошивке есть боевые протоколы, из меня не такая уж стойкая игрушка. Поэтому спустя… не знаю, сколько времени… как только мы надоели, они стравили нас друг с другом. Спрингер пообещал, что отпустит выжившего. Я в это не верил, да и Драйвер тоже. Но мы были… мы так устали. У нас не было выбора. Мы пообещали, что убьем друг друга, – Амбулон развел руками. – Это… сам знаешь, это не так просто. Оружие у нас отобрали, встроенного огнестрельного – просто не было… а если ты забивал когда-нибудь меха кулаками, Фарма, ты знаешь, как это нелегко.       Сам – не забивал, но видел не раз измятые дезактивы. Фарма отрешенно кивнул, не осмеливаясь сказать ничего вслух.       – В последний миг, – пальцы Амбулона сжались, с ти-кога посыпалась красноватая крошка, – Драйвер не ударил. Я… я пробил ему камеру. А он не подставил резак. И… может, он верил, что оставляет мне жизнь, – пробормотал он негромко, втягивая голову в плечи. – Или просто серво подвели. Я не знаю, почему он не выполнил уговор, и уже никогда не узнаю.       – Но ты остался жив, – заметил Фарма сдавленно.       Ведь это было главным? Амбулон неопределенно мотнул головой, окончательно погружаясь в воспоминания.       – Спрингер так смеялся. Сказал, что в жизни не видел десептиконского медика, который своими руками затушил бы искру. Я был тогда так растерян, что даже не попытался закончить все сам… думаю, хватило бы просто кинуться с кулаками на любого из зрителей, и дыра в голове все бы решила, – он горько усмехнулся. – Я просто… не смог.       И Фарма не мог его судить.       – Мне кажется, – продолжил Амбулон неожиданно бодрее и потянулся за контейнером, – Спрингер не убил меня, только чтобы я пожил с этим. С дезактивом командира на руках. А потом… я стал их живым трофеем. Игрушкой. Они выжгли мне клеймо и сделали знак… я сам сделал. Из части камеры искры Драйвера.       «Игрушкой», – повторил про себя Фарма. Слово прозвучало обыденно.       – Пару лет я летал с ними, можно сказать, галактику повидал, – он тряхнул головой. – Даже бывал на вылазках пару раз, только… только не расспрашивай. Ферст Эйд у меня с этими расспросами в верхнем шлюзе сидит. Я не лечил никого из них, так, прибирался, если нужно было…       Как здесь. Как сейчас.       – А потом однажды Спрингер выволок меня с базы и оттащил на Кимию. И там вручил Ферст Эйду. Вроде… как забавный подарок. Сказал: «Может, тебе пригодится».       Ферст Эйд, должно быть, был в восторге. Можно сказать, что Амбулону невероятно повезло. Надоевшая игрушка могла пойти на свалку, на опыты Персептору; в конце концов, кого заботят судьбы экс-конов? А Ферст Эйду Амбулон и правда… «пригодился».       – Значит, это не было осознанным выбором? – спросил Фарма вслух и замер. Вообще-то ему не хотелось акцентировать внимание на этом, но – вырвалось.       – Было, конечно, – возразил Амбулон бесцветно. – Я мог убить себя. Или попробовать сбежать. Но я уцепился за шанс и остался с ними, а потом – здесь. Я давно не пленник. К этому быстро привыкаешь.       Фарма попытался представить себя на его месте, и, к собственной досаде, это оказалось очень легко. Что хуже – быть игрушкой безумного экспериментатора, который пусть и извращенно, но все же заботится о твоей целостности, или попасться врекерам, уцелеть среди которых – уже испытание? Что бы ни пережил Амбулон в плену, это был жестокий шанс, за который наверняка приходилось бороться постоянно.       Но если Фарма не хочет вызвать подозрений, нельзя заканчивать разговор вот так. Выражать сочувствие – нельзя. И уж тем более автобот не скажет бывшему кону, что понимает его.       – Наказываешь себя за смерть командира? Не думаю, что ты виноват, – размеренно произнес Фарма, сворачивая пилу и берясь за скальпель. Потянет на язвительную насмешку. Должно потянуть.       – Тебе так хочется, чтобы я оказался предателем? – прищурился Амбулон, переходя в атаку. После приступа откровения это было для него важно, и Фарма не подумал обижаться. Такой тип поведения был ему слишком хорошо знаком. – Неверным знаку автоботов? Нет. Это моя жизнь. Я с ней смирился,– отрезал он.       Фарма фыркнул. Ладно… ладно. Он сам смирился, так что… что Тарн сказал бы об этих обстоятельствах?       – А, Амбулон наконец-то дорвался, – с порога радостно заявил Ферст Эйд. Фарма резко обернулся, встречая взгляд его визора. Настроение у шефа явно было на подъеме. – Рассказал тебе трогательную историю своей жизни?       Фарма удивленно округлил оптику.       – Какую версию ты услышал? – Ферст Эйд прошел мимо и обрушил руки на плечи Амбулона, тот скривился, отворачиваясь. Он был на голову выше начальника Дельфи, что отчего-то не мешало сейчас казаться меньше. Как будто от внимания внезапно вошедшего Ферст Эйда он инстинктивно сжался. – Как его обманом вынудили сдать станцию, пообещав гештальту жизнь? Или как его заставили драться с Драйвером насмерть? Это моя любимая, кстати.       – Я… Амбулон? – неуверенно переспросил Фарма.       – Ха! Ты ему поверил? Никогда не верь этому парню, – рассмеялся Ферст Эйд, похлопывая Амбулона по плечу и как бы между прочим сдирая фиолетовую краску. – Он предал своих, едва врекеры замаячили на подходе. Подделал данные, отключил защиту базы, впустил их. Они такую резню там устроили, – в голосе отчетливо слышалось восхищение. – А вот командира своего правда убил. Безжалостно. Лишь бы сохранить себе жизнь. Да, Амбулон? У Физитрона есть отличный кусок про тебя. «Зажатый в угол десептиконский командир, вцепившись обеими руками в оружие, целился Спрингеру в голову. Терять ему было нечего, и он мечтал забрать с собой хотя бы одного врекера, – процитировал Ферст Эйд тоном, нагнетавшим волнение. – Спрингер ухмылялся, медленно приближаясь, и серво кона вздрагивали с каждым его шагом, потому что он понимал: так приближается неотвратимая смерть, а смерть не боится выстрела в фейсплейт. "Помоги мне", – прошептал Драйвер тихо, обращаясь к медику, стоявшему рядом. Тот сжимал два бластера и смотрел на Спрингера молча, с обреченным восхищением. Врекеры только что перебили весь экипаж станции, пронеслись по ней испепеляющим вихрем. Спрингер поймал взгляд медика на долю наноклика и будто бы потерял к нему интерес. "Ты в искру, я в голову, – продолжил Драйвер дрожащим голосом, выстраивая свой тщетный план, – мы успеем убить его, Амбулон. Мы сможем". Медик коротко и подбадривающе улыбнулся в ответ, поднял оружие, но едва Драйвер приказал открыть огонь, отвел бластер в сторону и выстрелил ему в шлем, – Ферст Эйд приподнял палец и изобразил воображаемый «пух» у виска Амбулона. Тот дернул головой. – Удивленная оптика Драйвера треснула от вспыхнувшего в мозговом модуле короткого возгорания, а Амбулон из второго бластера всадил максимальный заряд в честплейт командира, выжигая десептиконский символ вместе со слабой искрой. А потом бросил оба оружия к ногам Спрингера».       Сияние визора Ферст Эйда было нездорово возбужденным. Тому, что он знает хроники Физитрона наизусть, Фарма не удивился, а вот сам рассказ окончательно сбил его с толку.       – Ну, да, – поджал губы Амбулон, резко расправляя плечи, сбрасывая черные руки Ферст Эйда. Голос дрожал от... злости? Было похоже на злость. – Физитрон-то лучше меня знает, что произошло на самом деле! Он ведь там, в отличие от меня, был.       Он бросил прямой, нервный взгляд на Фарму, ударил контейнером с шестерней о платформу и стремительно вышел.       – Забавный кон, – глядя ему вслед, обратился Ферст Эйд к растерянному хирургу. – Спрингер, когда отдавал его мне, сказал, что слишком от него устал. Врекеры таких не очень любят, им по душе прямота, очевидная жестокость. А мне нравится.       Фарма неуверенно кивнул.       Казалось, Амбулон был оскорблен и огорчен. Это сбивало с толку, и кому верить, Фарма сомневался. Ферст Эйд, разумеется, был уверен в непогрешимости Физитрона, но на самом деле…       Фарма прекрасно знал, как легко исказить правду.       – Он сказал, ты тут убил кого-то, – все так же весело продолжил Ферст Эйд.       Нервно сжав скальпель в руке, Фарма встрепенулся. Он даже ответить смог не сразу. Вопрос как будто ударил его в центральный энергоузел, и потребовалось время, чтобы восстановиться.       – Я проверял одну теорию, – наконец нашелся он, – и она больше связана с исправлением трансформационных цепей, чем с их поломкой.       Не было смысла выдумывать. Если Ферст Эйд заглянул в список, который Фарма дал Амбулону, он и так догадался, что напрямую с исследованиями в Дельфи эксперимент Фармы связан не был. Но не будет же он осуждать хирурга, которого сам недавно хвалил за то, что тот наконец «пришел в себя». И кто откажется от заманчивого шанса использовать официальное снабжение для своих целей? Да еще и так смело, под носом одного из клонов Праула.       – Ладно. Я не против, развлекайся, пока нам это не мешает, – милостиво откликнулся Ферст Эйд. – Прости, что спугнул твоего помощника. Сейчас пну его обратно. Пусть не прикидывается неженкой…       Он ушел. Амбулон вернулся через несколько кликов, мрачный и подавленный, и Фарма так не решился задавать вопросы.       Все зависит от обстоятельств.       Все.