Hold both your hands

i. Им около восьмидесяти, один их них в инвалидной коляске, а другой – не помнит имён. Один из них вывозит другого в сад и садится на скамейке рядом. Они наслаждаются легким ветерком и звуком стрёкота цикад. Если только было бы не так душно, а в прочем. А потом один из них всё забывает, моргает, словно только проснулся от глубокого сна, открывает рот, чтобы спросить что я здесь делаю? оглядывается и видит друга, что смотрит на него с волнением. Он улыбается беззубой улыбкой. Он забывает спросить что я здесь делаю? и вместо этого спрашивает имя своего друга. Он повторяет имя про себя, но забывает его в следующую минуту. ii. Им чуть больше семидесяти, и они впервые держатся за руки на публике. iii. Им по шестьдесят, и они гуляют с их первым внуком – Хёнсоком. Ему только три года, и он не умеет писать. Он берет палку и пытается написать их имена на песке. Один из них спрашивает, что Хёнсок пишет, ведь он просто водит палкой по песку и прикидывается, что это слова. Хёнсок говорит деда, а потом хмурит бровки и спрашивает почему у вас двоих одинаковые имена? Оба дедушки смеются и один из них произносит дорогой, ты же знаешь, как плохо у меня с именами, напомни еще раз, как тебя зовут? «Дорогой» смеется еще больше, хватается за спину, и тянет ‘дорогой’ я предполагаю. Дорогой, у меня ноги болят, думаю, нам нужно присесть. И их внук хмурится еще больше и спрашивает деда, ты и меня зовешь ‘дорогой’, почему у всех нас троих одинаковые имена? Дорогие просто смеются и берут Хёнсока за руки по разные стороны. iv. Им около пятидесяти, когда они чувствуют небывалую гордость за свою дочь. Она выпускается из университета и выглядит такой счастливой в своей выпускной мантии; её рука на талии её парня, а рука парня обвивается вокруг её плеча. Они позируют для фото, и их лица светятся от счастья. Они коротко целуются как раз под очередной щелчок камеры. Её отцы стоят у доски с надписью с праздником, выпускники! Они наблюдают за своей дочерью и чувствуют то же счастье, что и она. Им кажется, нельзя быть более гордыми своей дочкой. Им кажется, нельзя быть более гордыми собой за воспитание такой воспитанной, красивой, умной и доброй особы в одной личности. Они обмениваются взглядами, понимая, что их мысли совпадают, и невесомо касаются кончиков пальцев друг друга. «Папа» убирает пальцы и делает вид, что у него зачесалось за ухом. «Дядя» ухмыляется, кладет на все, и нежно поправляет седеющую челку «папы», что упала на глаза. «Папа» не в силах даже шокироваться или занервничать, его слишком переполняет радость. Педики. «Дядя» вспыхивает от гнева и отдергивает руку, словно кожа «папы» горит. Он зло смотрит на родителя какого-то другого студента, и этот родитель вызывающе смотрит в ответ, на его лице отвратительная ухмылка. Снимите долбаную комнату, сложно что ли? выплёвывает он. Отъебись. Кричит их малышка, проталкиваясь сквозь толпу к ним. И она со свирепеем в глазах пялится на этого родителя. Ей больно за своих родителей. Она знает, что им сверхчеловечески больно, знает, что они привыкли к такому отношению, но она не станет это терпеть, нет, ни за что. Почему бы тебе не найти яму и похоронить себя в ней? шипит она. Другой родитель закипает от злости – он никогда раньше не встречал кого-то столь грубого. Мужчина хочет влепить ей пощёчину, он замахивается для пощечины, но «дядя» перехватывает его запястье прежде, чем он успевает нанести удар. Мы сами займемся дисциплиной, если вы не возражаете холодно произносит «папа». А потом их дочь берет в каждую свою руку по одной руке своих пап и просто утаскивает их из холла. Её парень, Юиджон, идет следом, но он вовсе не пристыжен, по факту, он кажется счастливее и чертовски гордым своей девушкой. Она оборачивается к «дяде» и заявляет я больше не хочу называть тебя ‘дядя’, я хочу называть тебя ‘отец’, а тебя я буду называть, она поворачивается к «папе», папой. И тебе следует поступать так же, милый. Она кидает требовательный взгляд на своего парня позади них. Он улыбается ей, а в его глазах плещется безграничная любовь и уважение. «Отец» узнает этот взгляд, поэтому вкладывает руку своей дочери в протянутую руку Юиджона. Оба отца наблюдают, как их дочь покрепче сжимает руку своего любимого. Они обмениваются взглядами, понимая, что никогда не будут более горды ею. v. Им чуть за сорок, и они спят держась за руки, даже перед что-то там щебечущим телевизором. Их дочь-подросток чувствует вину, накрывая их пледом прежде чем сбежать из дому на свидание к своему парню. vi. Им по тридцать с хвостиком, и впервые их дочь, Хёнэ, бежит к ним на руки и плачет из-за хулигана. Она тычет пальчиком на детскую площадку и ноет Юиджон сказал, что вы двое странные, я его не понимаю! Они не знают, как дальше общаться с Юиджоном или его родителями. Их вынудили извиниться за ничто. И не таким способом они хотели сообщить своей дочери, что они не «нормальные» в глазах общества. Они попытались объяснить ей это, но она не понимала и продолжала вертеть головой и бубнить Юиджон идиот, идиот, идиот. Ненавижу его. Они решили, кто будет «дядей» еще десять лет назад. На следующий день они взяли друг друга за руки, в качестве поддержки, и перед школой сказали ей с этого дня тебе придется называть папочку «дядей», ладно? vii. Им в районе двадцати, и они впервые встречаются спустя четыре года. Ухён притворяется, что не помнит имени Сонгю и тычет Дону в бок, спрашивая кто это сидит у бара? потому что Дону знает всех, кто приходит в этот гей-бар… Всех, кроме рыжеволосого милашки у бара, по всей видимости. Ухён смеется, сообщая ему, что собирается подойти к этому милашке и перекинуться парой слов, на что Дону лишь отстранённо кивает, ведь всё его внимание украл другой рыжик. Ухён кладет руку Сонгю на плечо и улыбается, когда тот подпрыгивает и мгновенно уклоняется от касания младшего. Сколько? спрашивает Ухён, играя бровями. Сонгю смотрит со злостью, потом на его лице проскальзывает узнавание и шок, а потом он начинает улыбаться приятному сюрпризу, но потом смущение искажает его яркую улыбку. Он заикается я... я не… Я знаю. Смеется Ухён и целует, не ожидая, что старший ответит со всей страстью, что держал в себе все четыре года. Он целует, словно губы Ухёна – источник воды, который он искал часами блуждая по пустыне; он целует, словно был лишен самой любимой вещи во всем мире; он целует, словно никогда раньше не целовался, потому что он небрежен и немного кусается. Ухёну приходится отстранится, но Сонгю, кажется, магнитом притягивает к его губам. Его глаза прикрыты, а милый румянец на щеках заметен даже в клубном освещении. Его руки свободно болтаются вокруг плеч Ухёна. Ему стыдно за столь очевидное желание в глазах, поэтому он отводит взгляд. Извини, бормочет Сонгю, но Ухён не понимает, за что. Он целует его снова, и в этот раз он делает поцелуй медленным и томным. Он делает так, что от этого поцелуя у Сонгю пробегают мурашки. Он хочет, чтобы от этого поцелуя Сонгю прогнулся в спине. И он заставляет Сонгю потерять голову. Одна рука Сонгю сжимает приятную ткань рубашки Ухёна, а другая – ладонь младшего. Ухён крепче перехватывает его руку, посасывая язык старшего, и, когда они отстраняются, он мягко целует Сонгю в припухшие губы. Они едут к Ухёну и трахаются в первый раз, и во второй, и третий. Они засыпают, держа друг друга за руки. Они просыпаются и снова трахаются, потому что потратили четыре года на прятки от друг друга, на чувство стыда за друг друга, так что они не могут позволить себе тратить ни минуты. А потом Сонгю спрашивает кто будет дядей, если наш ребёнок спросит? Он просто шутит, но Ухён смотрит ему прямо в глаза и на полном серьезе отвечает ты, я слишком красив, чтобы меня называли ‘дядя’, гадость какая. viii. Они подростки. Сонгю по-быстрому делает Ухёну минет в раздевалке, а после Ухён пытается всунуть ему в руки деньги. С лица Сонгю полностью исчезает ухмылка, он мнёт купюры и швыряет их в лицо младшему. Он с силой отталкивает его от себя и убегает. Ухён вздыхает, чешет затылок и бубнит «ёбаный педик» себе под нос. Они подростки. Этой же ночью Ухён пробирается в спальню Сонгю и забирается к нему под одеяло. Сонгю включает ночник, но Ухён шипит на него и выключает его. Их поглощает темнота, так что Ухён может притворится, будто не видит блеск влажных дорожек на щеках Сонгю, когда опускает руку за резинку пижамных штанов старшего. Когда бёдра Сонгю становятся влажными и липкими, он опускается на колени перед кроватью, Ухён же садится на её край, и в голове проносится мысль «наверное, его ноги болят» и он заставляет себя проглотить «Сонгю» на кончике языка, ведь он не должен помнить его имени. Они подростки. Поэтому Сонгю, напротив, не сдерживает себя выстанывая «Ухён». Рука Сонгю на бедре Ухёна, рука второго – там же. Их пальцы едва касаются друг друга. Но каждый сжимает свою ладонь в кулак. -fin-