Книга — это зеркало; и если в него смотрится обезьяна, то из него не может выглянуть лик апостола. Георг Лихтенберг
Когда все студенты вернулись в теплые объятья дома, на пороге их встретила доброжелательная Нарцисса. Она улыбалась новоприбывшим гостям. Гарри уже видел такую улыбку расцветшей волшебницы — в первый день, после того как он оправдал ее и Драко, она улыбалась ему такой же женской и счастливой улыбкой. Долго на пороге Малфой студентов не держала. До Нового Года оставалось всего несколько дней, поэтому все обитатели усадьбы кружилась в предпраздничной суете. Эльфы-домовики что-то делали по поручения хозяйки, а Гермиона вручную украшала комнаты, ссылаясь на маггловские традиции. Так вся дружная компания стала наряжать большую мохнатую красавицу-ель, когда ее из волшебного леса принес хозяйственный домовой эльф Дарвин. Гарри и Полумна подавали украшения из коробки, а Гермиона, стоя на высоком стуле, вешала игрушки на верхние ветки. Нарцисса куда-то убежала, бросив, что ей необходимо найти одну очень важную вещь. Малфой и Забини куда-то уехали на колдокарете, как только перенесли все коробки с чердака на собственных плечах. Гермиона стояла на носочках на стуле и тянулась к верхушке ели. Только что в комнату прибежала Малфой, неся в руках фарфорового ангелочка. Эта небольшая фарфоровая статуэтка, как сказала Блэк, всегда венчала верхушку ели в их семье. Волшебница пошатнулась на стуле и еле удержала равновесие. — Гермиона, ты же не пила, чего тебя шатает? — спросил вошедший в гостиную платиновый мальчик. — Слушай, — тяжело выдохнула студентка львиного факультета, опуская уставшие руки, — умный такой? Вот сам ее и надень! Я не такая высокая, как тебе кажется. — Стул освободишь или нам вдвоем на нем ютиться? Волшебница ничего не ответила. Приняв протянутую ей руку Драко, Гермиона спустилась со стула и передала юноше фарфорового ангела. Взобравшись на стул, платиновый мальчик почти сразу нацепил на макушку ангела и спрыгнул вниз. Полумна приподняла в удивление бровь, рассматривая гриффиндорку и слизеринца. Ей не терпелось дождаться вечера, когда они смогут поговорить.***
— Гермиона, — настойчиво произнес Гарри, оставшись с подругой наедине. — Можешь мне объяснить одну вещь? — Гарри, не начинай… — Что происходит между тобой и Малфоем? — Юноша заметил выражение лица подруги и сразу же пресек ее протесты. — Полгода назад мы сражались против его семьи, четыре месяца назад вы были помолвлены, еще два месяца назад вы напряженно играли парочку, и ты упорно не хотела ехать в Мэнор на каникулы. Прошло чуть больше двух недель, и что я вижу? Малфой кутает тебя в пальто, когда ты выбегаешь в холод на улицу, вы не собачитесь, он помогает тебе в маггловских методах украшения елки. — Гарри… — попыталась начать разговор гриффиндорка, но Золотой Мальчик вновь ее прервал. — Подожди, дай мне договорить, — выдохнул юноша. — Я ничего не имею против Малфоя. Он помог нам, его мать спасла мне жизнь. Но, Гермиона, к тебе он относился всегда по-другому. Он называл тебя грязной, Гермиона. Я… — Гарри Джеймс Поттер, — очень настойчиво проговорила волшебница и посмотрела на друга. — Сейчас ты будешь слушать меня. У нас с Малфоем все нормально. Перемирие, компромисс, золотая середина — называй как хочешь. Мы не ссоримся, мы сожительствуем. И нас все устраивает. — «Нас»? — переспросил Поттер с сомнением. — «Нас», Гарри, «нас». Потому что пока я обручена с ним, мне не светит «Я и Он». Девушка устало потерла глаза. Около получаса назад в библиотеке ее застала Полумна, и у них был почти что такой же разговор. Только в отличие от Поттера, Лавгуд ничего не спрашивала. Она говорила «эпиграфы» к своим вопросам, а Гермиона на эти безмолвные вопросы отвечала. А сейчас с этими вопросами лез ее друг, который просто волновался за нее. Гарри. Этот Гарри! Не хватало только Блейза с его расспросами. Хотя, тот наверняка донимал ими своего друга со змеиного факультета. — Если что-то произойдет, ты мне обязательно скажешь, верно? В войне с лордом Волан-де-Мортом вы с Роном помогали мне, рискуя всем. Теперь война идет у тебя. Мы с Роном всегда готовы тебе помочь, Гермиона. После своих слов Поттер встал и ушел. А Грейнджер долго сидела в кресле около камина и смотрела на поющие угли. Голова кружилась, и мысли роились в голове, как безутешные пчелы, потерявшие королеву. Ей бы и самой хотелось разобраться в происходящем, чего уж говорить. Она привыкла к Малфою, к его присутствию, спокойному отношению к ней. Они действительно научились сожительствовать. Нет, у них были перепалки, как и прежде, но уже гораздо реже, легче, спокойнее. Они могли поссориться при эльфах, Нарциссе, и — главное — из-за простой ерунды, будь то поход в Косой Переулок или маггловский Лондон. Они, в глазах обитателей Мэнора, были вторыми Нарциссой и Люциусом, только вот у родителей Драко была настоящая любовь, а у них так, имитация. Привычка, даже не симпатия.***
Когда на следующее утро Гермиона пришла в излюбленную библиотеку, то там она, к своему удивлению, встретила Нарциссу в обществе гостей. Все четверо сидели у камина и разговаривали о предстоящем празднике. — О, Гермиона, — первой вошедшую девушку заметила Лавгуд, — не поможешь нам определиться? Грейнджер кивнула и прошла к друзьям. Она села возле Поттера и выслушала вопрос, которым задавались сидящие. Ответ нашелся у нее до безобразия быстро, на что Блейз с улыбкой сказал: — Я же говорил, что эту проблему Гермиона решит в два счета! — Остальные его поддержали. — Вы когда собираетесь уехать, Гарри? Новый Год уже завтра. — Грейнджер посмотрела на гриффиндорца, а потом на когтевранку. — Через час. Мы поедем в «Нору», а оттуда Полумна трансгрессирует к себе. Оставшееся время друзья провели в разговорах. Гермиона с успокаивающим удовольствием заметила, что отношения между Нарциссой, Гарри и Полумной очень теплые и довольно дружеские. Значит, миссис Малфой смогла предрасположить их к себе и ничего не имеет против предыдущих их отношений. Было заметно, что больше Нарцисса симпатизирует Лавгуд, но для Поттера это не было проблемой или комплексом. Он находил интерес в разговорах с Забини, который, по стечению обстоятельств, останется в Малфой-Мэноре на празднование Нового Года и Рождества. — Хозяин Драко попросил Азраила, чтобы тот привел к нему в кабинет Гарри Поттера. Гарри Поттер, идете к хозяину Драко с Азраилом, он проведет вас. Сидящие эту новость восприняли с неким напряжением. Нарцисса насторожилась и бросила холодный взгляд на эльфа, Полумна оторвалась от только начавшегося разговора с Блейзом, а Гермиона прекратила смотреть на огонь в камине. Драко позвал Гарри? Но для чего? В последние дни Малфой ходил очень недовольный тем, что к нему в усадьбу по прихоти гриффиндорки приедет кто-то из отряда Дамболдора. Хотя, конечно, Драко думал увидеть здесь Бездельника Уизли и Святого Поттера, но на месте первого была Безумная Лавгуд. Что, определенно, было на руку приезжим гостям. Малфой в последние несколько дней осмысления происходящего все больше и больше ненавидел Рона, но испытывал более равнодушные чувства к Гарри. И ему было все равно, что по сути вещей должно было быть наоборот, ведь Уизли, какие-никакие, чистокровные волшебники. Поттер ушел в след за эльфом-домовиком, прошептав Гермионе, чтобы она не волновалась. А она волнуется? Нет, она не волнуется. Ведь они теперь, вроде как, не враги. Она не волнуется. Но нет, она волнуется! И никакое самовнушение не могло справиться с тем, что бушевало у нее внутри.***
— Поттер. — Малфой. Студенты сидели в креслах друг напротив друга и молчали. Гарри испытывающе смотрел на Драко, а тот уперся взглядом в какие-то бумаги и не открывал взгляда от них. — О чем ты хотел поговорить? — Не устоял в конечном итоге гриффиндорец. В ответ Поттер вновь услышал лишь тишину, иногда прерываемую шуршанием бумаг. — Еще минута твоего молчания, и я уйду, — предупредил Гарри минут через пять продолжительного негласия. — Минута вышла. Студент львиного факультета встал из кресла и еще несколько мгновений выжидающе смотрел на Драко. Тот все также не шевелится. Он прошел до двери, когда его настиг тихий и уверенный голос: — Но мы оба знаем, что этот разговор нам нужен. Тебе для успокоения, а мне… Поэтому сядь на место. — Мне задавать вопросы или сам все скажешь? — поддетый интересом, Поттер вернулся к своему креслу и присел на подлокотник. — В твоей помощи не нуждаюсь, Поттер, — буркнул Драко и отложил бумаги на стол. — Проблема в Грейнджер, не так ли? Гарри молча смотрел на платинового мальчика. За последние шесть лет он сильно изменился. Из зализанного зарыпистого мальчика он вырос в разбитого, но сшитого вновь мужчину. Его сдвинутые светлые брови, его немного пожелтевшие от солнца волосы, его расправленные плечи — все говорило о взрослом мудром создании внутри Драко. Гарри осознавал еще в самом начале, когда отпихивал руки слизериновца, что с этим человеком его может связать что-то если не ужасное, то тревожное. И вот сейчас, когда он, Гарри Джеймс Поттер, сидел напротив него, Драко Люциуса Малфоя, он осознавал, что этот момент наконец настал. Гарри чувствовал, что ответственен за Гермиону, он чувствовал себя ее отцом в этой ситуации. Он волновался, имел желание набить в случае чего Малфою морду. Да он жизнь готов отдать за Грейнджер! Ведь она это делала для него. Ведь она любила его. Ведь он сам множество раз клялся себе, что не даст ее в обиду. Ведь она — его все; как и Рон, Джинни, Полумна. — Мы сожительствуем сейчас. Ругань осталась при нас, ведь твою Грейнджер невозможно перекроить. С тем, что она магглорожденная я так или иначе смирился, как никак мы спим в одной постели. Но не думай, Поттер, что у нас с ней что-то случится. Не будет ничего: ни любви, ни симпатии, — это не про нас с ней. Как только закончится школа, мы снимем обручальные кольца. Таков был наш договор с родителями: если мы не сходимся с ней за год —, а мы не сходимся — наша помолвка аннулируется. — Надеюсь, что твои слова — правда, — ответил студент львиного факультета и вышел прочь из когда-то кабинета Люциуса. Через пятнадцать минут после разговора, Поттер и Лавгуд покинули Малфой-Мэнор на колдокарете.***
Женщины по-домашнему сидели рядом с елью на ковре и разговаривали. Уже отбили куранты полночь, отгремели за их столом сдержанные, но дружеские поздравления. Забини куда-то увел Драко, а Нарциссу и Гермиону попросил посидеть у красавицы-ели и подождать их сюрприз. Гермиона расспрашивала Малфой о ее школьных годах в Себре*, о последующем ее переезде сюда, в магическую Британию, о ее встрече с семьей Люциуса. Сама по себе Гермиона не очень любила говорить об отце студента змеиного факультета, но слушая то, что рассказывала ей Нарцисса, девушка узнавала мужчину совершенно другим. Он был чутким, хотя казался ей бездушным. Он любил играть на фортепиано для семьи, хотя казался ей высокомерной выскочкой. Когда с лестницы спустились двое слизеринцев, девушки прыснули от смеха. Разодетые в маггловские шапочки для Санты, они начали петь какую-то приятную песню о их любви к ним. Из-за отсутствия в некоторых местах рифмы и стыдливого взгляда Малфоя Нарцисса поняла, что эту песню юноши сочинили сами, чтобы подарить ее только им двоим: Гермионе Джин Грейнджер и Нарциссе Друэлле Малфой. Когда настало время подарков, глаза Блэк засветились ещё ярче. Этот блеск в глазах матери до удушья понравился Драко. Такой счастливой она выглядела давно. Еще давнее было его воспоминание, как мать принимала из его маленьких ручек его первый сделанный собственными руками подарок. Первый и, к сожалению, единственный. Драко преподнес матери прекрасное колье из самоцветов, камни которого переливались в свете свечей и камина магическим цветами. Забини он вручил бутылку прекрасного виски очень старой выдержки, а Гермионе всучил небольшой мешочек, в котором покоился браслет с четырьмя камнями: синим, как вода, красным, как огонь, зеленым, как земля, и голубым, как небо, — сказав, что был очень удивлен, наткнувшись в Косом Переулке на эту вещицу. Гермиона, что не удивительно, вручила всем книги. Забини, увидев название своей, был приятно удивлен — это было маггловское пособие по писателям из России, которых он понимал с трудом. Драко досталась одна из книг Шарлотты Мэри Янг, о которой он слышал впервые, а когда Нарцисса достала свою книгу, на её глаза недовольно навернулись счастливые слезы. — Я не знала, что подарить вам, — заговорила гриффиндорка, поглаживая женщину по руке, — ведь разбираюсь я только в книгах. Мне показалось, что было бы неплохо вернуть вам ваши воспоминания. Нарцисса с любовью смотрела на потертый переплет, выцветавшие золотые буквы на обложке. Это — первая книга, которую ей подарил Люциус. Книга, с помощью которой он признался в любви. Она была утеряна много лет назад, после вторжения в их жизнь Темного Лорда, после того, как весь их дом стал скопление тьмы, после игр, как многие книги были сожжены. После того, как любовь между ней и Малфоем была отложена в дальний ящик. — Как ты ее нашла? Я думала, что ее сожгли или выбросили… — шептала волшебница, проводя пальцами по корочке. — Было сложно. Но, главное, она теперь у вас.***
После Новогодне-Рождественских каникул в Малфой-Мэноре комната в башне старост казалась Гермионе однотонной и прохладной. Живоглот ластился к хозяйке — он явно соскучился. Он облизывал своим горячим языком прохладные руки волшебницы, грел ее своим теплом. Но засыпать Гермионе все равно было как-то непривычно, холодно, пусто. Посреди ночи гриффиндорка проснулась от странного кошмара: тяжело дыша, студентка факультета храбрости смотрела прямо перед собой. Столь жуткие кошмары не беспокоило ее со времен Второй Магической Войны.