Трискелион

Первое, что увидел Алекс по возвращении в реальность, была его собственная подмышка. С минуту он созерцал её и часть слова Божьего, что проходила ровно посередине впадины, и только потом ему пришло в голову, что явно что-то не так, что положение неудобное и вообще, у него плечи затекли. Но, попробовав пошевелиться, Ланнен обнаружил, что рука прикручена жгутом к шее, а там, где жутко саднило, был огромный кусок мягкой материи. Его это не на шутку встревожило. - Да не дергайся. Это мера предосторожности, - раздался откуда-то сбоку голос Гавриила. Алексу стоило немалых трудов повернуть голову, и то ему удалось это не так, как надо. Скосив глаза, парень нашарил взглядом фигуру архангела неподалёку от себя. Помещение, в котором они находились, идентификации не поддавалось, - это был явно не главный зал, но каменные стены говорили о том, что они все ещё где-то в гнезде. - Какого... - Алекс закашлялся, вызвав тем самым новую вспышку боли в прокушенной шее, но упрямо продолжал. - Какого хрена происходит? Зачем это? - Это чтобы ты не сдох от потери крови, гений, - лицо архангела невозможно было разглядеть, но в голосе угадывалась саркастичная ухмылка. - Зачем это? - У тебя что, вопрос на повтор поставлен? – нетактично со стороны Гавриила отвечать вопросом на вопрос, но кто сейчас мог помыслить о такте? – Затем, чтобы примчавшийся сюда Михаил не обнаружил твой хладный труп и не убил меня на месте. - Не проще ли было в таком случае не выдирать мне из шеи кусок? Архангел поднялся со своего места и сделал шаг к Алексу – тот нервно дернулся, но, как оказалось, архангел намеревался лишь снять жгут. Едва пальцы Гавриила коснулись побелевшей кожи, Алекса словно ударило током – горячим и колючим, как сотни раскаленных игл. - Так надо. - Надо для чего? Гавриил не ответил, вместо этого он стал проделывать странные вещи: расправил одно крыло перед собой, провёл пальцами по маховым второпорядковым перьям, словно пересчитывал их или искал что-то, ухватил одно – и дернул. От Ланнена не скрылось, как архангел при этом болезненно поморщился. Потом он поднес стержень пера к пламени свечи – он начал плавиться, и капли упали на шею Алексу. - Это масло из ангельского пера. Лечебное средство, - зачем-то пояснил Гавриил, продолжая поливать горячей жидкостью рану. От этого она жутко чесалась, но – странное дело – переставала раздираться болью. Когда архангел выпрямился и отошёл, бережно унося обгоревшее перо, Алекс обнаружил, что может сесть. Коснувшись рукой шеи, он убедился, что рана полностью затянулась. И это окончательно лишило его хоть какого-нибудь логического понимания ситуации. Гавриил сел на своё прежнее место и оттуда уставился на Алекса. - Теперь, ждать осталось недолго. - Ждать чего? Гавриил вздохнул так, что становилось понятно – отвечать на вопросы ему просто чертовски надоело. - Моего брата. - С чего ты решил, что он вообще знает, где я? – Алекса определённо раздражала вся эта ситуация, в которой враг сбивал его с толку каждым своим поступком, словно это у него был такой план. Или это было проявление их невозможно загадочной ангельской природы, хрен их разберет, пернатых ублюдков. Гавриил молчал так долго, что Алекс уже решил, что отвечать тот и не собирается, как внезапно под каменным потолком зазвучал непривычно глухой и мягкий голос архангела: - У вас с Михаилом особая связь. В глазах Гавриила мелькнуло какое-то странное выражение – всего на секунду, Ланнен даже мог бы погрешить на собственную фантазию, кислородное голодание мозга и стресс, - но оно было слишком ярким для видения. Слишком реальным. - Видишь ли, люди привыкли считать, что все сущее делится на два: на чёрное и белое, на жизнь и смерть, на добро и зло. Им так проще. Но на самом деле Отец брал за основу число "три" – поэтому между чёрным и белым цветами есть спектр, который ни один цвет и сразу все цвета одновременно, жизни и смерти предшествует рождение, а между добром и злом есть равнодушие. Точно так же с отношениями, которые люди привыкли принимать за любовь. Вы почему-то считаете, что "настоящая любовь" может быть только в паре – и именно поэтому тысячелетие за тысячелетием переживаете горе и трагедии в этой сфере жизни. О, скольких войн недосчиталась бы история, признай вы действительный порядок вещей! А он заключается в том, что истинные чувства возможны в трискелионе. - Три... чего? - О, Отец. - Гавриил возвел глаза к потолку во вселенской печали за то, что Избранный проявлял чудеса невежества. - Трискелион. Знак триединства. Символ жизни, бесконечного движения небесных светил, символ хода истории. Треугольник, если тебе так понятней. Алекс обдумал полученную информацию. Судя по тому, как беспокойно двигались его губы, информация отдавала не очень приятным привкусом новизны, которая противоречит общепризнанным догмам. Архангел между тем продолжал развивать мысль: - Трискелион считается священным союзом душ, поэтому не имеет значения, какого пола или возраста каждая из спиралей символа. Все варианты возможны. - Ну допустим, хотя я все равно не согласен с твоим утверждением. Мне только непонятно – зачем ты втираешь мне всю эту ересь сейчас? Гавриил несколько минут молча созерцал скрючевшегося у противоположной стены парня. Взгляд у него был холодный, но странное дело – там, где он касался тела Алекса, разливалось фантомное тепло, которое бросало его в дрожь. Тем не менее, он стойко выдерживал этот взгляд, не отводя собственного, какими бы мириадами мурашек не покрывалась его кожа под татуировкой в ответ. - Думаю, ты сам уже знаешь ответ. "Не пались. Непалисьнепалисьнепались," бестолково мусолил Алекс одну и ту же мысль, но все равно не успел удержать себя от того, чтобы скосить глаза на левое предплечье. Как и в случае с первой надписью, вторая до сих пор читалась словно вычерченными огнём буквами: спаси того, кто первый из троих. Может ли это значить, что, как сказал Гавриил, он – одна из спиралей трискелиона? Но, кто тогда другие две? На ум приходили только Клэр и Нома, ведь он с обеими спал и обеих любил без памяти; одна носит его ребёнка, а кто знает, может, и вторая тоже. Алекс не был уверен, может ли высший ангел забеременеть, но такую возможность нельзя исключать. Тогда, возможно, слово Божие предупреждает его об опасности для кого-то из них. Ведь... Ланнен подскочил, как ужаленный. Ведь Нома должна быть где-то здесь, в плену архангела! Как же он мог об этом забыть? К неудаче Избранного, Гавриил к этому времени уже благополучно испарился из поля зрения, и Алекс не смог сразу же начать выпытывать у него, где сейчас Нома и что с ней. Хотя, возможно, это и к лучшему – нужно тщательно все обдумать. Если сейчас архангел не заметил того, что он прочёл ещё часть татуировки, то неосторожные расспросы о судьбе высшей могут его раскрыть. Ни в коем случае этого допускать нельзя, ведь Алекс намерен не просто продержаться до того момента, когда его вызволит Михаил, но и обеспечить безопасность своему трискелиону. Интересно. Если этот рассказ о триединстве – правда, то все трое должны взаимодействовать между собой, любить друг друга как никого на этом свете. Клэр была самой прекрасной девушкой, которую он когда-либо встречал, идеальной хранительницей семейного очага; Нома была скорее "своей в доску", боевым товарищем, но и она была идеальной. Они, безусловно, любят его, а он любит их. Но, по логике архангела, девушки так же сильно должны любить и друг друга. У Алекса дрожь по поджилкам пошла, когда он представил их вместе. Это так... возбуждающее. Его воображение живо рисовало, как Леди города стонет и извивается в сильных руках своего верного стража, как молочная кожа прижимается к бронзово-загорелой... В конце концов, Нома уже столько лет охраняла покои леди Райзен, а ночи бывают такими долгими - это он по себе знает. От размышлений Алекса оторвал какой-то звук. Поначалу он и не понял, что это такое и откуда исходит: не то звук, не то просто вибрация, которая иногда бывает высоко в горах, когда огромные куски породы сталкиваются между собой, воюя за пространство; сам Алекс никогда подобного не слышал, но ему рассказывал Джип. Звук повторился, ближе и громче, и снова, и снова. Парень поднялся на ноги, неуверенно переступая с одной на другую, и, для устойчивости ведя ладонью по шершавой холодной стене, поплелся к выходу из грота. Слабость быстро проходила, и Алекс все увереннее шагал по коридорам, спеша в ту сторону, откуда доносился уже не просто звук, а настоящий грохот. Каменный пол под его ногами сотрясался все сильнее и сильнее, как если бы основание скалы крушили взрывчаткой. К шуму ломающегося камня добавился еще один звук — Алекс с уверенностью мог сказать, что он похож на лязг металла. То, что предстало его взгляду, когда он вышел в главную залу, было похоже на сцену из довоенных фильмов про постапокалипсис — развороченные в мелкий щебень стены гнезда, засыпанный осколками камня и стекла пол, огромная неряшливая пробоина там, где раньше возвышался узкий готический вход-портал. И перья — они ковром устилали дно пещеры, и все продолжали падать откуда-то сверху непрекращающимся рыже-черным дождём. Алекс поднял взгляд и от удивления едва удержал себя в вертикальном положении: высоко вверху, под потолком, кружили два ангела. Они сталкивались и разлетались, снова сталкивались, взрываясь новым фонтаном перьев — теперь парень видел, что почти все они в пятнах крови, — ангелы вели ожесточенный бой, из тех, что называют «не на жизнь, а на смерть». И ни один из них не был Михаилом. Ланнен мало что смог рассмотреть со своего положения, да и в целом решил, раз здесь его личной ангельской занозы нет, то и происходящее, в общем-то, его не касается. В голову ему пришла мысль, что сейчас вполне можно воспользоваться ситуацией и ускользнуть из гнезда архангела, чтобы уже самому разыскать непонятно где шатающегося Михаила, и только потом снова атаковать Гавриила и выпытать у него местонахождение Номы. Но в тот момент, когда он начал продвигаться к пробоине, один из ангелов заметил его — и начал пикировать вниз, так стремительно, что, не будь у Алекса натренировано зрение, он бы и не заметил движения. Второй кинулся ему наперерез — и Алекс в мгновение ока оказался сбит с ног волной чёрных перьев. Гавриил, крылатый сукин сын, чтоб его… Парень вскинулся, готовый обороняться, и с непередаваемым удивлением обнаружил, что архангел повернулся к нему спиной — и как будто закрыл его своими крыльями от того, другого ангела; как будто встал на его защиту. Меч архангела, уткнувшийся в шею противника, только придавал догадке правдивости. Перед Гавриилом стоял мужчина, на вид раза в два более молодой, чем сам архангел; за его спиной разворачивались большие ярко-рыжие крылья, одно было испачкано в крови, но не похоже, чтобы он испытывал неудобство. В обеих руках он сжимал парные клинки, на вид не похожие ни на одно холодное оружие, что Алексу когда-либо прежде приходилось видеть, — и с них тоже накрапывала медно-красная жижа. Лицо с крупными чертами кривилось неприятной ухмылкой, в которой невозможно было прочитать какую-то определенную эмоцию, а цвет глаз терялся за полуприкрытыми ресницами — они то чернели, то отливали зеленью, а то и вовсе становились электрически-белыми. Ангел в упор смотрел на Гавриила и никоим образом не демонстрировал понимание того факта, что кроме двоих сверхъестественных существ здесь есть ещё и человек — несмотря на то, что десять секунд назад предпринял попытку напасть на этого самого человека. — Кто ты? — Алексу надоел немой поединок взглядов и полный игнор его персоны со стороны ангелов. Рыжекрылый наконец перевёл глаза на парня, и вот теперь он увидел их цвет — ярко-оранжевый, буквально светящийся изнутри оттенок с узким кошачьим зрачком, вертикально прорезающим радужку. Ланнен отметил про себя, что такой неестественный цвет он встречал лишь единожды — у Фьюриада, ангела Власти. — Приветствую тебя, Избранный, — ангел ухмыльнулся ещё шире и склонил голову, едва не порезавшись об острие меча Гавриила. — Обо мне ты, возможно, уже слышал. Мое имя — Рафаил, я один из семи святых Архангелов, генерал ангельского воинства. — Рафаил? — Алекс перевёл недоуменный взгляд на затылок Гавриила, и тот, то ли почувствовав это, то ли просто угадав реакцию Алекса, пояснил, не поворачивая головы и не отнимая меча от шеи противника: — Наш младший брат и энергетический близнец Уриила. — Той полоумной бабы? — Четвертому архангелу изначально предлагалась мужская оболочка, как и другим. Он предпочел женскую. — И очень не зря, смею вам сказать, — заулыбался Рафаил, сверкая острыми зубами словно невзначай — но Алекса ощутимо передернуло от этой его улыбки, поэтому он огрызнулся: — Ну да пофиг. Меня интересует другое — мы же вроде ждали Михаила? — Ждали, — так же угрюмо повторил Гавриил, опуская, наконец, меч — Алекс заметил, что и рыжекрылый щелчком пальцев убрал свои парные клинки, видимо, куда-то в ирреальность. — Но на нас напали. Рафаил возмущенно выгнул бровь и вдохнул, собираясь что-то ответить, но внезапно передумал. Из оранжевых глаз пропала искра насмешки, лицо разгладилось, да и сам архангел словно бы вытянулся, застыл по стойке «смирно», как когда-то не столь уж давно учили Алекса. — Я пришел, чтобы сообщить вам, что мой близнец пропал. На секунду под разрушенным сводом гнезда воцарилась тишина — зловещая, подрагивающая от напряжения тишина, не нарушаемая ни одним звуком, как если бы их троих в одно мгновение выбросило в вакуум. Ланнен даже затаил дыхание, побоявшись привлекать к себе внимание даже малейшим шумом. Наконец, молчание прервал Гавриил: — Что это значит? — Я не знаю, где сейчас Уриил. Подобно Михаилу, вставшему на сторону людей и прервавшему тем самым связь со вторым архангелом, мой близнец перерубил канал обмена энергиями, и я потерял его местоположение. Ещё одна причина, по которой я прилетел сюда, — это то, зачем именно Уриил так поступил, — рыжекрылый понизил голос, как будто боялся, что кто-то в каменных стенах может подслушать их. — Четвертый архангел намерен уничтожить Михаила.