Солнце встает за Уралом

Все-таки зря Алексей Пафнутич так грубо отзывался о вольных: дом оказался не таким запущеным, как думал Юлик, трава в саду лишняя была, но убрать все заросли было делом быстрым, а дома так вообще было чисто. Не считая, конечно, пыли, что осела на давно забытой мебели. На то, чтобы привести дом в порядок у Юлика ушел один день, так как он не мог спокойно сидеть и позволять себе перерывы, зная, что у него есть дело. К вечеру, когда солнце уже давно закатилось за горизонт, парень, стоя у отчасти заржавевших ворот, смотрел на расстилавшуюся перед ним деревню и не мог понять, зачем одному человеку, барину, столько людей. На следующий день он опробовал печь, прочистил трубу и, измазанный в саже, решил пройтись до реки, чтобы смыть с себя всю грязь, но неожиданно услышал топот коней. "Неужто за мной приехали?" - удивился Юлик. Вроде, не время еще, завтра должны были его вернуть во двор барина. Но с улицы все еще доносился шум, а потом снова послышался на этот раз удаляющийся топот и ржание лошадей. В через какое-то время в дом вошел мужчина в странной, на взгляд Юлика, одежде. Зеленый, доходящий почти до колен темно-зеленый, почти болотный фрак*, рубашка, застегнутая под горло, штаны, в руках - трость. Мужчина был рассержен или раздражен; войдя в дом и увидев Юлика, он нахмурился еще сильнее, отчего его лицо превратилось в одну большую морщину. "Часто он хмурится, видно," - усмехнулся про себя Юлик, а сам на всякий случай поклонился мужчине. Вдруг это и есть тот самый друг барина. - Ты кто еще? - спросил мужчина, даже не поздоровавшись. - Крепостной Юлик, меня сюда барин Алексей Пафнутич прислал, чтобы я в доме убрал все к вашему приезду, - ответил Юлик, во все глаза разглядывая приехавшего из столицы мужчину. Ну и странно же они там одеваются! - Тогда чего ты стоишь? - Мужчина, не разуваясь, прошелся по комнате, рассматривая каждую вещичку. - Так прибрал уже все, давно. Даже трубу вычистил. - По тебе и видно, что только из трубы вылез, - мужчина критично осмотрел измазанного в саже Юлика. - И надолго ты тут? - Барин обещал прислать за мной к завтрему. - Ну дай Бог. - Вам нужна какая-то помощь, или я могу до реки дойти? А то испачкаю вас ненароком, - и Юлик жалостливо, как он это умеет, посмотрел на мужчину. - Да иди, мне-то что, - в ответ Юлик заулыбался и заметил, что уголки губ хмурого мужчины чуть дрогнули. Видно, права была Агриппина, когда говорила, что улыбка Юлика страсть какая заразительная, чуть ли не на весь двор сияет. До реки было идти недалеко, так что скоро уже парень нырял в прохладной воде, наслаждаясь, как утреннее солнце еще ласково греет макушку, а где-то вдалеке доносится щебетание птиц. Давно такого Юлик не мог себе позволить: быть на услужении барина хоть и не пыльной работенкой оказалось, а все-таки очень ограничивало. Юлик вспомнил, как еще будучи совсем маленьким, ходил с родителями на реку, плескался на мелководье, пока мать полоскала белье, а отец смотрел, куда в следующий раз пойти рыбу ловить. И так же грело солнце, так же пели птицы, так же эту природную тишину нарушал плеск воды... Спохватился Юлик только когда зуб на зуб перестал попадать (все-таки неделя холодов сказалась: вода не успела еще прогреться в полной мере). Надев штаны, он закинул рубаху на плечо и побежал к дому, надеясь, что этот самый друг барина не будет сильно сердиться, что парня так долго не было. Мужчину он застал на крыльце, задумчиво смотрящего куда-то за горизонт. - Извините, что я так долго, уж больно вода хороша была, - смущенно сказал Юлик, попутно надевая рубаху. - Да мне и без тебя недурно было, - ответил мужчина. - Что-то я даже не представился, надо, наверное. Дмитрий Ларин, коллежский асессор, хороший знакомый Алексея Пафнутича по совместительству, - и он протянул Юлику руку. Парень от такого обращения даже опешил: такого высокого, как казалось деревенскому парню-крепостному, чина человек из столицы вот так запросто готов пожать ему руку! - Юлик, - снова представился он, ошалело глядя на мужчину. - Что ты смотришь на меня так, словно я... А, не важно, - Дмитрий сел на ступеньку и снова уставился вдаль. Парень заметил, что мужчина уже переоделся, точнее, снял с себя странный фрак, а пуговицы на рубашке были небрежно расстегнуты. - Странно у вас там в столице одеваются, - сказал Юлик, садясь рядом. - Ну, в столице кто не консерватор, тот франт, или как они там себя называют... денди, - и Ларин поморщился. - Денди? - непонимающе спросил Юлик. Такие слова он впервые слышал. - Ряженые столичные. Иные одежду надевают, словно собрались на испанский карнавал, а другие в минимализм ударяются, да с таким рвением... Вот Чаадаева возьми! Что ни костюм - так все "изящество линий", "никакой напыщенности", а на деле что? Он, говорят, все от английских денди перенял, Джордж Браммел все провозглашал эстетическую сдержанность, да еще и не только в костюме, но и в чувствах. А свет теперь с упоением считает, что если Чаадаев женщин сторонится, то он... того. - Чего? - не понял Юлик. - "Голубой", - усмехнулся Ларин, но яснее Юлику не стало, однако еще вопросов он задавать не стал. А Дмитрий тем временем продолжал: - Но все же эти денди еще лучше фанатиков Шишкова, который национальный костюм хотят главенствующим сделать. Ну представь - в столице все ходят в рубахах, как ты, только не в драных. - А чем плоха моя рубаха? Вместо ответа Ларин только махнул рукой. - Ты деревенский, все равно не поймешь. Эх, ладно, мне нужно письмо в Петербург отправить, оставляю тебя наедине с этой потрясающей природой, о которой все писал Пушкин, как я понимаю, - Ларин поднялся и ушел, а Юлик так и остался на крыльце. Этот мужчина все еще казался парню странным, но тем не менее, что-то в нем привлекало. Для человека, выросшего в деревне, узнававшего новости от барина, если удастся подслушать, человек из столицы казался просто очень умным и обязательно образованным, а, значит, интересным. Слушать Дмитрия Ларина оказалось интересно, хоть Юлик мало что понял из его слов. Правда, его речь была странноватой, Агриппина, кажется, это картавостью называла. Ну, словом, букву одну мужчина не выговаривал, но это уже не имело значения. Дмитрий так и просидел у себя в комнате, которую он, видимо, определил как кабинет, до поздней ночи, Юлик же заходить не решался. Хоть петербуржец и оказался снисходительным, испытывать его терпение и добрую волю не очень-то хотелось. Весь день парень слонялся по дому, пытаясь найти себе хоть какое-то занятие, но не получалось. Для работы в саду инструмента нужного не было, а в доме делать было совсем нечего. Не найдя себе никакого дела, Юлик ушел в самую маленькую комнатку, которую приметил с самого начала, лег на жесткую кровать и уснул. Проснулся он глубокой ночью оттого, что во рту все пересохло. И только тогда он вспомнил, что забыл принести воду с колодца домой. А вдруг гость пить захочет? Попадет же. А на улице хоть глаз выколи - ничего не видно. Дальше крыльца не уйдешь, а о колодце и разговора нет. Юлик нервно потоптался на ступеньке, как вдруг услышал за спиной: - Все-таки хорошо здесь. Сверчки трещат, вроде даже соловья слышал. И воздух такой приятный. - Да, настоящая природа, не то, что у вас там, в Петерберге. - Да уж. Завтра, говоришь, уезжаешь? - Завтра. - Передай обязательно барину мою благодарность за помощь и вот это письмо, - Ларин протянул парню запечатанную в конверт бумагу. - Так я думаю, еще свидимся утром... - Я долго сплю, так что на всякий случай возьми. Хотел оставить тебе на столе с запиской, да вспомнил, что вы же здесь неграмотные все. Считай, повезло мне. - Угу, - Юлика почему-то обидели слова Ларина, хотя он и правду сказал. Забрав письмо, парень вернулся в комнату, забыв про жажду, воду и все на свете. Обида продолжала клокотать в нем. "То же, мне, возомнил! "Неграмотные". Сам-то он конечно, больно грамотный. А я не виноват, что от крестьянки родился, а не в дворянском доме. Зато он здесь без помощи и дня не протянет! Посмотрел бы я, как он грамотностью своей будет с инструментом да с колодцем управляться. Или печь топить. И дрова колоть. И..." Так, продолжая поносИть про себя гостя, Юлик уснул, и проснулся только ранним утром. И очень вовремя: к воротам как раз подъезжал тот же самый кучер. Схватив письмо, Юлик побежал к "спасителям", забрался в телегу и попросил поскорее возвращаться.