Как можно дольше

— Хороми, — кажется, снова слышу голос брата. Поднимаю, голову, чтобы на него посмотреть, но прямо перед собой вижу Акаши.       Акаши? Мне это снится? Или я сошла с ума? Вполне вероятно.       Ан как ошпаренный вскакивает со скамьи, едва не оттолкнув меня в сторону. — Ты что здесь делаешь? — кричит брат.       Реальный… раз уж мы оба его видим. — Нам надо поговорить, — Сейджуро отвечает вполне спокойно.       Пытаюсь понять, что же сейчас ощущаю. — Некогда уже. Мы уезжаем. В Токио! — Ан хватает меня за руку и тянет, словно я сама не могу подняться. Может быть, и правда, не могу? Странно… ни двигаться, ни чувствовать. Когда я успела превратиться в куклу? Даже сказать хоть слово не выходит. — Стоять. — Слышу голос мамы и только потом вижу её саму. Она прямо перед нами; преграждает Андзэну путь. Замечаю, что от Акаши мы успели отойти на несколько метров.       Ходить все-таки могу. — Это ты ему сказала, где нас найти?! — удивленно и в то же время уверенно заявляет брат.       Что за глупости? Не думаю, что это как-то… — Да, — твердо отвечает мама. — И что? — Вся уверенность брата куда-то мгновенно исчезает, и он затихает.       Сам же предположил. Почему сник? Впрочем, всё это неважно.       Слабо дергаю его за мизинец и тихо произношу: — Идем?       Брат жмурится и сжимает кулаки. Пускай. Только бы уйти отсюда поскорее. — Более того, это я попросила Акаши-куна прийти, — продолжает мама. Ан тяжело дышит, но, кажется, постепенно успокаивается.       Боюсь еще раз обернуться, чтобы посмотреть на Сейджуро. Может, уже ушел? Хоть бы ушел. — Зачем? — почти кричит Ан. — Ты же ничего не знаешь!       Снова дергаю его руку. Уйдем отсюда поскорее. — Именно поэтому, — спокойно отвечает мама. — Я не знаю, что произошло, но я вижу… вам плохо. — И надо было позвать его, чтобы сделать еще хуже? — усмехается Ан.       Почему так долго? Давай уйдем. Билеты на поезд… Пора уехать.       Вдруг начинаю что-то понимать. — Ты не купила билета, да? — спрашиваю тихо.       Мама потирает лоб, словно её голова только что заболела. Хочется обнять и снова начать плакать. Но я по-прежнему ничего не чувствую; поэтому надо успеть уйти. — Купила. Отправление через два часа. Мы поедем при условии, что за это время ты и твой брат поговорите с Акаши-куном и еще раз скажете мне ответ. Вы действительно не хотите поступить в Ракузан? — Говорю прямо сейчас: нет! — агрессивно заявляет Ан, а я коротко киваю в подтверждение его слов.       Уехать… и как можно скорее. — Так не пойдет, — качает головой мама. — Я же вижу, что с вами творится. Смотреть больно. А вы молчите. — Не надо, — вдруг возражает Акаши где-то совсем рядом. Смотрю на мокрый асфальт и снова сжимаю руку Ана. Сильно, возможно, до боли. — Фуцурэ Нами-сан, если они не хотят со мной говорить, не надо их заставлять. — Мы уже это обсуждали, — вздыхает мама и, вероятно, смотрит на Акаши. Уехать… — Да, не хотим! А вот почему тебе это вдруг понадобилось? — Андзэн тоже обращается к Сейджуро.       Все-таки он здесь.       Рука брата дергается, словно он собирается сжать её в кулак. — Вот и обсудите всё в спокойной обстановке, — говорит мама.       Уехать…       Но мы не уезжаем. Вместо этого опять оказываемся наедине с Сейджуро. Я, он и мой брат. Идем куда-то и молчим, пока Ан не подает голос: — Просто посидим там, подождем. Чтобы мама не волновалась. Скажешь ей, что мы говорили. Понял? — Нет. Я не собираюсь никого обманывать. — Ах ты… — Брат злится, снова пытаясь сжать кулак, но мешает моя ладонь. Именно поэтому я отпускаю его руку. — Хоро? — удивленно спрашивает Ан, и мы останавливаемся. — Черт. Тупая затея! Короче, Акаши, иди один. Мы домой. — Всё нормально, — говорю и чувствую, как голова начинает болеть. — Мы уже пообещали маме. Ничего страшного. — Точно?       Киваю.       Позже мы оказываемся в кафе. Здесь очень тепло, вкусно пахнет свежей выпечкой и еще чем-то сладким. Садимся за столик с угловым диваном, который загорожен высокой ширмой. Тихое уединенное место. Мне это не нравится, не хочу, чтобы мы были одни.       Через какое-то время приносят заказ. Не помню, чтобы что-то заказывала, но передо мной опускается тарелка с клубничным пирожным и чашка кофе. — Вообще-то, Хороми не любит кофе, — комментирует брат. Мы сидим с одной стороны дивана, а Акаши с другой. Между нами расположился Ан, и я за это очень ему благодарна. — Тогда что мне заказать? — Ничего.       Брат скрещивает руки на груди, а я бросаю взгляд на то, что принесли Ану. Кофе и точно такое же пирожное. Зачем вообще Акаши это заказывал?       Акаши…       Я прикасаюсь лбом к краю стола, и они с Аном сразу начинают спрашивать о моем здоровье. Андзэн опять ворчит, что отсюда надо уйти, а у меня просто нет сил, чтобы еще раз возразить. Нужно продержаться хотя бы час. И уехать. — Сей… Акаши-кун, о чем ты хотел поговорить? — перехожу сразу к делу, чтобы расспросы, наконец, прекратились. Болит, но не сильно. Всё в порядке. Быстрее закончим, а значит, быстрее уйдем.       Это в последний раз. Наверняка речь пойдет о баскетболе, или Акаши, почему-то переживая за моё здоровье, начнет извиняться за наш разрыв. А может, и то и то. Надо просто выслушать и уйти. Да, это так просто. — Нами-сан мне сказала, что вы не хотите уезжать, — отвечает Акаши.       Жмурюсь, чтобы не попытаться снова на него взглянуть, но прекращаю упираться головой в стол. Выпрямляюсь, потираю лоб, открываю глаза и пялюсь на тарелку с пирожным. — Ей кажется. Мы очень даже хотим, — возражает Ан и принимается за десерт. — Закажи чай. Мы с сестрой любим зеленый чай.       Мой взгляд скользит по столу и натыкается на чашку, которая стоит перед Сейджуро. Его пальцы касаются её, а затем поднимают. Отворачиваюсь.       Чтобы ничего не чувствовать, нужно не смотреть. — Врешь, Фуцурэ.       Вздрагиваю и только потом понимаю, что он обращается к моему брату. — Ты пришел сюда ругаться? — рычит Ан. — Если хочешь поговорить, переходи сразу к делу.       Но вместо этого Акаши вызывает официанта и заказывает нам зеленый чай. Только потом он снова обращает внимание на моего брата. А, может, и на меня. — Почему вы не хотите вернуться в Ракузан?       Брат хмыкает, а потом начинает смеяться. Пожалуй, даже мне этот вопрос кажется забавным. После всего, что было, ты пришел к нам за этим? Понял, что мы все-таки нужны тебе? Для побед. Может ли быть, что и наши отношения начались только потому, что я — способный менеджер?       Правильно, нет смысла продолжать, если я им не оказалась.       Как же горько… — Я серьезно, — снова слышу голос Сейджуро. Потрясающий голос. Мне больно его слышать. — Серьезно? После того, как вы расстались? — грубо отвечает брат, а потом, словно между делом, добавляет: — Прости, Хороми.       Да все нормально, ты еще громче об этом покричи, может, мне легче станет.       Кажется, теперь и капитану наш разговор становится в тягость, потому что он растеряно отвечает: — При чем здесь это? — Ан уже собирается что-то ответить, но не успевает. — Возможно, между нами возникло некое недопонимание, — Сейджуро снова берет контроль в свои руки. — Ты хотел вернуться в Ракузан, Фуцурэ, но сразу после игры заявил, что не собираешься этого делать.       Да, почти так все и было. Ан сказал, что ты никогда больше не станешь его капитаном. Неужели тебя это задело? Но почему, ведь… — Я хотел играть в баскетбол. С тобой. Но если ты против… если я недостаточно хорош… — Из защиты Ан переходит в наступление: — Ты не собирался брать меня в команду, если я проиграю!       Что-то в его словах мне уже кажется странным. Похоже, брат не уверен в том, что говорит. — Я не собирался брать тебя в основной состав. И только, — спокойно возражает Сейджуро. — Сам понимаешь, ты не готов.       Не могу не смотреть на Ана.       Он удивленно приоткрывает рот, пытаясь еще что-то возразить, но так и замирает. А потом, опустив голову, утыкается взглядом в тарелку с недоеденным пирожным и что-то бубнит про необходимость играть в основном составе.       В этот момент нам приносят чай.       И только сейчас осознаю, что всё это значит. Мы могли вернуться и снова стать частью баскетбольной команды Ракузан. Но после проигрыша отказались и, более того, заявили об переезде в другой город. Каково было капитану?       Но если бы не слепое упорство Ана, сколько бы еще Акаши морочил мне голову обреченными отношениями? Сейджуро прав, эти вещи никак не связаны. Баскетбол и… наше расставание. Всё случилось так, как случилось… пожалуй, к лучшему.       Я беру ложку и отламываю маленький кусочек от кремового десерта. Говорят, нужно есть сладкое, когда на душе горько. ***       На какое-то время наступает молчание, и я даже начинаю думать о том, что это конец. Разговор окончен. Посидим еще немного и разойдемся, но Сейджуро нарушает тишину: — Фуцурэ, ты не мог бы нас оставить?       Ан едва не выплевывает чай, который только что отпил. Перед ним успела появиться еще одна пустая тарелка, а я все еще мучаю своё первое пирожное.       До меня не сразу доходит смысл этих слов. — С чего бы? — недовольно произносит Ан. До него дошло сразу. — Есть вещи, о которых нам лучше поговорить наедине.       И вот теперь понимаю. — Не уходи, — прошу брата, отчаянно хватаясь за рукав его рубашки. Сразу чувствую на себе их взгляды, а потом…       Не могу удержаться. Бросаю взгляд на Акаши. Его лицо грустное и как будто взволнованное. Теперь, вблизи я замечаю: он выглядит болезненно, бледнее, чем обычно, а еще…       На меня пристально смотрят два малиново-алых глаза. — Вот видишь, она не хочет, — голос брата сквозит ехидством.       Словно меня тянет, я встаю и наклоняюсь к Сейджуро. Хочу взглянуть ближе. — Что… с ним?       Почти касаюсь любимого лица, но вовремя одергиваю руку. — С ним? — переспрашивает Акаши, а я отвечаю, совсем не задумываясь: — Малиново-алый.       Сейджуро неожиданно перехватывает мою ладонь, когда я уже начинаю отстраняться. — Хочу с тобой поговорить, — тихо произносит он, легонько притягивая к себе. — Хотя бы в последний раз.       Но Ан бесцеремонно хватает наши руки и отцепляет от меня Акаши. — Вы еще не забыли, что я здесь? — недовольно ворчит брат, а затем, к моему ужасу, начинает выбираться из-за стола. Делает это так неловко, что задевает меня и впечатывает бедрами в стол, от чего чашки опасно подскакивают, едва не расплескав кофе и чай. — Если я вернусь, а моя сестра снова ревет, я выбью тебе левый глаз.       Уже выбравшись, он тычет пальцем в удивленного Акаши. — Почему левый? — еще больше удивляется Сейджуро, но на губах нашего бывшего капитана появляется легкая улыбка. — Он самый бесячий. *** — С твоим братом, весело, да? — спрашивает Акаши, когда мы все-таки остаемся одни. Я коротко киваю и теперь стараюсь на него не смотреть. Продолжаю терзать вилкой пирожное, которое совсем уже развалилось. — Мне пришлось взять тайм-аут. Ты не заметила, что ему плохо?       Вздрагиваю. Зачем говорить об этом сейчас? Зачем вообще это обсуждать, если всё кончено? — Нет. Он сказал, что в порядке и выглядел таким… счастливым. Знаю, я плохой менеджер.       Акаши почему-то тяжело вздыхает. — Из тебя плохой тренер, а не менеджер, — слышу в его голосе улыбку. Мне совсем не весело, но почему-то становится немного спокойней. — Выбора не было. Тренер Кояма не помогал с подготовкой, а потом и вовсе уехал.       Мы молчим какое-то время, и Акаши снова нарушает молчание первым: — Я рассказал Фуцурэ о потоке, и у него получилось в него войти. — Он ненадолго замолкает, а потом спрашивает с явным интересом: — Знаешь, как? — Потому что на площадке был ты. — Отпиваю чай. Почему мы опять говорим о баскетболе да еще и об Андзэне? — Ты именно это хотел обсудить? — Нет.       Не выдерживаю и снова смотрю на него. В его потрясающие… малиново-алые глаза. — Акаши, ты… изменился.       Ведь так? — Не совсем. Я тот же Акаши Сейджуро, которого ты знаешь. Но все-таки… да. — Почему? — Задавать вопросы, кажется, проще, чем молчать. — Потому что я снова проиграл.       Удивляюсь, даже не пытаясь этого скрыть: — Как? Когда?       Он отпивает кофе, прежде чем ответить. — Я хотел напомнить и тебе, и твоему брату, что ваше место в Ракузан. Как думаешь, получилось? — Акаши грустно улыбается, а мне становится еще больнее.       Этот разговор ужасен, потому что никому из нас от него не легче. — Да, получилось, — тихо отвечаю я. Не смотрю на Сейджуро, но почему-то знаю, он удивлен. — Мы захотели вернуться и, ты прав, хотим сейчас. По крайней мере, Ан.       Интересно, он понимает, как мне тяжело находиться с ним наедине? А каково будет в одной школе? В одном клубе. Один на один с любимым человеком, который тебя бросил. Закрыться бы и не впускать.       Но никакой двери нет. Только я и Акаши. — Но ты возвращаться уже не хочешь. — Скорее утверждение, чем вопрос. И он тут же добавляет: — Из-за меня.       Знаешь, Сейджуро, это очень жестокое уточнение, ведь итак… — Очевидно.       И все же, почему… почему ты всё это начал? Зачем строить обреченные отношения? Начинать то, чему рано или поздно придет конец. Очевидно? Нет. Жестоко? Да. И я должна знать ответ на свой же вопрос? Но не знаю. Понятия не имею, что творится у тебя в голове. Любые мои предположения кажутся либо неправильными, либо вовсе абсурдными, потому что…       Не знаю такого тебя и совсем другого. — Очевидно, я пугаю настолько, что при мне ты боишься даже плакать, — вздыхает Акаши. Акаши, которого я, кажется, не знаю совсем. — Нет, я не… — Это не вопрос.       Пугаешь, всегда пугал! Потому что видишь меня насквозь так, как не могу видеть я сама. Сжимаю пальцами свои колени, впиваюсь в них ногтями и смотрю вниз, сосредоточившись лишь на том, чтобы не заплакать. — Но я могу ошибаться, как и любой человек.       Удивленно смотрю на Сейджуро. На меня он уже не смотрит; задумчиво вращает в руках ложечку из-под кофе и спокойно поясняет: — Я сомневался в твоих чувствах… С того самого дня, как о них узнал.       Неужели он не понимает, как жестоко это звучит? — Тогда почему… — В своих я никогда не сомневаюсь.       Мы встречаемся взглядом раньше, чем понимаю смысл этих слов. Два малиново-алых и, как оказалось, любящих. Почему так? Почему здесь? И почему именно сейчас? Множество вопросов, на которых я не хочу знать ответ, но мне снова хочется услышать твой голос. Еще и еще. — Перестань плакать, иначе мне попадет от Ана, — улыбается Сейджуро, а я дотрагиваюсь ладонью своей щеки. Да, действительно мокро. — К сожалению, то, что я сказал насчет отца, — правда, — добавляет он, даже не пытаясь скрыть: ему неприятно и… грустно.       Что я могу сказать? Просто сижу и молчу, пока вдруг совсем рядом не раздается голос брата: — Хороми! Мама звонит. Я сказал, что согласен в Ракузан, если ты… — Ан сжимает рукой динамик раскладушки, и, застыв напротив столика, удивленно смотрит то на меня, то на Сейджуро. – Эй! Я что тебе говорил по поводу её слез? — тихо шипит он, тыкая раскладушкой в мою сторону. — Всё в порядке, — успокаиваю брата, натянуто улыбаясь. Аккуратно забираю у него телефон, чтобы ответить. — Мам, мы остаемся в Киото. — Утираю рукавом глаза; наверно, ресницы все еще мокрые. — Уверена? Тогда я отменяю собеседование с директором Тоо? — Да. Отменяй.       Сбрасываю вызов и смотрю на удивленного Акаши. — Зная это, ты все равно готова продолжить наши отношения?       А ты?       Вздыхаю: — Не совсем. — Отдаю телефон крайне растерянному Ану, а потом снова пристально смотрю на Сейджуро, уже решив, чего хочу. — Зная это, я готова вернуться в Ракузан. — Серьезно? — удивляется брат, хотя понятия не имеет, о чем речь.       Тут же киваю, а затем обращаюсь к Сейджуро: — Ты ведь разрешишь мне стать менеджером? Или… сначала придется стать твоей девушкой? — Придется? — переспрашивает Акаши и усмехается: — А что, если так?       Растерянно замолкаю, а потом отвечаю тихо, но уверенно: — Сразу забыть то, что случилось… не уверена, что смогу. — Хорошо, я согласен подождать.       Наигранное снисхождение Сейджуро заставляет меня улыбнуться.       С тобой или без тебя — больно, но если не «навсегда», то «как можно дольше», ведь так? Мы оба хотим быть вместе, и, понимая, что когда-нибудь это обязательно станет невозможным, все равно боимся друг друга терять.       Пытаясь достичь Акаши, мы с братом не заметили, как все это время Акаши пытался достичь нас. Снова словно прошли друг за другом по кругу, от одних событий к другим, и сейчас…       Вернувшись, я не побоюсь проявить силу и останусь рядом, несмотря на то, что это очень и очень больно. Такого Сейджуро и совсем другого, любого тебя я люблю.