Вьюга

Острый, вымораживающий холод ещё не пробрался сквозь деревянные стены, но это был лишь вопрос времени. Устроившись с ногами на кровати, Дукат несколько раз коснулся ладонью шерстяного платка, обмотавшего шею: хотелось плотнее укрыть гребни. - Вы поступили весьма неразумно, вовремя не заменив кристалл, - наконец проронил он. - Ваша правда, - Напрем повернулась к окну. – То-то у меня от латины шкафы ломятся. На десять кристаллов хватит. - Разве у вас нет друзей, которые могли бы вам помочь? - Мои друзья, как я, пытаются не умереть с голоду, - тихонько вздохнула она. – Впрочем… может, Тиан и согласился бы выручить меня, если бы я ему написала. Его кольнула непрошенная досада: - Тиан – это тот, кто просил вас вернуться? Пальцы Напрем беззвучно потёрли заиндевелое стекло, она наклонилась ближе к окну, словно пытаясь что-то рассмотреть. - Наверное, он был первым, к кому я испытывала что-то большее, чем симпатию. С ним одним я была по-настоящему близка. Он часто уезжал из деревни: говорил, что помогает Сопротивлению. Я каждую ночь молилась, чтобы Пророки сохранили его. Поднявшись, она плотнее запахнула на груди полы пальто, прошлась по комнате. - Пророки исполнили мою мольбу: он всякий раз возвращался живой и невредимый. А потом сосед рассказал мне, что мой Тиан сотрудничает с оккупантами. - Вам это было так тяжело? – негромко спросил Дукат. – Вы не любите тех, кто пытается мирно сотрудничать с Кардассией? - Я не люблю, когда мне лгут, - глухо сказала Напрем. Её сухие губы сурово сжались, сеточка крохотных трещинок отчётливей выступила на них. – Если тебе тяжело, если ты не можешь больше терпеть голод и страх, пытаешься хоть как-то облегчить свою судьбу – так и скажи. Я знаю, каково это, - в тёмных зрачках вспыхнули тревожные огоньки. – Мне случалось остановиться на самой грани, когда я уже готова была сдаться и умолять хоть о крохах еды. Но не надо хвастаться своими вылазками в лес, если ты каждую неделю бегаешь в службу безопасности доложить, кто ещё уклоняется от работы на шахтах! Дукат наклонил голову. - Мне повезло больше вас. Мне честно сказали: раз моего отца приговорили к смерти, меня больше не рассматривают в качестве кандидатуры на роль любовника и мужа. Она поднесла тонкие руки ко рту, потёрла ладони друг о друга. - Вы любили её? - Как сказать… - Дукат принуждённо улыбнулся. – Себя, вероятно, я любил больше. Помню, когда я летел сюда, на Баджор, я ворочался на койке и всё представлял, как возглавлю Центральное Командование и стану единоличным правителем Кардассии. Вот тогда она встанет передо мной на колени, забыв всю свою гордость. Прикрыв глаза, он откинулся на подушку. Не сразу до него донёсся тихий голос: - А вы? - Что – я? – он недоуменно покосился на Напрем. - Что сделаете вы, когда она к вам придёт? - До этого момента мои фантазии обычно не доходили, - он коротко хохотнул. – Что я сделаю… Да ничего. Скажу: иди, Атра, и не показывайся больше мне на глаза. Отвернув накидку, Напрем спрятала руки на груди, под шерстяной тканью. В тусклом вечернем свете её лоб и скулы казались совсем белыми, из-под шарфа беззащитно выглядывала голая полоска шеи, не прикрытой гребнями. Дукат придвинулся ближе, его пальцы коснулись её острого локтя: - Можно? Чёрточки бровей вопросительно приподнялись. Помедлив, она кивнула. Узкая ладонь выскользнула из-под полы пальто, неуверенно накрыла руку Дуката. Хорошо, что ей не приходилось долбить породу в шахте, таскать тяжести. Работа в огороде мало успела повредить гладкой, нежной коже, хоть и оставила под пальцами узелки мозолей. Осторожно проведя по ним большим пальцем, Дукат осторожно сжал руку Напрем, поднёс её ко рту, согревая дыханием. - На Кардассии сейчас жара, - задумчиво произнёс он. - Вы, наверное, хотели бы оказаться дома? - Я соскучился, - кивнул он. – С другой стороны, в ближайшее время ничего хорошего дома не предвидится. - Для вас? - Для всех. Префект напрасно ввязался в свару с Федерацией, а клингоны вряд ли станут ждать, пока мы поправим своё положение. Карие глаза изумлённо расширились. - Выходит, у Кардассии могут быть неприятности? - Полагаю, неприятности – это сильное преуменьшение, - без особого веселья хмыкнул он. Она привстала: - Так почему же мы, баджорцы, об этом ничего не знаем? - А вы как думаете? Если слухи о наших проблемах просочатся к местным, все их прежние попытки бороться покажутся нам детской игрой. Они вцепятся в нас, как тарг в песчаного змея – и я не берусь предсказать, кто кого. Пальцы Напрем крепко стиснули его запястье, она радостно выдохнула: - Я знала, я всегда знала, что у нас есть шанс! - Какой шанс? – Дукат иронически скривил губы. – Захлебнуться в крови? Разрушить всё то, что ещё осталось от ваших городов? Годами, столетиями пытаться восстановить хоть какое-то подобие государства? Улыбка не сошла с губ Напрем, она тихонько рассмеялась. Невозможно было не залюбоваться ею, такой сияющей и беспечной. - Скажите мне, Дукат, если бы вам предложили выбор: прожить сто лет в рабстве или попытаться бежать без особой надежды на успех, что бы вы предпочли? - Протекторат Кардассии и рабство – несравнимые понятия, - сухо произнёс он, потирая ступню об ступню: пальцы ног в плотных сапогах уже начали мёрзнуть. Поймав взглядом его движение, Напрем усмехнулась: - Нам лучше пройтись, не находите? Поднявшись, она направилась к двери и сказала через плечо: - Вы совершенно правы. У хозяев больше причин беречь своих рабов, чем у кардассианцев – заботиться о нас. Запыхавшись, тяжело дыша, она распрямилась, сцепила ладони на затылке. Хоть немного помогла гимнастика: холод уже не так щипал руки и ноги. Отвар, наверное, как раз уже готов – надо сбегать на кухню. Предвкушая, как согреет всё тело терпко пахнущее, сладковатое на вкус питьё, Напрем довольно улыбнулась и окликнула кардассианца, сгорбившегося в кресле, подтянувшего длинные ноги к груди: - Дукат, подайте мне пальто. Оно вон там, в углу. Кардассианец медленно повернул голову на её голос, не сразу, словно с трудом поднял чешуйчатые веки: - Вы звали меня? - Дукат, - она досадливо сжала губы, подошла ближе. Длиннопалая ладонь ожгла её пальцы холодом, словно она зачерпнула горсть снега без перчаток. – Я же просила вас двигаться, не сидеть. - Я старался, - бледные губы дрогнули в улыбке. – К сожалению, я несколько переоценил свою холодостойкость. - Не вздумайте только засыпать! – она тряхнула его за плечи. – Знаете, сколько я с вами возилась, вытаскивая вас из сугроба? Вы, между прочим, довольно тяжёлый, да ещё с этой бронёй. Неловко ухватившись за её локоть, он поднялся, и его шатнуло – пришлось упереться свободной рукой в стену. - Так, ждите. Сейчас я принесу отвар, и вы будете пить. А потом я вас раздену и буду растирать шерстяными полотенцами, и только попробуйте сказать, что вам не нравится. …Глоток из большой глиняной чашки словно вдохнул в него новые силы, серые глаза блеснули. - Кажется, мне стоит попросить у вас рецепт на будущее. Вы, наверное, сами его составили? Напрем качнула головой: - Это не я, это госпожа Эйми. Она знает травы. - Мудрая женщина, - усмехнулся Дукат. – Недаром к ней каждый вечер молодёжь ходит. Или, может, она им не только о травах рассказывает? - Она не делает ничего плохого, - Напрем поднесла чашку к губам, пытаясь не выдать нахлынувшей тревоги. – Как вы, отогрелись немного? Я сейчас бегала на чердак, думала, может, найдётся ещё хоть какой-нибудь платок или накидка. К сожалению, с вещами у меня дефицит. - Переживу, - Дукат качнул головой. – Хотел бы я знать, почему вы так стараетесь мне помочь. Можно подумать, она сама не задавала себе тот же вопрос. - Вы бы могли просто пройти мимо, когда я лежал там, в сугробе. Вам бы это ничем не грозило. Ничего, мол, не знаю, видеть не видела. - Не знаю, Дукат, - она покачала головой. – Может, мне будет легче ответить вам, если вы скажете мне, почему так и не сделали то, чего вам так хотелось. Я бы вас не одолела. И никакой суд не заступился бы за меня. С губ Дуката сорвался короткий смешок, но глаза смотрели серьёзно, пристально. - Я не люблю слёз, криков и проклятий. Это всё довольно раздражает. А ещё я хочу, чтобы ты смотрела на меня без страха. Чтобы ты сама пришла ко мне. Она опустила взгляд на сложенные в замок руки. - Надо бы заварить побольше отвара. Но у меня совсем не осталось горячей воды. - Ничего, - негромко сказал Дукат. – Это ничего. Помолчав, она окинула взглядом его сильное поджарое тело. Деваться было некуда, если она хотела, чтобы кардассианец дотянул до утра… а может, и если она планировала дожить сама. Она опустила чашку на тумбочку, принялась расстёгивать пуговицы воротника. Пальцы скользнули ниже. - Подвиньтесь, Дукат. И распахните куртку. Он откинулся к стене, рука взялась за застёжку. - Зачем это? - Раз уж вам не помогают физические упражнения, - Напрем перебралась к нему на колени, забросила руку на широкое плечо, - посмотрим, как насчёт массажа гребней. - Но… - Никаких «но», - её ладонь скользнула под ткань форменного свитера. – Обнимите меня, Дукат. Или у вас уже пропало это желание? Руки кардассианца обхватили её талию, притягивая ближе. Затылка коснулось сбившееся дыхание: - Напрем, то, что вы хотите сделать… небезопасно для вас самой. - Жить вообще небезопасно, - выдохнула она, легонько сжимая твёрдый гребень. – А жить рядом с кардассианцами – это всё равно что с активированной фотонной гранатой. Его пальцы нырнули под полы пальто, оттянули ткань свитера. От шершавого прикосновения к голой спине по коже побежали мурашки. Поёрзав, она прижала обтянутое тканью брюк колено к его бедру и сама не сдержала чуть слышного: - Ох… Пальцы Дуката стиснули её ладонь, поглаживающую гребень на шее. - Сильнее, - вырвалось сквозь стиснутые зубы. Она с нажимом провела вдоль костяного выступа пальцами, наклонилась, почти касаясь щекой его щеки. Слабый островато-сладкий запах его кожи дурманил не хуже весеннего вина, не хуже канара, которым её угощала госпожа Онто. Ужасаясь собственному безрассудству, она прижалась к изящной длинной шее губами и легко мазнула вдоль гребня языком. Дёрнувшись, Дукат стиснул её так, что дыхание перехватило. Из его груди вырвался низкий гортанный стон. Она откинула голову, ловя ртом воздух, заглядывая в потемневшие серые глаза: - Теплее? - Горячо, - хрипло произнёс Дукат. Его рука легла ей на затылок, придерживая, и сухие губы приникли к впадинке под подбородком. - Что вы, Дукат, - со смехом вырвалось у неё, - у меня же гребней… нет… А-ах! Он целовал её шею – то грубо, властно, почти до укусов, то мягко, едва касаясь языком, и от этих прикосновений её тело пронзала острая дрожь. Уперевшись ладонью ему в колено, она выгнула спину, пытаясь податься ближе. Как досадно было, что под свитер она надела майку для тепла! Его пальцы, ласкавшие грудь сквозь ткань, всё медлили приподнять её, прижаться к жаждущей прикосновений коже. Высвободив руку, она нетерпеливо потянулась к пряжке его брюк, и Дукат мягко отстранил её. - Всё хорошо, Напрем, - произнёс он в ответ на её разочарованный вздох. – Посмотри, луна вышла. Кончилась метель. - Не заблудишься? – спросила она у двери. Дукат беззаботно улыбнулся, хлопнул ладонью по броне: - Дойду за пять минут. Или за семь. Ты придёшь завтра в комендатуру? - Возможно. Если дела потребуют. - Тебе надо взять талон, ты и так всю еду делила на двоих. - Ты упорно не давал мне быть щедрой хозяйкой, - фыркнула она. На шее чуть выше ключицы ещё горел укус, Напрем машинально приложила к нему ладонь. Невольный и нежеланный гость возвращался к себе, она оставалась в выстуженном доме. Достать бы завтра кристалл… А удастся ли? - Счастливо тебе, Напрем. Был рад нашей встрече. - До свидания, глинн Дукат, - проронила она. Дверь скрипнула, обдав лицо морозным воздухом. Напрем шагнула вперёд, к порогу – что-то ещё сказать, позвать… Дукат не оглянулся. Дверь хлопнула. В темноте стало как-то сразу очень тихо. Зябко обхватив себя за плечи, Напрем пошла в свою комнату. Половицы сдавленно скрипели под ногами. Не спать, главное – не спать. Дохнув на занемевшие руки, Напрем прижала их к щекам. Может, бросить всё, натянуть шапку, побежать к ведеку Эйми? А если за домом опять следят? Если она только беду приведёт? У госпожи Онто наверняка ночует комендант. А больше, в сущности, и пойти не к кому. - Пустяки, - вслух произнесла Напрем, и голос гулко отразился от стен. – До рассвета не так уж далеко. Маленькая, разве ты боишься темноты? Сейчас придёт мама, затеплит ночник и присядет рядом – читать стихи Акорема Лаана. Сестрёнка свернётся клубочком у стены, обнимет за плечи, и будет совсем не холодно… Напрем хрустнула пальцами и вздрогнула от резкого звука. Где-то мама сейчас, где-то упрямица Лисан? Если бы было хоть посветлее… Фьюрел как-то хвастался, что делает карманные фонарики. Сейчас бы такой пригодился. Надо сбросить пальто, надо взмахнуть руками, согнуть ноющие коленки. Зарядка лучше всего помогает не замёрзнуть. Но она слишком устала, слишком не хочется подниматься. Белым-бело за окно, и белая луна смотрит с пустого небосвода на безжизненную землю. Ничего не осталось, кроме снега. Кроме пустоты. Моргнув, Напрем потёрла смежающиеся веки. Не спать… А почему, собственно, не спать? Зачем? Кто-то звал её из-за стены. Кто-то стучал в дверь. Или ей это чудилось? Тряхнув головой, она вскочила. - Напрем! - Сейчас! – крикнула она срывающимся голосом. – Сейчас открою! Выбежав в коридор, она дёрнула на себя ручку засова. На крыльце стоял Дукат с большой железной коробкой в руках. - Я принёс тебе новый кристалл. - Новый? – изумлённо повторила она, отступив к стене. – Где же ты его достал посреди ночи? Он лукаво прищурил взгляд: - Из комендатуры вынес. - Как – из комендатуры? Это же… - Должностное преступление, я знаю, - самодовольно произнёс он. – Там всё равно никого не было. Завтра новый привезут. Она растерянно улыбнулась: - Я даже не представляю, что сказать. Спасибо. - Всегда к вашим услугам, госпожа Тора, - Дукат иронически наклонил голову. – Где здесь система жизнеобеспечения? - Пойдём, я покажу. Отопление они включили на максимум, и дыхание больше не вырывалось изо рта клубами пара. - Будет слишком жарко – поверни регулятор, - Дукат щёлкнул по пластиковому рычажку. - Да я знаю. Я давно живу одна. - В таком случае, я пойду, - Дукат машинально провёл рукой по волосам. – Полагаю, ты зверски хочешь спать. - Хочу, - она кивнула. Дукат сделал шаг к двери, и она протянула руку, коснулась гладкой брони у него на груди: - Останься. Его надбровные гребни приподнялись, в глазах вспыхнуло удивление. Осторожно повернув её запястье ладонью вверх, Дукат коснулся губами ямочки у большого пальца. Пульс гулко заколотился у неё где-то под горлом, она шагнула ближе, дотронулась до гладких чёрных прядей у него на затылке. Обвив её плечи, он потянулся жёсткими губами к её губам. - Пойдём? – тихонько шепнула она, когда он дал ей наконец глотнуть воздуха. С улыбкой, достойной представителя самой коварной расы в квадранте, Дукат покачал головой. - Я всегда хотел сделать это вот так… Легко, словно невесомую, подхватив её на руки, он зашагал в спальню, щекотно целуя её затылок и голую шею. Страх перед кардассианцами, кажется, с рождения пропитал каждую клеточку её тела. Но сейчас, в надёжной темноте, на мягком одеяле, ей совсем не было страшно принимать ласки и дарить в ответ. Приникать губами к горячей шершавой коже, оплетать ногами гибкую поясницу, подаваться навстречу невыносимо медленным движением и бессвязным шёпотом просить ещё. Загнанное дыхание рвалось с её губ, смешиваясь с его резкими выдохами, пальцы сжимали плечи. - Моя… моя… - шептал он и ещё что-то твердил, уткнувшись лицом ей в грудь. Она не могла разобрать путаную кардассианскую речь, но его голос будил в её теле новые волны сладкой дрожи, дразня, обещая. Опять и опять пена наслаждения захлёстывала её с головой, и она не сдерживала вскриков. Не о чем было сомневаться, нечего стыдиться… ведь с ней был Дукат. Она тихонько посапывала, завернувшись по подбородок в одеяло, и ребристый носик смешно морщился, словно пытаясь сдуть щекочущую пушинку. Растрёпанная макушка пристроилась у него на плече, и ему не хотелось тревожить спящую. Поудобнее вытянувшись на сбившейся комом простыне, он разглядывал трещинки на потолке, складывающиеся в затейливый узор. Его ладонь легонько поглаживала пушистые волосы Напрем. Наконец-то. Он знал, что никуда она от него не убежит, не сможет вечно отталкивать, прячась за свою наивную гордость. Кардассианские ночные хищники неделями караулят добычу возле логова, выжидают – ждал и он. Готов был ждать ещё, ещё… Травяной вкус её губ словно пропитал его, въелся в кровь. Нежную бледно-розовую кожу, так непохожую на кожу кардассианок, хотелось целовать ещё и ещё, оставляя отметины, которые и регенератором-то не сразу сведёшь. Чтобы помнила, кому принадлежит. Бронзово-алые солнечные брызги скатывались по подушке, скользя по шее Напрем, по матово-гладкому плечу. Небо разгоралось за стеклом. Забавно: здесь, в Хедрикспуле, бывает вполне себе красиво, когда тучи расходятся, а солнце ещё не палит нестерпимо-ярко. Вот только, похоже, это обидно редкое явление. Веки Напрем дрогнули, жмурясь, она уткнулась щекой Дукату в плечо, пытаясь заслониться от солнца. Негромко рассмеявшись, он чмокнул её в мягкую, румяную со сна щёку, и его рука скользнула вниз, к груди, соблазнительно округлой под тонкой тканью одеяла. Со слабым вздохом удовольствия она придвинулась ближе, распахнула блестящие глаза. - Ой, неужели вставать пора? – мягкий грудной голос со сна звучал хрипловато. – Доброе утро. - Доброе, - он потёрся носом о её висок. - Давно я так хорошо не спала… Повернувшись, она отвела руки за голову, сладко потягиваясь. - Вот только совсем не обязательно делать такое самодовольное лицо, Дукат. В почти искреннем удивлении он поднял надбровные гребни: - Серьёзно? Разве я выгляжу самодовольным? - Настолько, что вот-вот лопнешь, - хихикнула она. – Если хочешь, иди в душ первым. Только температуру немного сбавь, а то ошпаришься. - Мы можем пойти вместе, - невинно предложил он, устраивая ладонь на сгибе её локтя. Напрем мягко отстранила руку, приподнялась. - Дукат, пожалуйста, пойми меня правильно. Нам лучше не повторять того, что случилось вчера. - Зачем же повторять? – ухмыльнулся он. – Тебе не придётся жаловаться на мою фантазию. - Не сомневаюсь в этом, - тихо, серьёзно ответила она. – Ты не злись на меня. Сам же всё понимаешь. - Не понимаю, - он мотнул головой, досадливо стряхнул упавшие на глаза пряди. – Ты внезапно вспомнила о том, что я кардассианский глинн? Невесёлая усмешка коснулась губ Напрем. - Я могла бы быть любовницей кардассианского глинна. Но я не буду его… - она сглотнула, - содержанкой. Дукат озадаченно потёр вырост на лбу: со сна мозги плохо соображали. - Ну, если хочешь, я не буду тебя содержать. - Не будешь? – сощурилась она. – Увидишь, как я с ног валюсь от голода, и не принесёшь мне куска мобы? Хмыкнув, он развёл руками: - Принесу. Ещё послежу, чтобы ты всё до крошки съела. - Вот видишь… - тонкие губы как-то горестно искривились. – А я возьму. Не смогу не взять. И получится, что я тебе отдаюсь за еду, за тепло, за твоё покровительство. Не надо мне такого. - Глупости какие-то, - раздражённо сказал он, поднимаясь. – Ты сама себя мучаешь этими рассуждениями, переливая из пустого в порожнее. Что плохого, если мужчина способен защитить женщину, а она доверяет ему себя? Напрем сидела на кровати, сцепив руки под коленками. Она словно не слышала его. - «Дай мне руку, переведи меня через ручей… - медленно произнёс он, припоминая, - …чтобы я перенёс тебя через море». Кай Сумара, «Беседы о супружестве». Верно? Шумно вздохнув, она повернулась к нему. Карие глаза смеялись. - Дукат, я не знаю, где тебя учили красноречию, но уговоришь ты кого угодно. Поэтому я больше не буду тебя слушать. Иди в душ, я пока посмотрю, что осталось на завтрак.