С седьмой небесной отмели

У единственного настоящего Дьявола глаза лучатся святостью и милосердием, они цвета восточного неба в ясный полдень – смотрят, словно сам Господь с любовью опустил на тебя свой взор. И ты, зачарованный этой синевой, не в силах двигаться, говорить, дышать. У самого прославленного Дьявола Фиора алебастровая кожа – каменная эта красота на ощупь словно бархатная, гладкая и безумно тонкая. И не посмеешь коснуться ступившего на землю ангела – побоишься спугнуть или оскорбить. Ты будешь издали наблюдать, впитывая глазами ее совершенство, безмолвно, в тени, как вор… У первой и последней Дьяволицы Фейри Тейл волосы струятся по спине меловым водопадом. Ты не рискнешь сравнить их со снегом – он слишком ломок и прозрачен, – ты не сможешь сравнить их с жидким серебром – оно слишком грязное, – ты никогда не решишься, даже держа в руках белоснежный тальк, помянуть всуе мел ее волос. Ты не робок и не влюблен даже. Ты зачарован чистотой и непорочностью Дьявола. Пленен. Ее называют жемчужиной гильдии, и нет того, кому бы она не подарила своей улыбки – своего благословения, которое, срываясь с губ, сладких, как сам грех, касается темени и души. Она во всем покорна судьбе, благочестива и добродетельна, она вырастила двоих детей – ни брат, ни сестра ее никогда не вспомнят лица своей матери, но зато аромат мяты и лимонной цедры, по весне приобретающий древесные нотки – аромат рук Миры, – ничто не изгонит из их памяти. Само имя ее – Миражанна – имя серафима с седьмой небесной отмели, с той самой, с которой падал когда-то Люцифер. Ты бы попробовал ее имя на вкус, но даже шепотом произнесенное в ночь «Миражанна» хрустальными осколками дребезжит и отражается от тишины. Ее кровь не имеет цвета и запаха, ее кровь никто не вправе проливать – ничто не должно отбрасывать тени на меловые водопады и алебастровые скалы. А где-то в ста шагах от тебя льется из ран горячая кровь Алой женщины, помеченной твоим отражением, но тебя заботит лишь белоснежное изваяние. Мира тоже защитит то, что сможет, только вектор приложения ее сил будет совсем другим. Вполсилы проиграв-выиграв, она вновь замрет на своем пьедестале, целуя души вернувшихся и уходящих. Объятая адским пламенем – еженощно, ежечасно, всегда – Дьяволица корчится на костре своей святости. И руки ее, благоухающие мятой и сакурой по весне, никто не сожмет ободряюще и ласково. А в небеса ее глаз изнутри долбится пленница, горящая синим – в тон – пламенем. Она не чиста, не безупречна, не безропотна, с ее губ слетает громкий боевой клич, возбуждая безвольную толпу зевак, под ногтями ее сохнет чья-то кожа и кровь, а в груди – колотится сердце. Сто двадцать настоящих ударов в минуту – она жива. Миражанна во сне спокойна и царственна по-ненастоящему, как всегда, как она и привыкла. Ты жаждешь хоть раз назвать ее по имени, но лишь сильнее стискиваешь зубы, проходя мимо. Ты мог бы забрать ее с собой и сделать своей, вот только еще одна фальшивка в бриллиантовой огранке твоей короне ни к чему. Ты ведь даже не влюблен – зачарован. Зачарован ангельским ликом плененного не тобой Дьявола. В твоем королевстве два слога – Ми-ра – слетают с губ легко и без перезвона. Она сидит подле тебя, улыбаясь мягко и нежно, благоухая мятой и лимонной цедрой. У нее под сердцем твое дитя, а в глазах – восточное небо в ясный полдень. Бархатный алебастр ее кожи теплеет под твоими ладонями, горит под твоими губами, принадлежит тебе. Ее цветок сорван, а кровь ее красна. Лишь тебе было позволено единожды пролить ее на белоснежные королевские простыни. Эта Мира настоящая, она лучится святостью и милосердием, жизнью. Перезвон хрусталя, усиленный тишиной – осколки имени той, другой Миражанны путают мысли, не дают двигаться, говорить, дышать. И чистейший тальк сыплется сквозь пальцы, стоит лишь вспомнить меловой водопад ее волос и несказанные тогда слова. Единственный настоящий Дьявол, к которому ты так и не осмелился приблизиться в боязни за остатки своей души, мягкой и фальшивой благочестивой улыбкой, адресованной даже не тебе, коснулся темени и украл что-то важное. Весной ликующая толпа трижды прокричит: «Да здравствует король!» и, увидев новорожденного сына своего правителя, разразится слезами умиления. А в воздухе будет витать слабый древесный аромат сакуры, и оставленная в Фиоре душа разобьется о звук имени самого прославленного Дьявола сильнейшей гильдии.