Маршируя прямо в ад

Огонь ещё никогда не был таким горячим. Медленно двигаясь вперёд со стиснутым в руках шестопёром, он больше напоминал огромную груду доспехов, нежели воина. Пламя битвы обжигало его кожу даже через широкие доспехи. Его латные сапоги трещали каждый раз, когда соприкасались с землёй, пропитанной кровью — может быть, даже его собственной. Они боялись его. А он не боялся ничего. Услышав его тяжёлую поступь, они начинали молиться своим ложным богам. Молиться за свои души, за души своих жён и выродков. Они видели в этом неминуемую смерть, а он видел в этом праведность. И он приближался. Вдалеке полыхало пламя. Солдат в кольчужной рубашке воззрился вверх. Мечник успел лишь вскрикнуть, когда «перья» шестопёра ударились о его голову, отправив её обладателя лежать на земле с глубокой вмятиной в черепе. Он замахнулся вновь, заставив другого солдата рухнуть на землю. Ему было достаточно лишь появиться: воины кричали, и отступали, не оборачиваясь, потому что он смотрел им в след. Он не чувствовал своего тела — только своё оружие. Но его истинным оружием был не двуручный шестопёр, что он крепко стискивал в своих перчатках. Его настоящее оружие было намного страшнее… Праведность! Святая вера — истинная мощь. Он чувствовал её. Она была внутри него, текла по его венам. Она была даже ярче того бесконечного пламени войны, что он чувствовал через свои покореженные доспехи. Она вела его сквозь битвы и сквозь войны, но ещё он не знал, что этот меч был обоюдоострым. Он был безмолвен, потому как оружие было куда красноречивее. На войне не место проповедям. Сила — единственный способ доказать свою правоту и выйти победителем. Он понимал это, как никто другой — и именно поэтому он не боялся, в очередной раз врываясь в ряды неверных. Бог был с ним. В его сердце. И он был готов нести его слово до конца света. Он был единственным оружием справедливости в этом проклятом мире. За густым туманом, поднявшимся над полем брани, мелькали силуэты. Они размахивали мечами и рвались в бой. Что ж… Они встретят достойного врага. И он сорвался с места. Они услышали его шаги сразу же. И их было не меньше сотни. — ЛУЧНИКИ! — раздался громкий голос из их стана. — ЦЕЛЬСЯ! Десятки солдат натянули тетивы луков в этот момент. Он видел их —, но не отступал. На войне было заведено так, что сколько бы ты не тренировался с мечом, ты не сумеешь сделать и шага, если тебе не повезёт. Умелый ветеран имел ничуть не меньше шансов схлопотать стрелу, чем рядовой, едва ли взявший оружие в руки — и одного снаряда обычно хватало. Но он был не таким. Он не боялся стрел. Он был свят. Именно поэтому он не остановился, когда три десятка стрел взмыли в воздух. Они отскакивали от его нагрудника и шлема, застревали в наплечниках —, но боли не было. И когда он появился из тумана, ряды врагов содрогнулись. Первые ряды тут же приготовились встретиться с ним лицом к лицу. И он тоже был готов. — СРАЗИТЕ ДЕМОНА! — рявкнул командир. Воины ринулись вперёд, сопровождая свой бег громкими выкриками. И лишь тогда он на мгновение остановился. …Демона? . . . Двое наёмников неспешно двигались по полю битвы. Пока их напарники стаскивали трупы в большие горы, они осматривали покореженных людей, потерявших на войне свои жизни. — Глянь на этого, — произнёс один из них, завоевав внимание своего напарника. — Ух, чёрт… Перед ними лежал мужчина. Не высокий, не низкий — среднего роста. В таких же доспехах, как и все. На нагруднике были следы многочисленных ударов, из живота торчали деревянные стрелы, а его левая рука попросту была отрублена по локоть. Обломки кости торчали наружу. Его единственный глаз был направлен на двух наёмников — единственный по той причине, что его левая половина лица ныне напоминала скорее мясную яму, в которой с трудом можно было разглядеть вытекший глаз. Его оставшиеся зубы были по-звериному оскалены, а ладонь его целой руки лежала на груди, стискивая в себе амулет его бога. — Похоже, живой, — произнёс наёмник вполголоса. И вправду — его грудь то приподнималась, то опускалась в слабом дыхании. В его взгляде отчётливо читалась ненависть: он смотрел на наёмников так, словно был готов съесть их заживо. Он был похож на безумца. — Живой, — подтвердил другой наёмник. — И что нам теперь с ним делать? — Для начала давай посмотрим, что у него есть, — ответил ему напарник, медленно приподняв руку солдата. Когда он забрал амулет из его рук, то едва ли живой воин захрипел. — А вот за это, возможно, отвалят денег. — Глянь-ка, — сказал наёмник, опустившись рядом с солдатом. Чуть приподняв мешавшее тело, он достал из-под него увесистый шестопёр. — Ты так и не ответил, что нам с ним делать, — произнёс другой наёмник, присев рядом с солдатом. Он тут же воззрился на него. — Как что? Архиепископ на этот счёт ясно выразился: все трупы нужно сжигать. А этот парень, думаю, сойдёт за труп. Больше слов не последовало. Они медленно приподняли его и потащили туда же, куда и остальных. Он возразил бы, если был бы способен. Вдалеке полыхал огонь. И он… Ещё никогда не был таким горячим.