На грани

Его дыхание хриплое, горячее, рваное... Он шепчет одними губами бессвязно слова, но его голос почти неслышен. Воздуха катастрофически не хватает. Кажется, его и вовсе нет, а он как рыба, выброшенная на берег, пытается сделать хоть один маленький вздох и только чувствует, как начинает еще больше задыхаться. Перед глазами проносятся яркими вспышками сотни огней. Они, сливаясь в одну сплошную, большую звезду, распадаются на сотни маленьких золотых колокольчиков, которые, весело перекатываясь, громко звенят и постепенно исчезают в темноте, оставляя после себя в ушах долгий, протяжный звон. Грудь пронзает дикой, невыносимой болью так, словно ее пронзили раскаленной иглой. Эта боль раздирает все внутри на куски, и он кричит от нее, что есть сил. Выгибается, мечется в чьих-то сильных руках, пытаясь высвободиться. Только сил слишком мало, и вскоре он обреченно затихает. Вдохнув, наконец, полностью и устало выдохнув ночной холодный, влажный воздух. Широко распахнув глаза, он видит прямо перед собой расстилающееся вдаль огромное чернильное небо с россыпью бриллиантовых звезд. Они такие красивые и так близко, что кажется - только руку протяни, и сможешь к ним прикоснуться. Но стоит только на миг закрыть глаза, как сразу наваливается дикая усталость и хочется крепко уснуть. Но чей-то далекий, знакомый голос зовет его по имени, тормошит тело, удерживает наяву, мешает уснуть. Тонкая, влажная рубашка, надетая на голое тело, совсем не греет. От нее, наоборот, становится только лишь холодней. Ему еще никогда не было так холодно. Он крупно дрожит и пытается обхватить себя руками, чтобы хоть немного согреться. Но все мышцы будто задеревенели, и тело совершенно не слушается, беспощадно предавая своего хозяина. Сквозь слезы, застилающие глаза, он видит себя словно со стороны: пустынная, темная улица; обшарпанный дом; одинокий фонарь прямо над его головой; крупные чайные розы, беспорядочно рассыпанные вокруг и Адам... Он рядом. От этого открытия почти сразу становится легче и гораздо спокойней. От мысли о том, что сейчас он не один, его губы на мгновение искривляются в неком подобии улыбки. «Вот теперь можно спокойно заснуть...»

***

Адам сидел неподвижно, крепко сжав почти белые губы. В его ушах до сих пор стоял негромкий звук от хлопка выстрела, поднимая от затылка к вискам мощные волны боли. Он словно в замедленной съемке видел, как Томми, нелепо взмахнув руками, медленно осел на асфальт. Букет крупных роз, который он до этого сжимал в руках, выпал, и цветы с легким целлофановым шелестом посыпались на землю. А Адам с каким-то диким, как будто животным криком, бросился к нему. Начал судорожно, но осторожно ощупывать. Пальцы мгновенно испачкались. Стали липкими и чуть влажными. В воздухе отчетливо ощущался запах крови. Дрожащими пальцами достав телефон, Адам быстро набрал «911». Он не помнил о чем говорил, что именно кричал в трубку, но очень надеялся, что помощь вскоре прибудет. Его руки машинально перебирают чужие, светлые, слегка влажные волосы. Он ощущает под пальцами, сухие листья, что успели запутаться в прядях, и начинает их очень аккуратно вытаскивать, стараясь несильно дергать, чтобы не причинить боль. Проводит кончиками пальцев по холодной щеке. Притронувшись к приоткрытым губам, ощущает жар от горячего, частого дыхания. Глаза Томми закрыты, а его длинные ресницы трепещут, выделяясь особенно сильно на, как никогда бледном, почти обескровленном лице. Он, крепко сжав руку Томми, нашептывает ему всяческую ерунду, даже не вслушиваясь в смысл собственных слов. Он старается сделать все, что в его силах, чтобы не позволить ему провалиться в сон... В бездну, из которой зачастую невозможно потом выбраться. Адам старается не думать... Старается не смотреть на пятно, что распустилось алым цветком на некогда светлой рубашке как раз в том месте, где бьется любимое сердце. Не думать о страшном, чтобы не сойти с ума прямо здесь и сейчас. Ресницы Адама вдруг становятся совсем тяжелыми... Это не от толстого слоя туши, наложенного на них. Это от горячих слез, что скатываясь по щекам, оставляют на них грязные, черные полосы. Адам всхлипывает и, сжав зубы, сдерживает рвущийся наружу вой. Он готов отдать все, что имеет. Продать свою душу хоть черту, хоть дьяволу, только бы все это оказалось нелепым, злым розыгрышем или страшным ночным кошмаром. Как же так? Они ведь столько всего не успели... Это неправда. Он просто отказывается в это поверить. Понять. Медленно досчитав до десяти, Адам открывает глаза и щурится от яркого света фар огромной машины, что едет к ним, как ему кажется, совершенно бесшумно.       - Я же говорил тебе, что они успеют, - шепчет он Томми, крепче прижав к себе его тело. Но тот молчит, и у Адама на миг останавливается сердце. Он все так же не верит, не понимает, даже думать не хочет... Он замирает на миг, словно тонкая, сильно натянутая струна, и облегченно выдыхает, услышав громкий вздох в ответ.