Перебрасываясь колкими фразами

"Наверное, я сошел с ума". Это была первая разумная мысль в моей голове, а потом был свет. Свет больно бьёт в глаза. В сознание медленно проникает шум морских волн. Такое ощущение, что волны все ближе и ближе подбираются ко мне, пока не обрушиваются вдруг шквалом аплодисментов. Поворачиваю голову и вижу его. Вижу его сияющую улыбку, глаза, в которых плещется восторг от происходящего. Тело само потянулось к нему. Обнимаю одной рукой за плечи и чувствую, как он коротко вздрагивает от прикосновения. Должно быть, он до сих пор был поглощён овациями и адреналином после игры. Резкий поворот головы, взгляд глаза в глаза. Он проникает куда-то глубоко под кожу и разливается приятным теплом. Лука счастлив: я вижу, я чувствую. Улыбаюсь ему и немного сильнее сжимаю руку на его плече. Ответная улыбка - и я, кажется, перестаю дышать. Он снова поворачивается к аудитории, обнимает меня за плечо, и мы кланяемся залу. Прошло не более секунды, а для меня пролетела вечность. Будь моя воля, я никогда не отпустил бы его. Закулисная суета немного отвлекает, возвращая с небес на землю, но эйфория столь велика, что, уверен, не покинет меня ещё несколько дней. В гримёрке мы остались одни. Да... я уже и не надеялся. - А я, между прочим, там, на сцене, успел испугаться, что буду ходить лысым, - неловко пошутил Лука, разгоняя тишину в комнате. Мы сидели друг напротив друга, в креслах, давая долгожданный отдых мышцам. И мой друг, как обычно, выбрал не ту тему. - Ну, девушки любят лысых, вспомни Стэтхема или Брюса Уиллиса... Ты был бы нарасхват! - Смеюсь и мысленно наблюдаю за реакцией. Он всегда замечает ложь. Как радар, он улавливает фальшь и неискренность в людях. - Нет уж, спасибо, друг, за заботу о моей личной жизни, но с волосами мне будет лучше. - Немного помолчав, он добавил: - Сегодня был восхитительный вечер. Хоть хвалиться некрасиво, но и мы, и Душак, да вся команда выложились на двести процентов! - он резко выровнялся в кресле и снова заулыбался. - А зал! Чего стоили слушатели, они ловили каждый наш звук! Надеюсь, их переполняют приятные чувства после концерта. - Нет. - Что - "нет"? - полное непонимание отразилось на его лице. - Нет, их не переполняют приятные чувства после концерта, их переполняют как минимум восторг и экстаз от пережитого. Он заходится смехом и откидывается на спинку кресла. - А я и забыл, какой ты скромный, Степан. Но сегодня ты прав, как никогда. Дверь приоткрылась, и к нам зашел один из звукорежиссеров. На ходу собирая свои вещи, он обратился к нам. - Ребята, пакуйте своих барышень и на выход, в автобусе почти все собрались. Дома отдохнете. Мы лишь кивнули. И только когда за ним закрылась дверь, Лука высказался: - Нет, ты слышал его? "Барышень"! - Это он про наши виолончели. - Я понял, но тогда надо было повежливей. "Забирайте своих прекрасных дам"? - Забей, он вряд ли поймет, что не так, для него это просто инструмент, не более. - Действительно. Я поднимаюсь и протягиваю ему руку, чтобы помочь встать. Он смотрит на неё косо, и вскоре улыбается, принимая мою помощь. - Что смешного? - хмурюсь. - На секунду решил, что снова будешь меня за волосы тягать. - Да вы посмотрите, какая цаца! Хлопаю его по спине и подталкиваю к выходу. Пускай идёт вперед, не хочу, чтобы сейчас было видно мое лицо. - Зато смотрелось круто! Это же рок, в конце нужно было ещё и виолончель об сцену сломать! Только старую, эту жалко. Лука смеется. - Оооо, твоей внутренней энергии позавидует вечный двигатель! Я запомнил, Степан, и на следующем концерте разок другой приложу тебя смычком по голове. Чисто в профилактических целях, во избежание перегрева. - Ну спасибо, что не виолончелью! - Просто ты прав, эту жалко, разве что ты мне свою старую предложишь. Так мы и шли, перебрасываясь колкими фразами. Небольшие перебранки стали сродни состязанию. Мы давно уже не конкуренты, но дух соперничества нам не чужд. Хотя, каюсь, всегда начинал первый. Но Лука тоже оказался с характером - сам того не замечая, втянулся в эту игру, начиная подкалывать меня с завидной регулярностью. Дорога была недолгой. Поэтому я неотрывно смотрел на него, запоминая каждое движение рук, каждое выражение лица. С некоторых пор видеть Луку рядом стало для меня необходимостью. Такой же важной, как и игра, как и музыка. Когда именно простое желание узнать, как поживает друг, переросло в подобие мании, я не помню. Мне просто хочется всегда быть рядом, занимать главное место в его жизни, в мыслях, в сердце... Сейчас, сидя в одиночестве в своей комнате, я вспоминаю нашу тихую беседу в автобусе. Я обнимал его тогда за плечи, выражая свою поддержку, и чуть не таял, ощущая тепло его тела. И только я знаю, чего мне стоило не начать водить пальцами по его ключицам, что виднелись из-под рубашки. Только благодаря остаткам здравого смысла я убедил себя, что целовать его тонкую шею - это очень плохая идея. Вспоминаю его смех и губы, растянутые в легкой улыбке, когда он слушал мою серьёзную речь об идее для нового видео. Все эти воспоминания вкупе с воспаленной фантазией помогут дотянуть до завтра. А потом, как обычно, мы увидимся на репетиции или пойдем с друзьями в бар пропустить стаканчик-другой. Снова будем говорить о музыке, о дурацких фильмах. О том, что его девушка не совсем то, что он искал, что они слишком разные и, скорее всего, придётся расстаться. После будем смеяться с того, что мне в этом плане проще и что я меняю своих девушек с завидной регулярностью. Опять все будет как всегда. Ни для него, ни для окружающих ничего не изменится. Только у меня в голове будет расти тревога и рой развязных желаний, смешанных с нежными порывами моего сердца. Только в моей душе будет гнить похоть, отравляя все больше мое отношения к нему, к нашей дружбе, заставляя желать заменить лежащую рядом незнакомку на желанного человека. И только его присутствие будет дарить покой и умиротворение. Если, конечно, покой вообще возможен с моей взрывной натурой. Я не знаю, что это за чувство у меня внутри - любовь или простое желание. Я не знаю, когда это наваждение началось, и тем более не имею представления, чем всё закончится. Просто однажды чувства переполнят меня и выплеснутся наружу мощной волной. Мне не страшно от этого, я не боюсь узнать правду или рассказать её, просто не хочу, чтобы этот поток чувств задел его, стёр нашу дружбу. Я не пророк и поэтому не могу знать точно, как он отреагирует, когда всё узнает. Единственное, что ясно наверняка: это станет либо концом всего, либо началом чего-то нового, чего-то неизвестного, но столь желанного.