Проклятые вечностью

      Небеса уже пели прощальную колыбельную Солнцу, скрывавшемуся за поалевшими вершинами погруженных в зимний сон деревьев, пока закат укутывал Трансильванию холодным бархатным плащом, горевшим подобно перу феникса. Вечер уходил прочь, широкой поступью направляясь к высоким хребтам на запад, оставляя за собой россыпь звездных кристаллов на ночном небосклоне. Он не оглядывался, не останавливался, не жалел о минувшем, ибо свято верил в неотвратимость своего возвращения, чего нельзя было сказать о тех, кто молчаливо склонив головы, стоял над могильной плитой, укрытой покрывалом скорбящих цветов.       Холодный мрамор, испещрённый серыми жилками, стал последним пристанищем тех, кто не мог узнать покоя более четырехсот лет, пытаясь найти искупление в бесконечном покаянии или подвигах, вершившихся с именем Господа на устах. Со смертью охотника закончилась эпоха ненависти и родовых проклятий, столетиями низвергавшая невинных в пламенные чертоги Чистилища. Их души спасла любовь, прекратившая нескончаемую вражду, соединившая тех, кому судьбою было предначертано обрести единение в объятиях друг друга. Спустя века, вопреки самой смерти, Гэбриэл и Изабелла упокоились в мире, ибо их отпустили те, кто еще оставался среди смертных, не желая переступать грань жизни.       Они стали негласными хранителями истории, поставленными на стражу высшими силами, не желавшими повторения этой эпопеи. Но сколь бы долгой не была их жизнь, какими бы бессмертными их не считали остальные, они знали, что когда-нибудь кровавый закат ознаменует конец их бытия. Это было так же неизбежно, ибо только ночь заканчивалась рассветом, а за жизнь неминуемо следовала смерть.       С тяжелым вздохом Селин подняла заплаканные глаза на каменное изваяние, увековечившее дорогого для ее сердца человека. Никогда еще ей не приходилось видеть лицо охотника таким одухотворенным. Подняв пылающий меч над головой, он устремил взгляд к небесам, раскинув крылья, будто готовясь воспарить над мирской суетой. Глазами девушка ласкала его мужественные черты, пытаясь запечатлеть в памяти мельчайшие детали образа, унесенного смертью. Скользнув по волне непослушных волос, укрывшей его плечи, она перешла к высоким скулам, остановившись на губах. Все ее тело сотрясла едва уловимая дрожь, воскресившая в памяти огонь первых прикосновений в охотничьем домике, но тут же отравляющая разум горечь, комом подступила к горлу, когда взгляд упал на прильнувшую к груди архангела девушку в почти невесомом платье. Ее длинные волосы, разметавшиеся по спине, обрамляли безукоризненное лицо, округлые линии тела, ясно проступавшие сквозь мраморную ткань и устремленные на небесного воина миндалевидные очи, кольнули душу жгучей ревностью. Даже в смерти Селин не смогла простить соперницу, на века завладевшую ангельским сердцем, не подозревая, что женщина, которую Гэбриэл так нежно обхватил за талию одной рукой, будто желая вознестись вместе с ней к облачному замку, была ее родной матерью, положившей жизнь на алтарь ее рождения.       Они упокоились в одной могиле, на родной земле: там, где началась кровопролитная война, наконец, воцарился мир. Скользнув взглядом по золотой эпитафии, выбитой на надгробном камне, Селин одними губами прочитала слова, которые навечно врезались в ее память, став символом истинной любви и духовной верности:

Пускай при жизни их сердца не бились в унисон, Их смерть соединила в сладостном объятии, На веки былью обратив последний сон, Где свет любви развеял мрак проклятия.

      Почувствовав легкое прикосновение к своему плечу, девушка прервала свои грустные размышления, устремив на графа заплаканные голубые глаза. Не думала она, что найдет во взгляде грозного властелина ночи, коим он теперь являлся безраздельно, столько понимания и сочувствия. – Ангелы могут сходить на землю, чтобы погостить, а могут и упасть, низвергнутые Творцом, – произнес Владислав, – Они живут в нашем мире и, подобно людям, совершают множество ошибок. Неизменным остается лишь одно: где бы они ни были, и как бы не запятнали свои крылья, их долг – повиновение. Господь призвал его в свои чертоги – тут ничего не поделаешь. Он должен уйти.       Чем больше он говорил, тем большим потоком кровавые слезы стекали по ее щекам, унося с собой боль, даря некое успокоение. Прильнув к груди Дракулы, девушка сделала глубокий вдох, погружаясь в пленительный аромат его парфюма, на мгновение показавшейся ей удивительно знакомым, будто всплывающим из глубин прошлого, причем не ее собственного. Как такое вообще могло быть? – Отпусти его! – спокойно произнес вампир, гладя ее по голове, как маленькую девочку. – Если ты этого не сделаешь, его душа зацепится за твою скорбь и не сможет покинуть этот мир. У нас было сорок дней, чтобы проститься… – Только сорок, – бездумно произнесла Селин, вцепившись пальцами в его сюртук. До сих пор она не могла поверить в то, что время столь стремительно пронеслось мимо них: зима сменилась весною, а весна принесла с собой новую надежду для всех, кроме нее. Она не смогла привыкнуть, не смогла забыть, не смогла отрешиться. Раны в ее сердце по-прежнему кровоточили, и никакие слова утешения не могли этого изменить. – Если ты действительно его любишь – отпусти, – терпеливо, как любящий отец, повторил граф, – ангелу не место в грязи этого мира. Позволь ему улететь! – Хорошо, – едва уловимо прошептала она, почувствовав, как пленительное тепло коснулось ее спины, а золотое сияние озарило ночной мрак. – И все же, нет в небесных чертогах ангела, не мечтавшего на мгновение быть низвергнутым, – раздался знакомый голос, который она слышала каждый раз, когда закрывала глаза. Она вела с ним длинные беседы во снах, но услышав сейчас – не могла поверить в реальность происходящего. – Гэбриэл! – вскрикнула Селин, но тут же осеклась, не сумев преодолеть огненный барьер, окружавший его и на веки разделивший их, как день и ночь. Лишь на самом дне его карих глаз можно было разглядеть земную печаль, которую не сумело выжечь ангельское пламя, но это был уже не тот мужчина, которого она познала под сводами полуразрушенного домика, укрывшего их от посторонних взоров. Сейчас пред ними предстал ни Гэбриэл Ван Хелсинг – их друг, соратник и охотник на нечисть. Сейчас, окруженный божественным сиянием, перед ними стоял архангел Гавриил – предводитель небесного воинства, которому было дозволено стоять в присутствии Творца. Облаченный в лучезарный доспех, похожий на те, что носили римские легионеры, он держал в руках пылающий огнем «Бальмунг», захороненный вместе с его смертной оболочкой. Пурпурный плащ, выбивавшийся из под злаченых наплечников в виде распахнутых львиных пастей, спадал до пят, скользя между золотыми крыльями. Высокие поножи, поднимавшиеся до колена, скрывались за легкой тканью, по кайме которой красовались вышитые огненной нитью символы. Голову небожителя венчал золотой обруч с огромным рубином, горящим во лбу, словно звезда, и скрывающемся за каштановыми прядями. – Спасибо, – произнес он. – Сорок дней я был с тобой, пытаясь подарить утешение, теперь я должен идти. – Это был не сон? Я действительно говорила с тобой? – не веря своим ушам, произнесла девушка. – Да, – кивнул охотник, а потом, переведя карие глаза на Дракулу. – Я уже начал забывать о том, сколь они тяжелы, – при этих словах он инстинктивно повернулся, взглянув на крылья. – Тяжкая ноша. – Носи с гордостью, – усмехнулся граф, сверкнув глазами. – Гордыня – матерь всех пороков, – серьезно отозвался охотник. – И почему даровав крылья, Создатель отбирает у вас чувство юмора? – всплеснув руками, отозвался вампир. – Было бы иначе, я бы не сомневался в победе небес во время второго пришествия. Взглянув в ночную высь, охотник увидел несколько падающих звезд, сорвавшихся со своих пьедесталов. То были ангелы, устремившиеся ему навстречу, не сумев дождаться своего предводителя в небесных чертогах. – Адониэль, Элисандр, – прошептал Гэбриэл, увидев лучезарных Серафимов, молчаливо стоявших на границе святой кладбищенской земли. Как проводники почивших душ, они ждали праведника, дабы указать ему верный путь, который, впрочем, он и сам прекрасно знал. – Мне пора! – Нет, – в отчаянии вскрикнула Селин, пытаясь прорваться к нему сквозь пелену божественного сияния, но тут же отпряла назад, получив глубокий ожог. Как охотник хотел в последний раз прикоснуться к ее бархатистой коже, как хотел утонуть в глубине ее ласковых глаз, прикоснуться в последнем поцелуе к розам, застывшим на ее губах, но выбор был сделан. Был сделан за них и без их участия столетия назад. Все было предрешено! Мойры перерезали судьбоносную нить, разделив их не только смертью, но и самой сутью. – Верь: мы еще встретимся! – прошептал Ван Хелсинг, сделав несколько шагов к ней, но увидев ожог, на ее щеке, отпрянул назад. – Нет! Не встретимся, – прошипела она, выплевывая каждое слово. Горечь, боль, обида, страх разрывали ее душу на части, заставляя задыхаться от безысходности. – Великий архангел видимо позабыл о том, что таким как я не место в райских кущах. – Когда придет твой черед, я тебе клянусь, что буду с мечом в руках сражаться за твою душу! – проговорил Гэбриэл. – Видимо у ангелов короткая память, – усмехнулась она. – Небеса карают за неповиновение. – И вознаграждают за самопожертвование и отвагу! – произнес он, тряхнув каштановыми прядями, которые в теплом сиянии отливали золотом. Ждать дольше было нельзя. Прощание итак затянулось и грозило навлечь на гнев тех, кто ожидал его у райских врат. – Карл, – произнес охотник, опускаясь на колено перед служителем Господа. – Отпусти меня. – Спотыкаясь, послушник подошел к нему, занеся над головой дрожащую ладонь, как служители Церкви делают, благословляя страждущих. – Властью, данной мне Святым Престолом, я призываю архангела Рафаила – владыку небесных сфер, открыть райские врата. Пусть огонь святого духа сойдет и вознесет эту душу туда, где она обретет мир и покой.       В то же мгновение яркая вспышка озарила округу, а громовой раскат сотряс небеса, казалось, тысячи звезд сорвались со своих мест, обратив свои взоры к небольшому городку на востоке Европы где, сокрытые от людских глаз, разворачивались события, перевернувшие концепцию привычного мироздания. – Прощай, – заливаясь слезами, шепнула Селин, упав на колени. – До свиданья! – бросив последний взгляд на скорбящих товарищей, он расправил могучие крылья, воспарив над миром, оставляя после себя шлейф золотого сияния, которому суждено было несколько дней озарять небеса, вернув в людские сердца светоч надежды. Проследив за ним взглядом, присутствующие с замиранием сердец наблюдали за тем, как в небе родилась еще одна звезда, затмившая светом своих собратьев. Это была звезда архангела Гавриила – последняя, что покидала небеса в рассветный час. – Он всегда будет с тобой! – проговорила Анна, подходя к поникшей Селин. – Всегда будет с нами. Стоит тебе поднять глаза на небеса, ты увидишь… – Холодную звезду в ночном небе, – не дав ей договорить, закончила вампирша. – Нет, – возразил граф, – звезду тысячи солнц, столь яркую, что находись она ближе, испепелила бы своим огнем все живое. – Он не забудет… – И я буду помнить, – прошептала она. – Что ты планируешь делать дальше? – Селин взглянула на графа, таким пронзительным взглядом, которым порой на него смотрела Изабелла, пытаясь уличить его во лжи. На секунду ему даже сделалось не по себе. – Вернуть все на свои места. Мираксис заплатил за то, что совершил, но у меня еще осталось несколько неоплаченных счетов. – Пообещай мне, что не тронешь Виктора! Не будешь пытаться лишить его власти, – произнесла вампирша. – Он совершил ошибку, но кто из нас хотя бы раз в жизни не поддавался соблазну? – Он принимал участие в убийстве старейшин! – Но не его рука занесла над ними меч! – не унималась девушка с таким неистовым упрямством, какого граф не ожидал встретить в ней после пережитого. – Пощади его! Божественный огонь покарал виновных! Я никогда и ни о чем не смела у тебя просить, но сейчас я обращаюсь к тебе, как предводителю нашего сообщества и пользуюсь правом первого прошения, – хватаясь за спасительную веревочку, девушка решилась обратиться к древней традиции, восходящей корнями к самому Каину. С веками она была упразднена и считалась канувшей в лету, но ни один бессметный, принимающий бразды правления, не смел отказать первому ходатайству, если проситель обращал на это внимания.       На этот счет даже существовала легенда: когда первый сын Каина занял престол своего отца, возглавив ряды детей ночи, он решил убрать со своего пути всех соперников. Второе братоубийство во втором поколении падших – большего позора и представить себе было нельзя. Тогда Юскюдара – жена последнего, решила хитростью защитить милых ее сердцу сородичей от тирании мужа. Представ пред троном, наложившего вето на мольбу о пощаде, супруга, она попросила у него сущую безделицу: на один земной час сделать ее полновластной королевой проклятых. Позабавленный этой просьбой, мужчина согласился, не раздумывая, вверил жене корону. Первым и единственным приказом она отправила его в заточение, сделав первым узником Ониксового замка. Ее хитрость и мудрость прошли сквозь века, но сама она, не сумев вынести разлуки с горячо любимым супругом, отправилась за ним следом, наложив ограничения на право первого прошения. С того самого дня ни одна душа не могла первой просьбой лишить старейшину короны. Таков был непреложный закон. Эта история стала своего рода символом любви и долга среди обитателей ночи. Памятуя о нем, Дракула едва сумел сдержать улыбку, выступившую на его лице. – «Хитро придумано!» – подумал он про себя, но решения своего не изменил. – Он мой наставник, старейшина нашего клана. Он… – Нет, – отрезал вампир тоном, не терпящим возражений. – Сокрыв это втайне, я стану его пособником! – И все же, тебе придется это сделать, – сверкнув глазами, произнесла Селин. – Как ты сам только что сказал: долг платежом красен. Пора и мне взыскать свои. – О чем ты? – удивленно приподняв бровь, произнес граф. – О том, что если бы я не помогла вам избежать серебряной тюрьмы, вы бы сегодня не праздновали победу. Тогда я предупреждала тебя, что потребую оплаты. Час пробил: три жизни за одну – вполне справедливо! Или твое слово ничего не стоит?       В этот момент глаза Дракулы вспыхнули таким пугающим гневом, что у Селин задрожали поджилки, но она выдержала этот зрительный бой: не увела взгляд, не пошатнулась в своей уверенности. Это вызывало одновременно и злость, и уважение. Если бы вампир мог приручить ангельский огонь, вся бы округа превратилась в выжженную пустошь. Сейчас он боролся не только с Селин и ее упрямством, он боролся сам с собой: его слово было крепче алмаза, но и ненависть, бушевавшая в его душе, не знала себе равных. – Любая война должна когда-нибудь закончиться, – продолжила вампирша, чувствуя, что камень пошатнулся. – Почему бы ей не закончиться сейчас? Не ты ли говорил, что судьба вынесет свой приговор, сама занесет меч и исполнит должное. Расплата найдет его, точно так же, как найдет любого из нас. – Когда-нибудь ты пожалеешь о том, что защищала его с таким рвением? – прорычал вампир. – Возможно! – согласилась Селин. – Но не сегодня… – Почему? – подойдя к ней, произнес граф. – Потому что он спас меня, даровал мне вторую жизнь и новую семью. Он был моим наставником, моим другом, он стал для меня отцом, которого я потеряла во время нападения оборотней и защитником, который встал между беззащитной девчонкой и диким зверем. Спасая его сейчас, я возвращаю долг.       С каждым произнесенным словом, брови Владислава хмурились сильнее, образовав на лбу глубокую морщинку, придавшую его лицу суровое выражение. Но стоило взглянуть на Анну, как становилось ясно, что душевная борьба вампира была лишь верхушкой айсберга.       Глядя на противостояние отца и дочери, принцесса изо всех сил пыталась побороть муки совести, захлестнувшие ее сердце, и душевные волнения. Напряженность последних месяцев пошла на спад, а она все не решалась огласить тайну, которую узнала на страницах дневника Элены. Сейчас она испытывала те же чувства, что и Селин. Призрак Изабеллы тенью следовал за ними, ревностью отравляя суждения. Всей душой она хотела ее похоронить, а вместе с ней похоронить и свой постыдный секрет. – Хорошо розыграно, – слегка улыбнувшись, ответил вампир, выводя принцессу из размышлений. Она так и не смогла найти в себе силы на то, чтобы огласить свой приговор. Да и не знала, чем объяснить столь долгое молчание. – «Некоторым тайнам суждено было остаться тайнами!» – подумала она, тут же упрекнув себя за подобное малодушие. – Спасибо! – кивнула Селин. – Но ты еще пожалеешь о том, что остановила меня, – добавил граф. – Что ты собираешься делать? Куда направишься? – А что мне еще остается? Вернусь в особняк клана, попытаюсь собрать братьев и сестер, которых война разбросала по свету. Скоро на смену Виктору придет Амелия – так что и для нашего клана начнется новая веха. – Ты всегда можешь остаться здесь! – произнес вампир, пожав плечами. – Здесь?! Здесь я чужая! Моя жизнь…моя судьба… моя семья там, – произнесла девушка, иронично усмехнувшись. – Что ж, тогда прими от меня этот дар в память о тех событиях, что неразрывной нитью связали всех нас, – граф слегка присвистнул и из чернеющего леса вышел огромный черный жеребец, нервно переминаясь с ноги на ногу. – Байшубар, – подозвал его хозяин. – Я не могу, – произнесла Селин. – Конь седока не меняет. Это твой… – Преданный друг, – произнес граф. – Другом станет и тебе. – Я не… – Бери, – под уздцы подведя коня к девушке, произнес вампир. Отказываться было неудобно, поэтому робко приняв поводья, девушка вскочила в седло. Тут же подле нее оказался Карл, выразивший желание вместе проделать часть пути. – Пусть высшие силы хранят Вас в пути, – произнесла принцесса, прильнув к груди графа. – Мы сохраним себя сами, – отозвалась Селин, направив ретивого жеребца вперед. Глядя на нее растворяющуюся фигуру, Анна не смогла победить собственную совесть, решив воспользоваться последним шансом. – Я… – девушка подняла глаза на вампира, смотрящего вслед удаляющейся наезднице, – я должна сказать тебе, что была не до конца честна… – И в чем же? – не отрывая взгляд от дороги, проговорил Владислав, будто не замечая ее душевных волнений. – Селин…она… – Да?! – Я почти уверена в том, что она твоя дочь: твоя и Изабеллы! – Я знаю, – произнес он таким тоном, будто Анна не сообщила ему ничего важного. Взглянув в томную синеву его сапфировых глаз, принцесса едва не задохнулась от удивления. – Когда ты… – с негодованием воскликнула она. – Уже достаточно давно, хотя по меркам бессмертных – это лишь мгновение! – Как? – Кровь не знает тайн. После сражения с Мираксисом Селин дала мне вкусить свою кровь, желая вернуть к жизни. Так я увидел ее рождение, смерть Изабеллы, а потом и своей жены, пытавшейся уберечь ребенка во время нападения оборотней. Потом ее нашел деревенский каменщик, взяв в свою семью. Кровь хранит информацию о том, чего Селин не могла запомнить в силу возраста или закрыла в памяти, подсознательно желая оградиться от истины. Так я узнал и о том, что ты знаешь… – И все это время ты молчал? Почему? – А что я мог сказать? Правду? Ты думаешь, она нужна кому-то после стольких веков неведения? Она всей душой любит свою погибшую приемную семью, любит свой клан, а мы…ты слышала: мы для нее лишь чужаки! Четыреста лет она жила без меня, думаешь, вмешавшись, я сделаю ее счастливее? Считаешь, что она примет меня с радостью? Нет! Я лишь внесу смуту в ее жизнь, разрушу то, что она считает своим последним прибежищем и успокоением. Она не простит, ибо не готова узнать истину, во всяком случае, сейчас. К тому же, представь, какой опасности подвергнется Селин, если остальным станет известно о нашем кровном родстве! Тот же Виктор, прощение которому она так неистово вымаливала, будет использовать ее, чтобы пытаться манипулировать мной. – Но она твоя дочь! – произнесла Анна, не веря своим ушам. – Именно поэтому я промолчал. Селин уже не маленькая девочка, ей не нужна забота отца, ей нужно крепкое плечо мужчины. – А ты? – А я буду приглядывать за ней! Останусь другом, который помог в трудной ситуации.       Анна просто не могла поверить услышанному. Как мог добровольно отец отказаться от собственного, пусть и повзрослевшего, ребенка? Почему ни разу не попытался поговорить с Селин? А зная почти болезненное желание графа продолжить свой род, эта мысль и вовсе не укладывалась в голове. Но понимание пришло на удивление быстро, и в памяти восстала притча о суде царя Соломона, заставившая душу проливать немые слезы.       Это был не отказ – это была жертва, на которую сознательно пошел отец, чтобы уберечь собственное дитя. Лучше уж он будет жить с тяжким бременем на сердце, чем истиной погубит собственную дочь. Вампир позволил Селин идти своим путем, позволил ей сделать выбор, четко осознавая, что не сможет все время находиться подле нее, чтобы уберечь от беды. Неведение было ее лучшим защитником, потому граф решил не вмешиваться, не зная наверняка куда их унесет рок событий. – Ты ведь поэтому пощадил Виктора? Не из-за обещания, данного Селин; не из-за чувства долга перед ней или права первого прошения…ты пощадил его потому, что тебя тронула мольба собственной дочери! Ради нее ты отступился от собственных принципов, от мести, от справедливого возмездия. – Только не говори об этом никому, я, знаешь ли, дорожу своей репутацией, – усмехнулся вампир, глядя в след удаляющейся всаднице, одной рукой притянув принцессу к себе. – Раньше я думала, что никогда не смогу сказать тебе этих слов, боялась признаться себе в собственных мыслях, ибо тени предков всегда стояли за моей спиной, а когда их не стало, место духовного палача заняла совесть, пытаясь обратить в вину зарождающиеся чувства, – сражаться с безумством собственных эмоций не было ни сил, ни желания, Анне просто хотелось верить в то, что сегодня все точки будут расставлены. Что она, наконец, сможет получить крылья, много лучше тех, что подарил ей вампир, куда желанней ангельских, те самые, что дает только любовь, а потому молчать больше не могла. Она хотела достичь апогея духовной близости, а для этого нужно было не только чувствовать, но и высказать. – Но сейчас, когда вокруг витает тишина, голос сердца звучит так оглушительно, что противиться ему невозможно! – Неужели принцесса собирается сделать мне предложение? – весело произнес граф, при этом в его глазах заплясали озорные искорки. – Да простит меня Бог: я люблю тебя! – почти шепотом сказала она. Подумать только, всего три слова, но сколько смелости ей потребовалось на то, чтобы их произнести. Сколько раз, лежа подле него в кровати, она мысленно повторяла заготовленную речь, но каждый раз глядя в его глаза, печать молчания ложилась на уста. И сейчас, когда решимость ей сопутствовала, она произнесла совсем не то, что хотела, ибо вместо разума говорило ее сердце, а ему чужды были красивые признания. Оно говорило на языке, понятным лишь влюбленным и этого было достаточно.       Подумать только, услышь Дракула эти слова каких-нибудь полгода назад, ответил бы какой-нибудь насмешкой, а сейчас: все изменилось. Все было не так, как раньше. Мир изменился, хотя нет, мир остался прежним – он изменился. Это признание принцессы заставило его очнуться от какого-то сна, приятным бальзамом разливаясь по душе, но в то же время обжигая. Почему? Мужчина застыл в молчаливых раздумьях. И ведь нельзя было назвать его слепцом или глупцом: видел он много, а понимал еще больше, а потому прекрасно знал причины метаморфоз, происходящих с девушкой. Их связь нельзя было назвать мимолетной, она была сильна и нерушима, а посему слова, сорвавшиеся с губ принцессы, неожиданностью не стали, хотя, если сказать откровенно, душевное равновесие пошатнули, ибо одно дело знать и совсем другое – услышать сей деликатный факт! Вот почему Древние наделяли слова такой силой: для умеющего слушать они обладали поистине магическим действием.       Всему было свое время, а время для признаний он посчитал ушедшим в тот момент, когда в своей опочивальне Анна запечатала ему уста своим прикосновением. Но что происходит сейчас? К чему эти сомнения? Разве не жаждал он услышать от нее этих слов? Почему же стоит в нерешительности? Захотелось самому себе дать сильную оплеуху.       Подумать только, а ведь совсем недавно, он сам, первый, готов был признаться ей в глубине своих чувств, но тогда все было иначе: тогда он не сомневался в том, что не вернется обратно, а потому ничего зазорного в этой любовной слабости не усматривал. А сейчас…Ах, Анна, Анна… что же ты творишь? Любовь - чувство разрушительное для вампира его ранга и смертельное для его возлюбленной. Ведь не любовь привела его в этот мир, не любовь его кормила, не любовь была его предназначением, но в то же время, без любви не готов он был выполнить предначертанное. Ужасный парадокс! В ней была его сила и его слабость – его мед и яд. Пугающая смесь!       И чего она, спрашивается, ждет сейчас? Смотрит на него своими изумрудными глазами из под пушистых ресниц, заключая в гипнотический плен. Словно душу читает. Дракула открыл было рот, чтобы отшутиться, съехидничать или сообщить, что ничего нового Анна ему не сказала, но тут же осекся, обругав самого себя. А чего он собственно хотел? Сам виноват, сам погряз в пагубных страстях, да и ее против воли в это втянул. Безусловно, он ее любил, но вот говорить об этой любви, не находясь перед угрозой смерти не мог. Тем более, здесь и сейчас!       Для чего поистине нужна была смелость, так это для искренности. В этом Анна его превзошла. Прямо злость взяла от собственной нерешительности. И ведь понимал вампир, что не высказал своих ехидных замечаний, сочтя их неуместными, чтобы не обидеть принцессу. Как же это по-человечески! И совершенно, совершенно недопустимо для властелина ночи. Да…да…сейчас граф получил куда больше, чем мог рассчитывать.       Потеряв надежду обрести власть, он полностью посвятил себя Анне, ведь так просто было отказаться от того, чего не имел, а сейчас судьба опять поставила его на перепутье, как четыреста лет назад. Любовь и власть! Вот оно искушение во всей красе. Тогда он выбрал последнюю, и чем все закончилось? – «Бес с тобой», – злобно прошипел Дракула про себя. В мысли эти, судя по всему, вложив весь смысл своих чувств по отношению к Анне, гори они синим пламенем. А кто же этот бес, что вечность будет подле нее? Видимо, сам Владислав и есть. И ведь понимал он, что никуда уже не денется ни от принцессы, ни от своих запретных чувств к ней, настолько крепко связала их золотая нить судьбы, воистину река забвения вынесла их любовь на спасительный путь. – И я тебя.., – после некоторого ожидания услышала она в ответ, растворяясь в такой далекой, но в то же время близкой, синеве его глаз.       Анна не знала, что ждет их впереди: останутся ли они в Трансильвании вдалеке от городской суеты и междоусобиц темного мира, как того хотела она; или же уедут в Будапешт, пытаясь восстановить гармонию между мирами, собрав подле себя новую элиту бессмертных, как желал граф, главное, что они сделают это вместе. Сомнений в том, что прошлое рано или поздно постучится к ним в дверь, не было. Таким, как они, жизнь всегда готовила трудную судьбину, но когда Владислав так смотрел на нее, девушка знала, что рядом с ним пройдет через все инфернальные войны, не оставив веры в счастливое будущее. Его сила придавала силу ей, а ее любовь окрыляла его. В эти мрачные, утонувшие в крови, времена, друг для друга они стали неиссякаемым источником энергии, позволяющей сохранить надежду. Это был настоящий дар!       Остановившись у самой кромки леса, Селин придержала вороного коня, бросив прощальный взгляд на туманные дали, на старое кладбище, на тех, кто за столь короткое время сумел перевернуть ее мир. Во тьме, неразделимы друг с другом, как душа и плоть, стояли двое: он и она, мужчина и женщина, ставшие в ее глазах воплощением мятежного духа и силы воли, которые соединившись, смогли разрушить былые устои и запреты. Презрев заветы отцов, оставив за спиной вековую вражду, они бросили вызов двум мирам и смогли вознести свою грешную любовь на пьедестал вечности, отделив себя от окружающих.       Возможно, Ван Хелсинг был и прав: когда прошлое непреодолимой пропастью ляжет меж ними, воскрешая былую боль, ненависть попытается залить пылающее пламя их сердец, но глядя на них сейчас, Селин свято верила в то, что могучие крылья, подхваченные ветром перемен, смогут перенести их через все беды, сохранив в душах тот огонь, ради которого они не убоялись ни адского холода, ни Чистилища, решились сразиться с собственными демонами и одержали победу. – «Нет, он не прав», – подумала она, осадив ретивого скакуна, – «пройдя через такое вместе, уже невозможно расстаться. Такие союзы благословляются на небесах». – А заканчиваются в преисподней! – будто ответом на ее мысли прозвучали слова вампира, в последний раз прочитавшего мысли собственной дочери. В отличие от остальных он не питал иллюзий о недосягаемом небесном царстве. Его судьба была иной: путь ему указывала линия крови, одним глотком перебросившая за грань жизни. Испив это зелье, он забывал о смерти, но об этих грехах помнили небеса, а потому ему не оставалось ничего, кроме как строить свой собственный рай на земле…вместе с Анной. – Что? – переспросила принцесса, не расслышав его шепота, но ее слова потонули в страстном поцелуе, свидетелями которому были тысячи звезд, тысячи ангельских глаз, мечтающих когда-нибудь окунуться в водоворот людских страстей.       Не сразу Анна пришла в себя, граф застал её врасплох своими действиями, но осознав происходящее, девушка без остатка отдалась этому поцелую. И мир вокруг рухнул: сгорел дотла. Все просто растворилось, утратило свою ценность и значение, сжав Вселенною до крошечного клочка мироздания на краю Европы, где принцессе и вампиру высшими силами было позволено любить друг друга.       Соблазны разрывали на части душу, отдаваясь по всему телу мучительной истомой. Не замечая алеющего пламени рассвета, девушка отвечала возлюбленному, упиваясь сладостным вкусом губ, робко касаясь его лица кончиками холодных пальцев. Объятия вампира были такими крепкими, что Анна невольно порадовалась тому, что уже никогда не сможет умереть от нехватки воздуха, хотя, если бы дела обстояли иначе, она бы все равно не нашла в себе сил прервать это сладостное мгновение, предпочитая смерть в огне страсти, жизни без этих прикосновений.       Первый луч весеннего солнца, едва показавшийся из-за гор, предательски ударил в спину, оставив на оголенных руках девушки холодный ожог. Прервав поцелуй, граф накинул на ее плечи широкий плащ, сокрыв лицо тяжелым капюшоном. Невыносимо грустно было покидать пьянящие объятия вампира, но его вздох, такой протяжный и разочарованный, намекающий на нежелание последнего обрывать эту феерию страсти, невольно вызвал триумфальную улыбку на губах принцессы. И пусть Дракула никогда не сможет переломить себя и произнести этих трех заветных слов, Анна не сомневалась в том, что горячо любима.       Владислав любил ее до безумия, до дрожи в руках; готов был сложить к ее ногам не только мир, но и собственную жизнь; желал ее каждой клеточкой своего тела, разве могла женщина мечтать о большем? А слова… слова давно уже утратили для неё ценность, обратившись в пепел, унесенный вихрем. Все эти пустые обещания, лукавые посулы и лицемерные клятвы, которые без устали расточали многие мужчины, блекли и превращались в ничто рядом с одним лишь взглядом этих удивительных синих глаз, горевших дьявольским огнем.       Слегка приобняв принцессу, граф украдкой взглянул на ее лицо, слишком бледное для живой женщины, но слишком одухотворенное, чтобы считать ее до конца мертвой. Приняв вечность, Анна так и не смогла стать ее полноправной частью, грациозно вальсируя на грани миров. Слишком человечная для вампира, но уже чужая для людей, она еще до конца не осознавала глубины своей трагедии, но вверив ему свою жизнь, готова была идти рука об руку до самого конца. Удивительная девушка, слишком удивительная для того, чтобы остаться незамеченной сыном самого Люцифера. Именно ее он ждал веками, именно ее глаза искал среди толпы.       Только теперь Дракула понял, что иначе и быть не могло: не для того судьба призвала его в особняк Виктора, чтобы он нашел там след монстра Франкенштейна или сводил давние счеты. Нет! Ее коварный замысел был тоньше, изощренней. Порой ответ, который казался правильным вначале, затмевал гораздо бо́льшую, первородную истину, ту, что являлась основой всего сущего. И теперь открылась и ему.       Вампиры не привыкли распространяться о том, кем они были в смертной жизни, а со временем и вовсе забывали об этом, сознательно заключив память в самые дальние закоулки своего сознания. Веками они множили свои знания, повинуясь закону мироздания, а он был непреложен: приобретая – теряешь. Никак иначе! Чем больше знаний они вбирали в себя, тем меньше в них оставалось здравого смысла и сострадания. Именно поэтому высшие силы послали ему Анну. Она стала лучиком света, вырвавшим его из непроглядного мрака, она выудила с задворок его души захороненную человечность, открыла ему новое будущее. Но с чего вдруг небеса проявили милосердие к такой проклятой твари, как он?       Теперь Владислав окончательно убедился в том, что Бог и Дьявол заключили тайный сговор, базирующийся на принципе гармонии. Добро не могло существовать без зла, свет без тьмы, ночь без дня, праведность без искушения, именно поэтому бессмертным было даровано право обитать в мире людей. Мираксис осмелился раскачать чаши весов, нарушив равновесие, поэтому объединенные силы небес и преисподней покарали его, именно поэтому с шахматной доски убрали и других старейшин. Они были слишком сильны, слишком независимы, слишком близки к безумию. Однако жизнь на этом не остановилась: бессмертной стае был нужен новый вожак, не бросающийся в крайности, умеющий подстроиться под веяния эпохи, не пытающийся ввергнуть миры в пучину постоянных войн, способный слиться с толпой смертных, не открывая своего лица. Для этого избрали его, для этого его готовили, для этого его протащили через адские рубежи в Чистилище. Все для того, чтобы он помнил, что в этом мире всего-лишь гость и власть его не вечна. Один неверный шаг и новый Владислав Дракула придет ему на смену!       Но разве может долго править тот, кто не знает милосердия и не умеет прощать?! Разумеется, нет! Для этого и нужна была Анна, чтобы стать его сердцем, его совестью, его душой! Только вместе мужчина и женщина могли создать гармонию миров, дополняя друг друга. Путь от проклятия до благословения, длинною в вечность, был сделан им за одно мгновение в тот миг, когда она сказала «да». Воистину, их союз был заключен на небесах!       А он, Дракула, обязан сделать все, чтобы его сохранить. Навсегда! Конец.