Последний шанс Тома Реддла

      — Рум-пум-пум-пум… Ту-ру-ру-ру-рум-пум-пум… — Рубеус Хагрид, преподаватель «Ухода за магическими существами» и по совместительству лесничий Хогвартса, пребывал в самом чудесном расположении духа, сортируя покупки, приобретенные в Косой аллее. Жизнь была прекрасна: лето в разгаре, огород цветет и плодоносит, подопечные зверушки размножаются и наедают бока. И только одно обстоятельство омрачало беззаботную жизнь Хагрида — атака на его дорогую капустку плотоядных слизней… Он посмотрел на прикупленный в Лютном переулке жбан инсектицидного зелья с суровой мужской нежностью. Сейчас он покажет этим паршивцам, как портить урожай… Скоро детки в школу вернутся, что ж они кушать будут, когда эти маленькие мерзавцы пробуют на зуб даже молоденькие тыквы! Мутанты какие-то… Раньше такого не было.       Взяв отраву, лесничий для пробы надавил на рычаг распылителя. В воздухе образовалось остро воняющее облачко. Сидящий у стола огромный мастиф наморщил нос и оглушительно чихнул.       — Извиняй, Крошка…       Тяжелой поступью полувеликан потопал к двери, распахнул ее, слыша, как пес продолжает чихать, и едва не сшиб с ног стоявшую на крыльце девушку в магловской одежде. Она сняла солнцезащитные очки и посмотрела на него снизу вверх продолговатыми золотисто-янтарными глазами.       — Здравствуйте, мистер Хагрид. Надеюсь, не помешала?       — Здрасьте… Чем обязан? — спросил он, недоумевая, что этакая красавица потеряла в его холостяцкой берлоге.       — Не узнали меня? Конечно… столько лет прошло, — улыбнулась она. — А Снежок бы узнал.       Великан еще несколько секунд всматривался в ее лицо, нахмурив брови, а потом ахнул и едва не выронил посудину с противослизневым средством:       — Мисс Аола?! Батюшки! Да как же так, столько лет, а вы ни капелюшечки не изменились?!       Она пожала плечами, словно извиняясь.       — Вот, отличный чаек, на травах, сам собирал! — громыхал Хагрид, подливая кипятку в огромную глиняную кружку и подвигая ее ближе к миледи. Аромат от напитка шел приятный, пряный.       — А может, покрепче чего, за встречу? — он замер в процессе нарезания шоколадного кекса, судя по исполинским размерам, тоже самолично испеченного, и многозначительно приподнял густые брови. — У меня такая водка, на драконьей желчи настоенная…       Он причмокнул губами, пытаясь передать весь смак и букет райского напитка, чтоб соблазнить гостью его попробовать.       — Благодарю, но я, пожалуй, воздержусь, — отказалась Аола. Ей хотелось сохранить ясную голову, чему такой коктейль вряд ли бы поспособствовал.       — Ну, коль захотите, только скажите, — Хагрид положил на огромную тарелку шмат кекса — ей хватило бы дня на три, и поставил его перед девушкой. Сам уселся напротив, подпер щеку ладонью и умильно посмотрел на нее.       — Сколько лет прошло, а вы еще красивше стали, — простодушно заметил он. — Гены. Я ведь, как и вы, получеловек. Мама у меня вроде нимфы, — ответила она, пытаясь отщипнуть кусочек пропитанного ромом кекса. Ей нравилась и эта хижина, и ее хозяин, который пронес сквозь годы и прямоту свою, и щедрость души, и любовь к животным. Вот только женой, кажется, не обзавелся.       — А я знал, — заверил Рубеус, — больно вы добрая были, и ко мне, и к зверушкам. Ох, сколько у меня их теперь! Полный лес. Попьем чаю, да я вам все покажу. А то ж вы как уехали тогда, так и с концами. А мы долго еще вас вспоминали, я да Снежок.       — Только вы? — Аола пытливо заглянула полувеликану в глаза. — А больше никто меня не вспоминал?       Мужчина помрачнел, произнес многозначительное «кхм», и отвел взгляд. Помолчал, постукивая толстыми пальцами по грубо сколоченной столешнице.       — Руби, я была полностью отрезана от этого мира семьдесят пять лет! Официально считалась умершей, у меня даже могила есть. Утром я зашла в лавку к мистеру Рональду Уизли. Он довольно грубо выставил меня вон, за один только вопрос о Томе. Хоть вы, по старой дружбе, объясните мне, что случилось?       — Сын блудливого ишака, пусть молится Всевышнему и радуется, что я оставил его в живых! — пропищало из сумки. Хагрид подпрыгнул от неожиданности на добрых полметра. Прочихавшийся пес зарычал.       — Абу, дорогой мой, я совсем о тебе забыла, — спохватилась миледи. Извлекла из сумочки крохотный чемодан, вернула ему нормальные размеры и достала из него лампу. Джинн вырвался на свободу черным вихрем, завис под потолком и сурово воззрился оттуда на Хагрида, прикидывая, не покарать ли этого громилу авансом. Чтоб не вздумал огорчать его госпожу.       — Хагрид, это мой мажордом Абу. Абу, это мой бывший ученик Рубеус Хагрид.       Мужчины сдержанно кивнули друг другу.       — Абу, будь добр, возьми чемоданы и сними нам пару комнат в… какая гостиница в Хогсмиде получше?       — «Три метлы» вполне приличные, чтоб там дама вроде вас могла поселиться, — уверил Хагрид.       — В «Трех метлах». И жди меня там.       — Слушаюсь, — джинн поклонился, щелкнул пальцами выданным ему чемоданам — те усиленно заработали новенькими крыльями, приведя пса в настоящее неистовство, и все трое вылетели в приоткрытые двери.       — Крошка, уймись! — прикрикнул полувеликан на разбушевавшегося пса.       — Абу немного вспыльчив, как все джинны, — пояснила миледи.       — Что, Рон больно нагрубил вам? — спросил Хагрид. Тень снова набежала на его открытое и добродушное лицо.       — Не скажу, что привыкла к подобному обращению, — честно ответила Аола.       — Так оно дело понятное… его понять-то тоже можно… Том, кхм… приспешнички Томовы, точнее, брата его убили старшего, Фреда, значит… Славный был парнишка, хоть и озорной, ага… И храбрый. До конца бился, не струсил.       — Значит, Том воевал на стороне Волдеморта? — тихо спросила девушка. Понятно, что на войне не ромашки выращивают, ей ли не знать? Но услышать, что ее мальчик стал убийцей… Это было так больно!       — Да как сказать… он ведь Волдеморт-то этот самый проклятый и есть! — рявкнул Хагрид и хрястнул кулаком по столу. Кекс подлетел в воздух и шмякнулся обратно на тарелку. Чай расплескался. Аола ахнула. От шока связки свело спазмом. Сердце мучительно сжалось.       — Вот теперь оно точно, без водки не обойтись… — пробурчал хозяин хижины, поднялся и пошел к буфету.       — Вы выпейте, выпейте, миледи, — приговаривал он, подпихнув к ее трясущимся пальцам серебряный стаканчик, до краев полный зеленоватой, похожей на абсент жидкости. Аола вцепилась в него как в спасательный круг. Поднесла к губам и, зажмурившись, отхлебнула добрую половину. В глотку словно жидкого огня плеснули, дыхание перехватило, на глаза навернулись слезы. Ей показалось, что у нее волосы сейчас выпрямятся сами по себе, без всяких модных «утюжков». Она закашлялась, задыхаясь. Сердце неслось галопом, кровь прилила к щекам.       — Вот, закусите, — в пальцы ткнулось что-то прохладное и продолговатое. Огурец, ага… Откусив, она принялась жевать, стараясь унять пылающий во рту и желудке пожар. Жаль, от обжегшей сердце боли не поможет… Ее Томми и Темный Лорд, развязавший затяжную войну за власть над магическим миром — один и тот же человек. Это чудовищно…       — Расскажите… расскажите мне все, — отдышавшись, потребовала герцогиня.       Когда Хагрид закончил, день уже клонился к вечеру — это было заметно по падавшему сквозь окошки и в приоткрытую дверь свету. Раздавленная услышанным, Аола еще долго молчала, пытаясь примириться с тем, что поведал ей лесничий. И не просто рассказал… но и открыл свою память, в которой она увидела такое… после чего пожалела, что не умерла на самом деле. Она была потрясена… Ее Томми, добывавший для нее из оранжереи мадам Фрост самые красивые цветы… Со слезами признававшийся в любви… Дрожавший от каждого поцелуя… Такой нежный любовник, боявшийся причинить ей боль неосторожным движением… Ее умница… Красавец с ангельски-голубыми глазами и очаровательной улыбкой… Ее милый мальчик — убийца! И не просто убийца, а настоящее чудовище, тиран, психопат, не жалевший ни женщин, ни детей… ни собственных родственников! Ящероподобное страшилище, потерявшее всякое сходство с самим собой и нормальным человеком… Он прожил жизнь, полную лжи, страха, насилия, и был убит подростком, почти ребенком… Какая горькая ирония… Ведь он повторил путь Рагмудина, когда-то павшего от его руки.       Невыносимая боль… Просто невыносимая. На каждом новом вдохе Аоле казалось, что сердце вот-вот разорвется, но оно исправно продолжало свою ритмичную работу, обещая еще долгие-долгие годы страданий. Она со стоном уронила голову на руки, запустила пальцы в волосы, вцепившись в них. Ей хотелось сделать хоть что-то, чтобы хоть на секунду заглушить это нестерпимое жжение в груди.       — Мисс Аола… вы простите меня, но вы ж сами попросили все рассказать… — бедняга Хагрид чувствовал себя виноватым, не зная, как ее теперь утешить? В утешении убитых горем женщин он как-то не был силен.       — Это я виновата… Это моя вина… — простонала она, не поднимая головы.       — О чем вы? Он и слова о вас не сказал, ходил как ни в чем не бывало. Я так и думал, что вы просто уехали, да промеж вас как бы и все… — он замялся, подбирая слова.       — Из-за меня… Из-за меня, — твердила она. Потом подняла голову и посмотрела на гиганта расширившимися от боли зрачками:        — Это же из-за меня он убил в первый раз… Напали на нас, над озером, на Пасху… бандиты. Он убил одного, самого опасного и опытного… меня спасал… И Септимуса тогда тоже он, на балу… Из ревности. Я видела в нем это… видела, что он далеко зайти может… но думала, что помогу, выправлю… покажу ему правильный путь… А сама бросила его… У него же не было никого… Он только меня любил, по-настоящему любил… — она всхлипнула, и слезы градом покатились по лицу, крупными каплями прыгая в недопитую водку.       — Вы мне это бросьте! — почти прикрикнул Хагрид. — Мало ли сирот-то, любви родительской сызмальства не знавших? Гарри вон… Невилл. Тэдди, опять же. Разве они стали мерзавцами? Не маленький он, знал, что творил… понимал.       Аола махом допила зеленую жидкость, зажмурилась. Потом посмотрела на полувеликана неожиданно твердым взглядом и потребовала:       — Скажите мне, где он похоронен. Я хочу увидеть его могилу.       Хагрид развел руками и пробормотал:       — Боюсь, вот этого уж никак нельзя устроить, мисс Аола.