Люби или беги

"The Weeknd — The Hills"

Ты снова делаешь это. Пока я вытираю сопли Дэвида, ты мило хихикаешь в окружении этих козлов. Знаешь прекрасно: мне пофигу, что все считают их нормальными ребятами. И в очередной раз улыбаешься этому чертовому американцу Кэмерону, находясь всего в полшаге от его тела. Кто тебя воспитывал? Неужели мать ни разу не говорила, что замужней даме флиртовать с другими мужиками у супруга на виду — это как минимум некрасиво. Знаю-знаю... Как всегда скажешь, что вы "просто общались". А меня это волнует? Почему я должен наблюдать за тем, как какой-то засранец едва не пускает слюну, пытаясь придвинуться все ближе и ближе к моей женщине? — Папа? — голос малыша отвлекает на минуту, я удостаиваю его визуальным вниманием. — Пап, хватит уже, нос сухой. И только тут понимаю: я так увлеченно следил за твоими несносными попытками заставить меня ревновать, что чуть не поцарапал нос ребенку, пока все это время механически вытирал платком его сопли, которых уже давно след простыл. — Ох, — извинительным тоном выдыхаю я, чуть улыбаясь, — действительно. — Можно мне пойти поиграть с ребятами? — спрашивает сын, приложив пальчики к красному носу и состроив умоляющее выражение лица. — Конечно, малыш. Иди сюда, — разрешаю, подхватываю ребенка, целую его, ставлю обратно на траву и заботливо по-отцовски хлопаю по спине, что означает то, что он может быть свободен. С самой счастливой улыбкой на свете пятилетний Дэвид убегает к бассейну. Я тем временем хмурюсь, когда возвращаю свой взгляд на тебя. Ох, хватит, довольно. Шагаю вперед, и ты сразу меня замечаешь. В медово-зеленых глазах едва заметно проносится нежность, а на губах на миг застывает ухмылка, которую ты точно назвала бы обыкновенной улыбкой, но я ведь не дурак. В своих мыслях ты празднуешь то, что я, конечно, благополучно ревную. — София, — стараюсь беззаботно произнести, притягивая тебя за талию и напоминая всем присутствующим рядом кретинам, кто здесь единственный мужчина столь очаровательной брюнетки. Кэмерон фальшиво улыбается, оголяя свои искусственные белоснежные зубы, и я всем нутром чувствую, как этот янки меня ненавидит в данную секунду. Отвали, приятель, мы с ней женаты. — Можно тебя на минуту, дорогая? — тоном, обещающим тебе разборки, но ничего не значащим для остальных, выговариваю я, специально выделив "дорогая", чтобы еще раз подчеркнуть свой статус в наших отношениях. Ты закусываешь губу, смотря на меня из-под длинных накрашенных ресниц. Сегодня как никогда красива, просто до безумия, и я более чем уверен — ты знаешь и пользуешься этим, наслаждаясь безграничным вниманием со всех сторон. — Конечно, Лиам, — бросаешь, пожав плечом, как бы невзначай, не придавая значения. И пока в твоих глазах загорается игривый огонек от предвкушения сцены ревности, где ты в главной роли, я до боли сжимаю зубы, потому что в ответ на мое обращение "дорогая", ты обратилась ко мне всего лишь по имени, когда я жаждал услышать "любимый". Я оглядываюсь на детскую площадку перед тем, как зайти в дом и затащить тебя за собой. Хлопаю за нами дверью. Ты, чертовка, сохраняешь молчание, пока звонко перебираешь каблучками, идя след следом за мужем. Конечно, извинений с порога я не ждал, но где же "А куда мы идем?" или "Что случилось?" Вот, это в очередной раз доказывает, что ты сама все знаешь и понимаешь. Специально травила мое терпение, а теперь жаждешь развязки. Что ж, обещаю, ты ее получишь. Идем по пустому уютному дому, огибая диваны, после чего я заталкиваю тебя в спальню своих родителей и закрываю за нами дверь. Ты по-прежнему молчишь, прислонившись спиной к стене. Я поднимаю руки и прочно закрываю тебе выход, ставя их по обе стороны от твоего лица. — В чем дело, сладкий? — наконец вздыхаешь, перекрестив руки у груди. Нет, ты серьезно?! Строила глазки всем кому не лень, молчала всю дорогу до этой комнаты, при людях назвала меня по имени, а теперь, когда мы наедине, "В чем дело, сладкий?" Я буду убивать тебя сладко и медленно. — Софи... — сквозь зубы рычу я, давая понять, что сейчас будет долгая и мучительная ругань, но ты решаешь сбить мои планы. Как всегда. — Ты опять? — запрокидываешь подбородок и проводишь влажным языком по губам. Успешно отвлекаешь меня этим, но спустя несколько секунд я снова в строю. — Объясни мне, — начинаю говорить более спокойно, но твердо, — какого черта было на улице? Снова? Тебе нравится дразнить меня при людях? — я приближаюсь к твоему лицу, одновременно с этим поворачивая его в сторону, задействовав одну руку. Шепчу на ухо: — Мне убить Кэмерона или тебя? Выбирай. Ты улыбаешься. Просто мягко отталкиваешь меня ладошкой и улыбаешься, словно я тут анекдотами разбрасываюсь. Накаляешь мой гнев и похоть. — Опять ты за свое, — разговариваешь со мной, как с ребенком. Издеваешься? Это не я опять за свое, это ты опять за свое. Во мне что-то возгорается и взрывается, словно спичку поднесли к бенгальской палочке. Я матерюсь, а потом прижимаю тебя к себе со всей силы, что кости трещат, целую, безумно и жадно, целую снова и снова, сжимая твое тонкое тело, а потом... мягко отпускаю. И даю легкую пощечину. Ты смотришь на меня ничуть не испуганным, скорее взбудораженным взглядом. Поднимаешь руку в какой-то момент, чтобы ударить в ответ, но я перехватываю за кисть. И снова сладко целую. — Запомни: я обожаю, когда ты играешься, но просто не выношу, когда играешь с моими чувствами, — шепчу сквозь поцелуй агрессивно и страстно. — У тебя есть два варианта, София Пейн. Либо ты сейчас же занимаешься со мной любовью... Либо пытаешься убежать со всех ног, потому что, клянусь, я намерен взять тебя в любом случае. Любимая сучка, кусаешь меня за губу и отрываешься на мгновение, чтобы с ухмылкой ответить: — А у тебя есть только один вариант, Лиам Пейн. И ты знаешь, какой. Ты берешься за ручку двери. И закрываешь нас на замок.