Демидиум.

Совершать ошибки — это естественно. Совершать ошибки позволено каждому, потому что никто, в конце концов, не способен прожить жизнь на сто процентов правильно. Ты можешь избегать этой участи, думать, что если будешь очень стараться, то не ошибёшься нигде и ни в чём, но тогда можно ли будет назвать это жизнью? Мы живём на ошибках. Мы на них учимся. Наше существование можно разглядывать под разными линзами. Под одной ты увидишь боль и разочарование, которые ты пережил или которые тебе предстоит пережить, но стоит тебе надеть другие очки и ты поймёшь: всё, что ты когда-либо испытал сделало из тебя того, кем ты являешься сейчас. Ты обязан этим событиям. Кто знает, где был бы ты сейчас, если бы не они? Агнес Коулман хотелось думать также. — Ты точно в порядке? — недоверчиво спросил Дилмор, идя рядом с девушкой и держа повод лошади, в седле которой мирно посапывал Джастин, совсем выдохшись. Шея Агнес выглядела не лучшим образом. — Ты точно не хочешь вернуться в академию с разбитым носом? — ядовито выплюнула брюнетка. Возможно, она даже не хотела говорить никаких колкостей, но сейчас девушка чувствовала себя так, что прикоснись к ней хоть кто-нибудь, она бы, несомненно, зарядила ему ногой по рёбрам. — Просто спросил, — Вестон поднял руки вверх, слегка округлив глаза. Они шли молча. Пока всё было спокойно. Вокруг было совсем темно и тихо, но ребят подобное не тревожило, а, наоборот, даже умиротворяло. Агнес могла предаться своим мыслям, а Дилмор своим — в его душе всё тоже было далеко не спокойно. Один лишь Джастин изредка издавал какие-то звуки, и то, потому что ему, видимо, снилось что-то очень интересное. Его сон был естественным явлением, потому что парню необходимо было восстановить силы. Состояние Демидиума требовало больших затрат энергии. Агнес вдруг вспомнила, как она вздрогнула, когда увидела его, всего сияющего ярким алым пламенем; когда посмотрела в его глаза, в эти суженные, словно у зверя, зрачки. Вздрогнула. Впервые в жизни вздрогнула от какого-то зрелища. А ведь он всё-таки не убежал в академию, а остался. Как-то Джастин говорил, будто готов на всё, ради своих друзей. Теперь она в этом убедилась. Вестон был сегодня мрачнее, чем обычно. Видимо, встреча с тем, с кем ты раньше проводил большую часть своей жизни, и кто теперь вынужден скитаться по улицам, чтобы искать средства на проживание, не очень веселит. Удивительно, а ведь это могло случиться и с ним. Это могло случиться с каждым, потому что никто не защищён от реальности. Он не вздыхал с облегчением, когда осознавал, что ему это больше не грозит, потому что он сдал экзамен; не вздыхал, потому что от одной мысли об этом у него сжималось сердце — его товарищей нет рядом. Он чувствовал себя одиноким. У таких, как он, никогда не будет даже одного близкого друга, думал Дилмор. Не то, чтобы ему подобные не хотели ни с кем иметь дружеские отношения, просто за них каждый раз решала их жизнь, отбрасывая в сторону тех, кто хоть капельку с ними сближался. Но теперь он, слегка опустив голову, смотрел на ребят, находившихся по обе стороны от него. Неужели, если он захочет подружиться с ними, жизнь тоже отбросит их в сторону от него? Это что же, судьба такая — вечно скитаться в одиночестве? Нет. Ему тоже требовалось чьё-то дружеское плечо. Эти мысли отнюдь не редкость у тех, кто жил в том мире и в то время. Потому что куда не глянь — везде были те, кто кого-то потерял или чего-то лишился. Этот мир не был хорошим, и его даже не пытались сделать таким. Мечтателям здесь было не место. Дилмор подумал о том, как нечаянно наткнулся на Агнес и Джастина. Они сидели под дождём на холодной и сырой земле, в тёмном переулке, словно забитые котята. Случилось всё это минут двадцать назад, и было для самого парня настолько неожиданно, что у него сначала даже речь отнялась, а потом брюнетка, ничего не произнеся, буквально всучила ему в руки вырубившегося Джастина и велела идти, позже добавив, что догонит их. Вестон не знал, что она там делала, но вернулась Агнес только спустя минут десять и с ещё более хладнокровным лицом, чем обычно. Было холодно, сыро и мокро, потому что недавно прекратившийся дождь, снова начинал капать. Вестону до чёртиков хотелось поинтересоваться, что же произошло, но стоило ему только взглянуть на то, как убийственно сверкали глаз Агнес, когда он смотрел на неё, и он понимал — себе дороже. Они продолжали идти молча, пока, наконец, не столкнулись лбом с воротами академии. — Что будем делать? — кивнул он на развалившегося в седле Бибера. — Будить? — Он не спит, — словно отрезала брюнетка, — он регенерирует силы. Ты не сможешь его разбудить, пока он полностью не восстановится. — Он что — батарейка какая-нибудь? — Дилмор закатил глаза и закинул парня на свои плечи, доверив лошадь Агнес. Он подождал, пока она отведёт её в леваду, положит рядом немного сена и нальёт воды. После этого девушка вышла, и они оба направились ко входу. В корпусе, в связи с поздним временем, почти никого не было, так что им не пришлось резко реагировать на каждый удивлённый взгляд, брошенный в их сторону. Однако, самое страшное ждало впереди. Открыв дверь в комнату, ребята чуть не поцеловали каменный пол, потому что их тут же сбили с ног взволнованные Грэм с Шиеной, которые, ещё и увидев отключившегося Джастина, ещё обеспокоеннее забегали вокруг, будто насекомые, что-то противно жужжа. Агнес, прикрыв глаза и глубоко вздохнув, прошла вперёд. Её немного шатало и даже мутило, а укус на шее начинал печь. Вестон положил Джастина на тот самый диван, стоящий посреди гостиной, и, устало вздохнув, сел рядом. — Что произошло? — в один голос закричал Грэм с Шиеной. — Не так громко, малявки, — шикнула Агнес. Голова действительно начинала болеть, а эти двое, подходя по росту и даже поведению, действительно были похожи на детей. — Это что, укус на твоей шее? — Грэм подошёл ближе и прищурился. Брюнетка было дёрнулась в сторону, но он внезапно схватил её и отодвинул её волосы, получше разглядев ранение. — Ты что… Ты дала ему укусить себя? — он прошептал это тихо, чтобы остальным не было слышно. Девушка не ответила. Вместо этого она развернулась и направилась в свою комнату, при этом громко хлопнув дверью. То, что она злее, чем обычно, понятно было даже ежу, поэтому Грэм решил не испытывать судьбу. Вместо себя он послал Шиену, снабдив её всеми нужными медикаментами и инструкциями по поводу того, как правильно обработать рану. Он обещал зайти и проверить, как они там. Ши лишь кивнула и послушно ушла к соседке, хоть мысленно она и кричала, что должна остаться с Джастином. — Не поможешь перенести его в комнату? — попросил Грэм, а когда Дилмор согласился, то открыл дверь и указал на нижний ярус кровати, куда парень и кинул свою ношу, получив от блондина неодобрительный взгляд. — Ты тоже понятия не имеешь, что тут происходит, да? — вдруг спросил Вестон, отвернувшись и засунув руки в карманы. — Я нашёл их в тёмном переулке, сидящих под дождём на земле и сжимающих друг друга. Тогда этот чудак уже был без сознания, а из шеи Агнес уже сочилась кровь. Что же могло случиться? — Я догадываюсь, но лучше оставить эту тему до завтра, когда они оба придут в себя и смогут объясниться, — парень полез в шкаф, выудив оттуда небольшой сиреневый флакончик. — А ты сам что в городе забыл? — Ходил навестить кое-кого, — это прозвучало тихо. Слишком тихо. Время будто замерло на секунду, потому что оба парня перестали двигаться. Грэм оторвался от предмета, который держал в руках, и повернул голову к Вестону, смерив его по-настоящему пустым взглядом. Парень почувствовал это даже через спину. — Разве ты не знаешь, что эти посещения делают только хуже? В большей степени самому тебе. Поэтому учителя и не разрешают нам ходить на встречи с проигравшими. Вид того, кем стали те, кого ты некогда называл друзьями, подкосит тебя. Поверь, подкосит тебя сильнее какого-либо экзамена, — Грэм снова отвернулся и зубами вытащил затычку того самого флакона. — Я знаю, — одними губами прошептал Дилмор, а потом вышел, оставляя парней наедине. «Но ведь если бы Бибер не спас меня тогда, я бы жил сейчас их жизнью, там, на улице» — повторял себе он, стиснув челюсти и зажмурив глаза. Блондин никак не отреагировал на такой поступок. Он поступил бы также. В самые первые ночи после экзамена, он лежал на кровати, смотрел вверх и думал, как тяжело проигрывать и как ещё тяжелее видеть, как проигрывают твои друзья. Это не просто больно. Нет. Это вызывает очень странный эффект: в первые секунды тебе кажется, будто это всё мираж, а как только ты осознаешь, что это самая что ни на есть настоящая реальность, ты думаешь, надеешься, что время сейчас просто-напросто повернётся вспять, и тогда ничего из этого не произойдёт. Но вспять оно не поворачивается. Ты остаешься один на один со своей потерей. Это не значило, что проигравшим было легче. В этом мире вообще легче никому не бывает, и поэтому даже каждый победитель проигрывает по-своему. Грэм улыбнулся. Да, хорошо сказано. Он поднёс флакон к губам друга, слегка наклонив его, чтобы жидкость, содержащаяся внутри, могла вытекать наружу. Но губы Джастина были неподвижны, поэтому она только стекала вниз по ним, не попадая внутрь. — Эй, парень, так не пойдёт, это нужно проглотить, — произнёс блондин, просунув под голову Бибера руку, чтобы наклонить её вперёд. Но и это не помогло. Тогда он раздвинул его губы, просунув меж ними горлышко флакона, но эта попытка тоже оказалась тщетной. Зажмурив глаза, Грэм набрал в рот той самой жидкости, положил флакон на пол, а потом коснулся своими губами его, раздвинув их, и только так влив нужное вещество внутрь. Как только блондин убедился, что его друг всё проглотил, то тут же отстранился и вытер рукавом рот. — Я надеюсь, что это останется между нами, Джастин, — он поморщился и содрогнулся, — но ещё больше надеюсь на то, что ты расскажешь, как получилось так, что наша неприступная и холоднокровная Агнес пожертвовала своей кровью, ради тебя. Блондин вздохнул и встал с кровати, вместо этого усевшись за письменный стол и положив тот самый сиреневый флакон перед собой. На нём, прямо посреди, была приклеена бумажка с названием лекарства на латинском языке. — Должно помочь, — с надеждой произнёс Грэм. Сейчас Джастину больше всего нужна энергия, а это ускорит её восстановление. Действительно, на состояние Демидиума тратится куча сил, а период после — это длительная их регенерация. Тем не менее, это состояние меняется с каждым днём, потому что его силы растут, и растут со странно огромной скоростью. Сказать хорошо это или плохо — сложно, потому что само тело парня ещё не готово к такой огромной силе внутри себя. Вероятность того, что оно не выдержит её, очень велика. Блондин отвлёкся от раздумий, когда услышал странный шёпот. Он затих и стал прислушиваться. Бибер начал что-то лепетать во сне, при этом не двигая ни одной частью тела. Его голос звучал очень тихо, почти неслышно, даже создавалось впечатление, будто он просто двигает губами. Вдруг подорвавшись с места, Грэм ринулся за пером, чернилами и бумагой, а потом уселся на пол, прямо рядом с кроватью Джастина и стал разбирать каждый его шёпот, записывая слова на бумагу. Когда Бибер затих, блондин внимательно вгляделся в бумагу и еле слышно прочёл: «Лондонский мост падает, падает, падает, Моя милая леди». — Не может быть, — выпятив глаза, произнёс он. Парень слышал об этом раньше, но никогда не углублялся в эту легенду. Ну легенда, как легенда, обычная выдумка для тех, кому нечем потешиться, но это… Неужели правда? Грэм отложил листок, чернила и перо подальше и стал рыться в книжном шкафу, но ничего подходящего не нашёл. «Завтра схожу в библиотеку. Там должно быть хоть что-то» — принял решение он. Обернувшись, он снова подошёл к Биберу и присел на кровать рядом, не отрывая взгляда от его лица. Лоб парня начал покрываться испаринами, а тело — становиться всё горячее и горячее. Отлично, значит, лекарство действует. К завтрашнему дню он уже полностью оправиться. Интересно, как там дела у Шиены с Агнес?