When we're alone

Тедди почти всегда смотрел на Ронни с нескрываемым обожанием, в каком бы настроении тот ни был. Вообще-то, если честно, они стоили друг друга, но если после приступа агрессии Тедди вновь светился так, будто он - рождественская гирлянда, то Ронни почти всегда выглядел так, будто он готов переломать парочку рёбер какому-нибудь неудачнику. Точнее, переломать ещё какому-нибудь неудачнику, поскольку Ронни всегда находил способы выплеснуть свою агрессию. Тедди это заводило. Да и как это могло не заводить? От тяжелого взгляда Ронни, (наверняка до боли) сомкнутой челюсти и сжатых в кулаки рук, в паху Тедди тяжелело, а ноги становились ватными. Впрочем, Ронни умел быть и мягким. Тедди знал это, потому что иногда он замечал, как тот смотрит на своего брата. В те редкие моменты, когда Ронни не был взвинчен или встревожен, он переставал напоминать Тедди разъярённого гризли и больше походил на большого сытого кота, пусть и дикого, готового в любую секунду вцепиться кому-нибудь в горло и подрать его. Им никогда не нужны были какие-либо оправдания для того, что они делают. Ни Ронни, ни Тедди. Ронни просто с тихим шипением тушил сигару о пепельницу и приказывал Тедди подойти ближе. Тот пересекал комнату, наполненную ароматами дорогой кожи, крепкого табака и одеколона Ронни, и, ослабляя галстук, давящий на шею, склонившись, касался его губ своими, целуя. Они практически никогда не разговаривали, да и какие тут, к чёрту, разговоры, когда Ронни разрывал поцелуй, сминал пальцами ворот рубашки Тедди и грубо дёргал вниз, укладывая его на свои колени. Удары Ронни были крепкими и болезненными, да и ещё бы: от тяжелых колец на его пальцах на ягодицах иногда оставались синяки. Нежная бледная кожа даже под слоем одежды краснела уже после нескольких ударов, но у Тедди всё равно стояло так, что перед глазами все плыло. Впрочем, у Тедди бы встал, наверное, даже в том случае, если бы Ронни засунул ствол заряженного и снятого с предохранителя пистолета ему в рот и заставил бы его демонстрировать свои умения, потому что... ну, просто потому, что это был Ронни. Тедди был шумным. Не нытиком и не размазнёй, а просто шумным. Задыхаясь от частого дыхания, скуля и ёрзая на коленях Ронни, пытаясь уйти от его ударов, Тедди начинал дрожать, когда тот стягивал его брюки и бельё до коленей и начинал оглаживать шершавой горячей ладонью пылающие ягодицы, давая Тедди небольшую передышку. В такие моменты Тедди даже не требовалось поднимать голову и поворачивать её, чтобы взглянуть Ронни в глаза, который смотрел на него с возбуждением. Тедди хорошо чувствовал его животом. Когда Ронни продолжал, и по комнате разносились звуки шлепков, Тедди переходил на стоны и короткие ахи, повторяя: "Ронни", "Чёрт, Ронни, ну пожалуйста...", сам не зная, о чём именно просит: то ли о том, чтобы Ронни прекратил, то ли о том, чтобы не останавливался. Ронни предпочитал расшифровывать эту просьбу и так, и так. Когда он не останавливался, последней каплей становилось то, что Ронни сжимал пальцами волосы на затылке Тедди и, заставив его приподнять голову и чуть прогнуться в спине, наносил несколько особенно сильных ударов. Не то подаваясь от руки в сторону, не то, напротив, ей навстречу и потираясь о его бёдра, всхлипывая, Тедди кончал, пачкая брюки Ронни. Ронни было плевать на это, поскольку ему нравился сам факт того, что кто-то может кончить без помощи рук на его коленях при порке. Тедди мог многое. Отдышавшись и придя в себя, Тедди без приказов опускался на пол, на колени и расстёгивал ремень и брюки Ронни. Подняв на него взгляд, Тедди высвобождал член Ронни и обхватывал его губами. У него в голове была приятная пустота, а по телу все ещё гуляла мелкая посторгазменная дрожь. Тедди сосал влажно, так, как нравилось Ронни, иногда выпуская член изо рта, вылизывая его яйца и оглаживая ладонями бёдра. Ронни долгих прелюдий не любил, особенно, когда у него стояло уже какое-то время, а потому вскоре он клал ладонь на затылок Тедди, надавливая и заставляя вобрать член в рот до конца. Послушно расслабляя горло, Тедди начинал насаживаться на него ртом. Выдыхая: "Да, вот так..." - Ронни запрокидывал назад голову и прикрывал глаза. Через несколько минут, несколько раз неровно и резко толкнувшись навстречу Тедди, он с коротким стоном наконец-то кончал. Отстраняясь, сглатывая и облизывая покрасневшие и припухшие губы, весело смотря на Ронни, Тедди опускался на его колени, морщась от боли, и, сложив руки на его плечах, опирался на них подбородком. Это молчание и спокойствие после каждого поразительно приятного грехопадения он очень ценил. Затишье перед бурей и зуд в области горла. Предвкушение.