Everything but the justice

*** ...она покидает его квартиру, оставляя после себя лишь странное ощущение тревоги и недосказанности. Людям свойственно иногда сожалеть о содеянном – Гиноза это прекрасно понимает, потому что ему самому доводилось испытывать подобное. Инспекторам труднее, чем кому-то другому – помимо заботы о чистом психопаспорте и присмотре за исполнителями, нужно не терять своих качеств и боевого духа. Это он тоже понимает не хуже – потому что сам прошел через это. Он прошел, прочувствовал, хоть и все закончилось совершенно не так, как хотелось бы. Но в Аоянаги он верит, думая, что она окажется намного успешнее, чем он. Во всяком случае, ошибок Когами и его собственных она не повторяет. Кажется, не повторяет... Что-то определенно не так. Что-то засело глубоко в сознании, мешая расслабиться или же наоборот, сконцентрироваться на работе. Какое-то мерзкое и неприятное, не дающее покоя, ощущение, значение и смысл которого исполнитель не может понять. Пока что не может. Гиноза долго смотрит в одну точку, прежде чем посмотреть на часы и, сделав последний глоток алкоголя, начать собираться на работу. *** ...напряжение не стихает, а только усиливается. Они приезжают на место преступления, Цунемори приходит в бешенство из-за сотворившегося хаоса, а Нобучика, кажется, начинает понимать причину своего беспокойства. Он изо всех сил старается отбросить нехорошие мысли и занять их более оптимистичными, но на данный момент это еще бессмысленнее, чем кажется. "Не покидай меня. Ни в коем случае не повторяй их судьбу. Даже не думай..." Он влетает в здание первым, не обращая внимания на крики инспекторов. Пол практически залит кровью, и Гиноза морщится, когда она неприятно хлюпает под ногами. В воздухе тоже пахнет кровью – а она отдает смертью и отчаянием. Гиноза смотрит по сторонам, собираясь окликнуть ее. Но так и застывает в нелепом положении, не успев даже открыть рот. Разглядывает он ее всего лишь несколько секунд, прежде чем кинуться на помощь. Хватает лишь пары мгновений - и мозг разрывается от чересчур двойственных эмоций. Подобное сложно понять и сложно подавить – особенно, когда нет времени даже на осознание того, как уходят эти горько-сладкие секунды. Она сидит на полу и сжимает в руке Доминатор. Риса выглядит беззащитно и жалко, но от одного взгляда ее безумных и злых глаз кровь стынет в жилах. Второе пугает его намного больше, чем первое – и не потому, что Гиноза никогда не видел ее такой. А потому, что он начинает чувствовать то же самое - злость и растерянность одновременно. Его пальто накрывает ее плечи, и сейчас Гиноза совершенно не беспокоится о том, что оно испачкается. Аоянаги сильно трясет, у нее учащенное сердцебиение и ледяные руки. Он ощущает это, когда прикасается к ней и осторожно прижимает к себе - единственный способ, который приходит в голову, чтобы хоть немного ее успокоить. Риса хочет вырваться из объятий и оттолкнуть его. Хочет повернуть время вспять и спасти тех невиновных людей, которых она не смогла защитить. Хочет пристрелить всех, кто замешан в этом отвратительном деле, а если понадобится – задушить собственными руками. Но вместо этого она только монотонно шепчет что-то неразборчивое, вцепившись пальцами в пиджак Гинозы. У нее больше не остается сил даже на то, чтобы кричать и начинать спорить с ним. *** ...просыпается она уже в больнице. Яркий свет режет глаза, голова раскалывается, а тело не слушается. Она с трудом переводит взгляд в сторону и замечает рядом Суго Теппея – своего подчиненного, который тут же обращается к ней. – С возвращением, Аоянаги-сан. Как Вы себя чувствуете? Исполнитель улыбается, но получается у него не настолько радостно и искренне, как хотелось бы. Скорее, слишком уж поддельно и грустно. – Сойдет, – она тоже пытается улыбнуться в ответ, но у нее это выходит еще хуже, чем у исполнителя. – Суго-кун, вы... точно больше никого не смогли спасти? Теппей переменяется на лице и несколько секунд внимательно смотрит на нее. Тяжело вздыхает и отводит взгляд; так, будто это он виноват в сложившейся ситуации. "Размышляет, как помягче сказать", – думает Риса, прикрывая глаза. – Нет. Но спасены Вы, и... Содержание того, что он будет говорить ей дальше, она уже приблизительно знает. Знает, что все подчиненные уважают ее и ценят, как руководителя, а наблюдатели из других отделов – как хорошего друга. Знает, какие надежды на нее возлагает директор Касей и какую огромную ответственность она несет, все эти десять лет работая в Бюро. Знает, что работа – это все, что у нее осталось. А еще Аоянаги знает, что теперь она больше не инспектор. *** ...в "психоотстойнике", как прохождение терапии за глаза называют исполнители, невыносимо однообразно. Через пару дней, когда механический голос уже начинает раздражать, Аоянаги старается заглушать его своим собственным. Размышлениями вслух, разговорами с самой собой и даже пением – лишь бы хоть на секунду забыть, где она находится. Вечерний визит Акане Цунемори кажется маленьким спасением. – Вы просили меня докладывать о том, что происходит в Бюро и как продвигается расследование... – Да, спасибо. Я слушаю. Несмотря на свое состояние, Риса не собиралась упускать ни одного важного проишествия. Гиноза и Когами, несомненно, вспомнили бы ее привычку следить за всеми делами других инспекторов и исполнителей. – ...во втором и в третьем отделах практически никого не осталось, – всплывает реплика старшего инспектора где-то на фоне нехороших мыслей Аоянаги. Впервые за весь разговор она поднимает встревоженный взгляд на уставшую и бледную Акане, а та поспешно продолжает. – Но из первого отдела никто не пострадал. Сжавшееся на мгновенье сердце расслабляется, но душе нисколько не легче. Если не сказать – хуже. – Инспектор Цунемори, – хриплым голосом отзывается Риса. – Я знаю, что Вы будете не согласны и мне необходимо проходить терапию, но в Бюро, судя по всему, недостаточно сотрудников... Ей кажется, что она собирается просить слишком многого, но изменить свое решение эта мысль не помогает. Да и зачем, если Цунемори и так уже обо всем догадывается. – Пожалуйста, помогите мне получить возможность вернуться к расследованию в ближайшие три дня. *** ...привычная тишина нарушается звонком в дверь. Дверь отъезжает в сторону, и он встречается с ней взглядом – Аоянаги стоит, облокотившись на дверной косяк, потому что еле держится на ногах. Вид у нее уставший и слегка потрепанный, но она старается улыбаться ему так, чтобы это не выглядело грустно или наигранно. Правда, судя по его взгляду, старания делать вид, что у нее хорошее настроение, не особо успешны. – У тебя что-то случилось? – спрашивает Гиноза, осматривая ее с ног до головы. "И вот снова, как в прошлый раз. Специально издеваешься, спрашивая у меня подобное, что ли?" – Проходи, в любом случае... Риса не успевает сделать и шага, как буквально валится с ног и утыкается носом в плечо Гинозы. Стоит в таком положении еще с минуту, прежде чем виновато-устало поднять на него глаза. – Гиноза-кун, я просто... по пути вспомнила, что в прошлый раз мы не закончили с... твоим ликером. Бывший инспектор пытается стать прямо, но вместо этого только повисает на шее у Нобучики еще беспомощнее. – Не думаю, что заканчивать с этим прямо сейчас – хорошая идея, – отвечает исполнитель, глядя на ее состояние. – Ты хоть приблизительно знаешь, который час? Какой еще ликер, если ты уже даже на ногах не стоишь? Тебе бы домой. Проспаться. – Не хочу домой, – отрицательно бормочет она, игнорируя оба вопроса. – Там одиноко и пусто. "Действительно, одиноко и пусто. А еще тоскливо, до тошноты спокойно, поговорить можно разве что с самим собой, да и домом это назвать язык порой не поворачивается", – мысленно продолжает Гиноза и хмурится. – Хорошо. Но больше никакого алкоголя на сегодня. *** ...у нее в руках Доминатор, а на устах играет грустная полуулыбка. И лишь когда оружие переходит в летальный режим, она вздрагивает и зачем-то закрывает глаза. На нее больно смотреть – по крайней мере, так думает Гиноза. Ей не нужно было так быстро выходить на работу – так думает уже не только он, но Аоянаги вряд ли бы послушала кого-то. Тем более зная, какой беспредел сейчас творится в Бюро Общественной Безопасности. "То, что делало меня инспектором, уже разбито и уничтожено. Когда я успела провиниться и перед кем?" Риса говорит подобное изо дня в день, а если не говорит – Нобучика всегда читает это по ее глазам. Она во всем винит только себя, и Гинозу это злит. – Послушай, это уже сродни закона. Любой инспектор становится исполнителем, а любой исполнитель – или умирает, когда жизнь еще впереди, или проживает столько, сколько может. Никчемную жизнь, но даже такую ее жаль. Неужели тебе действительно кажется, что нужно было уйти валяться в психушке? Или ты думаешь, что проще было бы умереть, ведь так? Выкинь эту дурь из головы. Кто-то должен выполнять эту работу, Аоянаги. Кто-то, но не кто угодно – потому что не каждый способен. Должно же в тебе остаться хоть немного твоего дурацкого зашкаливающего самомнения. Ему становится неловко перед ней, ведь он никогда не отчитывал ее раньше, тем более в такой форме. А Риса не может сдержать улыбку – и на этот раз она даже не выглядит такой грустной, как раньше. – А мне казалось, что настолько резок ты бываешь только с инспектором Цунемори. Все-таки ты всегда по-своему заботился о людях. Гиноза отмахивается и отводит взгляд. *** ...в следующий раз они разговаривают в конце недели, уже вечером, стоя на балконе самого последнего этажа. Сначала просто молчат, устало наблюдая за огнями ночного города, прежде чем Аоянаги тихо начинает говорить. – Знаешь, а я думала над тем, что ты мне сказал тогда. – Когда мы вернули Шисуи и все то безумие закончилось? – уточняет он. – Я не хотел срываться... именно в тот момент. Гиноза не договаривает, но смысл понятен ей и без продолжения. – Теперь мне кажется, что это похоже на соревнование: кто дольше продержится, кто умрет позже остальных, кто дойдет до реабилитации. До последнего, правда, никто не доживает. Видимо, именно поэтому люди в такое не верят и воспринимают это, как глупую сказку... – Риса ненадолго замолкает, пытаясь что-то вспомнить. – Вот только Когами, кажется, когда-то верил. Она никогда раньше не говорила подобных вещей, и сначала ему даже кажется, что она снова перебрала с алкоголем или просто пытается пошутить. Но в ее глазах слишком много серьезности и уверенности. – А я все же зачем-то пытаюсь поверить сейчас. Это, вроде как, называется оптимизмом. Горечь на ее лице больше не проявляется так, как раньше. Нобучика ловит себя на мысли, что ему от этого становится легче. Напряжение, зародившееся пару недель назад, наконец-то понемногу стихает. – Оптимистично это или же нет, но у нас нет другого выхода, кроме как помогать обществу, – Гиноза на секунду улыбается. – В конце концов, мы все еще детективы. Не "гончие", не "охотничьи псы", не "патрульные" – а именно детективы. Впервые за все время Аоянаги даже нравится, как это звучит. И Гинозе, в каком-то смысле, нравится тоже.