.
Принцесса Нуала смотрела на мирно спящего на огромной кровати человека, по-детски улыбающегося изрезанными губами. Смертная спала под исцеляющими чарами с ночи четверга, то есть, почти два полных дня. Когда лекари смогли очистить ее тело от ран, оставленных Имонном, эльфийка увидела миллион тонких и прерывистых линий на лице Дилан. Нуала знала, что они появились в ту ночь, когда смертная встретилась с ее братом. В мыслях девушки принцесса прочла, что та хочет оставить эти ужасные шрамы, несмотря на то, что они искажали черты ее лица и делали его уродливым. Нуала задумалась — зачем ей это? Зачем она хочет сохранить их? Розовые и белые рваные линии рассекали ее щеки и лоб, глаза и нос, даже в принципе привлекательные пухлые губы. Один шрам виднелся в уголке ее глаза, утягивая его вниз, другой жестоко изгибал рот. Нос крючком — видимо, она пару раз его сломала, но не пожелала избавиться от этих недостатков. Этим она покорила сердце Нуады? — Мое сердце принадлежит тебе, сестра, — голос Нуады был холоден, но до странного добр. Принц медленно прохромал в комнату; Моргун шел за ним, поглядывая на спящую смертную. — Ты — моя близняшка, моя вторая половина. Не бойся: мои любовь и верность навеки твои. Эльфийская принцесса вздрогнула от напряженности в голосе брата. Глубоко внутри него все еще зрели семена безумия, но, как бы ей ни хотелось это отрицать, Нуада говорил правду. Они — две части одного целого, две стороны монеты. Они были потеряны друг без друга. И не было никого, кто бы смог занять его место в сердце Нуалы. Он был ее единственным братом, и она любила его сильнее всего на свете. Но это не означало, что ей всегда было спокойно рядом с ним. Уже нет, ни при каких условиях. Не оставляйте его. У многих в жизни есть трудности, некоторые из которых не заканчиваются до самой смерти. Он — ваша, а вы — его. Все может образумиться. Слова Дилан всплыли в ее памяти, когда она смотрела на пытающегося идти брата. Его торс опоясывали бинты — воспоминания о порке и последнем ударе Имонна, и сбоку еще виднелось небольшое пятно темно-золотой крови. Принцесса не могла не уважать брата за то, как он, даже раненый, может так величественно двигаться. Она так не умела, хотя и всю жизнь росла при дворе. Это его бесконечные тренировки с оружием научили его подобному, и она даже завидовала ему за это. Блеклый свет заходящего солнца играл на хлопке одежды Нуады цветов сумерек и огня. Эльфийский воин подошел к кровати, где спала Дилан, и посмотрел на сестру. — С чего такая уверенность, брат? — спросила Нуала на старом гаэльском. Мягкость брата насторожила ее. — Ты так дрался, чтобы спасти человека. Ты чуть не умер… Не из-за любви ли? Ты даже согласился лечь под кнут, чтобы защитить ее честь… — Чтобы защитить собственную честь, Нуала, не придумывай лишнего, — рыкнул Нуада, и его слова прозвучали, как пощечина. Принцесса отшагнула, смотря на его неожиданно яростное лицо. Любое напоминание о доброте испарилось, оставив лишь ледяной гнев. — Она человек. Ничего из того, что она сделала, это не изменит. Предполагать, что я могу испытывать подобное чувство к смертной, оскорбляет мою честь, оскорбляет всего меня! — понимая, что кричит, он понизил голос до гневного бормотания. — Существо на той кровати едва ли мой союзник, поэтому я не могу испытывать к ней симпатию, дружбу или, простите боги, любовь. — Ты звал ее по имени, когда над ней старались лекари, — выпалила в ответ Нуала. Как она могла так глупо поверить человеку? Поверить, что смертная, которая провела с ее братом неполные одиннадцать лун, смогла узнать его лучше родной сестры? Глупость. — Ты боялся за ее жизнь! Молился, чтобы она выжила! Человек — выжила! Нуада едва сдержался, чтобы не отшатнуться от сестры. Она пыталась пристыдить его, и он чувствовал, как внутри нее горит возмущение и гнев. Не важно, о чем она говорит — он знал, что это ложь. Ни за что в своей жизни или любой другой он, принц Нуада, сын могучего короля Балора, легендарный Серебряное Копье, не стал был звать спящую смертную или молиться о ее спасении. Он мечтал лишь о смерти своих врагов, а не о серебристо-синих, таких эльфийских глазах на лице смертной, обрамленных темными ресницами и шрамами, уже видевшие смерть. Он не думал об Имонне, встающем с человека, лежащего на кровати Нуады, об обнаженном теле темного эльфа, красного от крови Дилан, об уже охладевшей после смерти от извращенной похоти смертной. Нет, нет, нет! Он не страдал от кошмаров своего поражения, позора, скорби. Он не кричал ее имя! — Я боялся лишь за свою честь, — рявкнул он, сбегая от ужаса и тошноты, холодящих его желудок. — Если бы она умерла, если бы Имонну удалось ее убить, тогда бы я был опозорен, потому что должен ей жизнью. Имонну бы удалось все, что он планировал, но это не значит, что я чувствую к Дилан что-то, кроме… — Дилан? — резко спросила Нуала. — Ты зовешь ее по имени, не просто «человек», и заявляешь, что ничего к ней не чувствуешь. Думаю, ты лжешь, брат. Думаю, ты любишь человека… — Я никогда не полюблю человека, Нуала! Сама мысль об этом мне отвратительна! Эльф и человек вместе… Это оскорбляет все, за что я борюсь. Как ты смеешь даже предполагать, что я мог пасть так низко, чтобы желать мерзкое смертное отродье… Звук пощечины Нуалы эхом раздался по комнате. Моргун зарычал. Дилан вздрогнула, но не проснулась. Нуада не стал поворачивать к сестре насильно развернутую голову. Неожиданно сильная на удар хрупкая рука оставила на щеке бледный след, сразу же налившийся кровью. Оба эльфа яростно выдохнули, когда напряжение лопнуло между ними. От принцессы исходила чистая ярость, и Нуада постарался не обращать внимание на боль в груди и появившийся на ее щеке отпечаток ладони. Нуала никогда не ударяла его за простые слова. Вся надежда на примирение, возникшая во время битвы с Имонном, разлетелась на части. Лицо Нуалы помрачнело, но она не жалела, что ударила брата. Как он смел говорить подобное? Все его предубеждения, вся его ненависть и презрение, вся тьма внутри него — ничего из этого не исчезло. Смертная ошибалась насчет эльфийского принца. Он не заслуживал второго шанса. Защищал свою честь? Он потерял ее столетия назад. Он ее никогда не восстановит. Как же она была глупа, чтобы надеяться на обратное. — Человек хвалила тебя, брат. Защищала своими губами. Она говорила, что мне стоит дать тебе еще один шанс. Что ты переубедишь меня. Я жалею, что смертная так ошибалась насчет тебя. Ты никогда не поймешь, что такое честь. Позор, который ты навлек на себя, уже запятнал твою душу, — принцесса развернулась на каблуках и вылетела из комнаты, захлопнув за собой дверь. Нуада не касался щеки, которую ударила Нуала. Он боялся, что его рука будет дрожать, и, если это так, то он не хотел бы ее видеть. Он обернулся к смертной, все еще спящей на кровати. Его кровать. Темные кудри разметались по подушке. Бекан спал под боком, тихо посапывая — маленький страж своей хозяйки. Бригита спала рядом с ним. Одна рука Дилан, все еще бледно-голубая от синяков даже после лечения, лежала на серебряном одеяле. Лекари говорили, что ее лучше пока не двигать и никуда не переносить. Значит, смертная опять испортила его кровать своей вонью, пока спала в магическом сне. Опять избитая и сломанная в попытках спасти ему жизнь. Она хвалила тебя… Защищала своими губами… Губами, которые, по словам Имонна, на вкус как мед и клубника. Как рай. Смертными губами. — Вам понадобится лед, — сказал Моргун. Когда Нуада скосил глаза на тролля, тот указал на наливающийся кровью след на лице принца. — У вашей сестры всегда была тяжелая рука. И у вас изо рта кровь идет. Нуада коснулся пальцем губ. На кончике оказалась небольшая капля крови. — Тяжелая рука… И острый язычок. Как и всегда. — Принцесса не понимает, — спокойно сказал тролль, делая вид, что не замечает горя в голосе Нуады. Моргун давно перестал уважать и любить принцессу, которую когда-то в детстве спас. — Но когда-нибудь до нее дойдет. Я в этом уверен. — Пока, мой друг, тебе не нужно здесь оставаться. Иди на гоблинские и тролльские рынки, на плавающие ночные ярмарки, по районам Финдиаса. Держи ухо востро и слушай, что наш народ говорит обо мне, о Дилан… О том, что произошло две ночи назад. И о Имонне. Моргун что-то пробормотал и ушел, топая большими ногами и скрипя механической рукой. Он захлопнул дверь за своей спиной. — Я пытаюсь спать, — послышался сонный голос с кровати. — Можно чуть-чуть потише, кем бы вы ни были? — Нуада подошел ближе к ней; темные ресницы взлетели, и Дилан попыталась посмотреть ему в лицо. Увидев его, она тепло улыбнулась, и тут ее брови удивленно приподнялись. — Что с вашим лицом? — она приподнялась на локтях, а потом на ладонях. Одеяло сползло ей на пояс, и к удивлению и острой боли в груди, а также с отвращением Нуада узнал, что на ней одна из его рубах. — Вы в порядке? Что произошло? — Ничего. Все нормально, — мягко сказал принц. Первым делом после зачарованного сна она сказала об усталости, а сразу после — о нем. Его желудок сжался, когда эльф вновь подумал о том, какая же эта женщина странная. И на ней его рубаха! Синяя с серебряными нитями. На самом деле, неплохо подходила к ее глазам. Нуада знал, что сестра сделала это намеренно, хотя и не мог понять, зачем. — Как ты? Как себя чувствуешь? — Просто великолепно, спасибо большое. Я наконец-то могу вздохнуть полной грудью, — она глубоко вдохнула, улыбаясь из-за того, что боли больше не было. — И нога как новенькая. Мне так хорошо не было с тех пор, как я разбила колено. И это — мягчайшая кровать из всех, что мне приходилось видеть. Пахнет сосновыми иголками; я ее обожаю. Так где я? — В моей спальне, — сказал он. Она стала белее молока. Нуада видел остатки воспоминаний в ее глазах — душившие ее руки, боль от ножа, режущего лицо, ломающиеся под ударами кости, звук разрываемой плоти. Даже сидя Дилан тонула в этих образах, бледнела и дрожала. — Лекари подумали, что будет неразумно тебя переносить, — быстро добавил принц и подавил себе вспышку гнева от того, что вынужден все объяснять этой смертной. Но зато она постепенно приходила в себя. — Я спал в одной из ближайших гостевых спален. Неслыханно, его выставляют из собственных покоев! Весь двор Бетморы считает, что он встречается с этой девкой — что за отвратительная мысль — так почему он не может остаться здесь, у себя? — О… Спасибо, Ваше Высочество. — Не я так решил, — резко ответил он и мысленно чертыхнулся, когда она вздрогнула и опустила взгляд. Создавалось чувство, как будто тех месяцев, когда он навещал ее, когда они читали и разговаривали у камина, не было совсем. Перед ним снова была испуганная женщина, впервые оказавшаяся в подземной обители. И, понял он, его предубеждения тоже вернулись. Вот я стою, плохо думаю о ней, когда она столько раз спасла мне жизнь. Из-за слухов? Из-за слов Нуалы? Или потому что никто не расскажет мне, что с ней сделал Имонн? Удалось ли этому подлому существу опозорить меня… И ранить Дилан? Эльфийскому воину пришлось постараться, чтобы смягчить голос. — Но я не против. Надеюсь… — ему пришлось сжать зубы. — Надеюсь, что кровать удобная. Раны не болят? Смертная покачала головой. Ее улыбка слегка поблекла, но не исчезла. — Думаю, они практически все вылечили, — она посмотрела на свои руки, а потом обняла себя. Нуада нахмурился. Она лгала насчет своих ран? — Весьма уникальный жизненный опыт, — продолжила смертная. — Я благодарна вам и вашей сестре, принц Нуада. — И… И ты… — он хотел спросить ее о Имонне. Спросить, удалось ли темному эльфу выполнить свои мерзкие обещания, или все эти изнасилования и жестокие пытки были лишь в его мозгу, не по-настоящему. Спросить, что стало с его честью. Он хотел знать, боялась ли она его. Будет ли она теперь смотреть на него со странной симпатией? Той, что выросла за последние несколько месяцев, когда они сидели у камина, и она читала ему свои любимые книги? Или теперь есть лишь осуждение и ненависть? Но все же он не хотел спрашивать ее. Почти боялся услышать ответ. Серебристо-синие глаза встретились с его. Он не знал, но она увидела страх и нерешительность в его взгляде. Дилан улыбнулась — по-настоящему улыбнулась, и что-то внутри эльфа спало, облегчило груз на сердце. — Принцесса поставила мне на разум магический блок. Я знаю, что Имонн сделал — или пытался заставить поверить, что сделал — но это не трогает меня. Она сказала, что мой разум пока не в состоянии с этим справиться, но все со временем вернется. Когда я буду готова. Хотя, все в порядке. Я в порядке. Вы так быстро за мной прибежали, что у него даже не было времени ранить меня. Спасибо, Ваше Высочество. — Он чуть не убил тебя! — прорычал Нуада, отворачиваясь от нее. Благодарность в ее глазах была слишком искренней. Он ее не заслужил. — Своей благодарностью ты оскорбляешь меня и себя. А если еще раз попробуешь так жертвовать собой ради меня, то, клянусь Темнотой, Что Пожирает Все, я… — Я знаю, — сказала она, и внутри него неожиданно вспыхнул гнев. За этими двумя простыми словами скрывалось куда больше; то, что понимали они оба: Прости, Я не хотела ранить тебя, наблюдать за тем, как ты умираешь, было выше моих сил. Он отвернулся от нее, пытаясь привести дыхание в норму. Когда эльф повернул к ней голову, она добавила: — Ваше Высочество… Мой принц… Нуада. Я в порядке. Это была просто контузия и пара сломанных костей, — он посмотрел на нее, и она поправила себя: — Ладно, ребро проткнуло мне легкое. Лекари все поправили, вместе с головой, — она осторожно коснулась затылка, улыбаясь, когда ничего не заболело. — И они даже не срезали мне волосы. Я это ценю — в человеческой больнице меня бы обрили налысо, а я последние три года отращивала волосы, так что осталась бы сильно недовольна. Я так за все это благодарна. Если бы вы не пришли мне на помощь, я… — он увидел первые слезы, блестящие на ее ресницах, отражающие синеву ее глаз, но она быстро их смахнула. — Повторилась бы ночь нашего знакомства за исключением той части, где мне удалось выжить. Вы меня спасли. Поэтому я благодарна вам. — Ты… — он отвернулся от нее, не в силах встретиться с ее взглядом. Он не знал, что скажет ему честь, если он заглянет в эти почти эльфийские глаза. — Ты тоже меня спасла. Я… Я благодарен тебе. Дилан пожала плечами. — Вы — мой самый близкий к званию настоящего лучшего друга во всем мире, кроме Джона, а друзья так делают друг для друга, верно? Кстати, на мне надето что-то приличное? Потому что мне бы хотелось встать, но, если я в одной прозрачной сорочке или чем еще похуже, я бы не хотела выбираться из постели, пока вы тут стоите. Заставляя себя отвлечься от сентиментальных рассуждений смертной о дружбе (что за глупая, смешная мысль) и мыслей о ней в чем-либо прозрачном, от чего ему стало как-то не по себе, принц на мгновение задумался. — Это моя рубаха. Она точно должна доставать тебе до середины бедра. Смертная вздохнула. — Не достаточно длинная. У вас нет… Робы или чего-то вроде нее? Я могла бы завернуться в одеяло, но я же не у себя дома, и это грубо. Все же… — она нервно оглядела себя. — До середины бедра коротковато. — Большинству людей нравится показывать как можно больше оголенной кожи. — Да, ну, мое тело — это мой храм. Слово Мудрости и прочее. Не курить, не пить алкоголь, не принимать наркотики, никаких добавок — даже если они легальные — и не выставлять напоказ себя и свой пол из уважения к другим людям. Как говорится в одной из моих любимых песен, «мне не нужно доказывать свою красоту в глазах мужчин». И вообще всех в этом мире, если так подумать, — она пожала плечами и улыбнулась так, как будто все ее мечты исполнились. — Мне важно мнение лишь самого важного создания в моей жизни. Нуада моргнул. Она же не имела в виду… Его? Или, может, у нее есть любовник? Нет, она же христианка, слуга Высшего короля мира. Такие женщины присягают их Богу, что не вступят в половую связь вне уз брака. Или по крайней мере постараются. Может, у нее есть муж? Странное чувство закралось в его желудок, и он опять отвернулся от нее, пустым взглядом смотря на стену из мрамора. — И… — ему пришлось прочистить горло перед тем, как продолжить. — И кто это? Тот, чье мнение для тебя так важно? — Бог, — просто ответила она. — Пока я живу так, как Он заповедовал, Он считает меня прям восьмым чудом света, — Нуада открыл было рот, но Дилан добавила: — Конечно, Он так думает о каждом, кто живет праведно, но мне от этого каждый раз весело: так и представляю в книге другие семь чудес — и свою рожу рядом. Впервые с последней ночи в доме Дилан принц рассмеялся. И, когда смертная крикнула: «Да хватит смеяться надо мной, ты… Эльф!», он рассмеялся еще сильнее, хотя и было больно..
Имонн склонился перед своим господином, смотря на выложенный драгоценными и полудрагоценными камнями герб своего лорда на полу. Серебряные глаза прошлись по алмазным парусам корабля из лунного камня, мерцавшего на темном мраморе. Нос корабля был выложен из вулканического стекла, и фигура на нем — вставшая на дыбы лошадь с крыльями летучей мыши — казалась единственным элементом, омрачающим картину. Глазом лошади служил цельный алмаз; блистающий корабль окружало кольцо из чистого золота — не эльфийского, а древнего, из тех дней, когда смертные ходили по Зеленому острову. Темноволосый эльф смотрел на это великолепие и ждал, когда господин заговорит. — Она предложила свою жизнь вместо него? — спросил его лорд. — Да, Ваше Величество, — ответил Имонн. — Трижды: когда пришла без приглашения к королю Бетморы, когда попросила освободить Серебряное Копье и когда вышла ко мне в обмен на противоядие от яда, которым я отравил его. — Значит, она любит его, — ответил другой эльф. — Только влюбленные поступают так глупо. Смертная любит Нуаду Серебряное Копье. — А она — его, Ваше Величество, я в этом уверен. Может, он до сих пор отрицает это, — добавил Имонн, с отвращением вспоминая взгляд, который бросил на него принц, когда смертная пыталась смотреть на Имонна сверху вниз — гордость, смешанная с болью и чем-то, что темный эльф точно считал любовью. — Но его сердце разрывается между его так называемой гордостью и желанием овладеть смертной сучкой. Иначе бы он не опустился до порки и не рисковал бы жизнью просто чтобы отстоять ее честь. И вы, должно быть, заметили, как он дрался за нее. Он бился, как демон, сир. Я могу поклясться жизнью, что он любит человека. — Ты знаешь наши планы, — ответил его господин. — Когда Серебряное Копье наконец-то найдет третью часть золотой короны, пробудит Золотую Армию и пойдет истреблять людей, мы сможет нанести ему удар, — Имонн посмотрел на эльфа и хотел возразить, но златовласый воин на гранитном троне перед ним поднял руку, призывая к молчанию. — Но если есть возможность вырвать ему сердце сейчас, мы были бы рады этому. Если есть возможность ослабить его, ослабить по-настоящему, любым способом, то мы бы вознаградили любого, кто сделал это. Яд, кровопролитие, травмы… Или разбить его бессмертное сердце. Ее смерть способна на это? — Я думаю, что да, Ваше Высочество. После того, что случилось с королевой Кетлен… Да, думаю, что да. — Когда настанет время, сделай то, чем угрожал — используй ее, пока она не станет слишком слаба, чтобы ее использовать. Сделай все жестоко. Заставь ее молить о смерти. Передай каждый миг в разум принца и убедись, что не забудешь о ее страхе, боли и отчаянии. Пусть он почувствует все ужасные вещи, что ты сделаешь с его женщиной, с половиной его души. Пусть он поймет, что, как он не смог спасти свою мать, так и никогда не сможет защитить свою женщину. А потом убей ее — очень, очень медленно. — Как, сир? Как вы желаете, чтобы я это сделал? Эльфийский король улыбнулся. — Разрежь на маленькие кусочки и пошли принцу в коробке. — Это разобьет ему сердце, — выдохнул Имонн, уже смакуя идею. — Вырвет и разобьет на тысячи кусочков. — Верно, Имонн, — сказал король-воин со своего каменного трона. — Верно..
— И насколько мы тут застряли? — несколько позже спросила Дилан. Слуги пришли и оставили для нее одежду, намного наряднее, чем давал ей Нуада. Смертная странно себя чувствовала в шелковой нижней тунике. Она бы предпочла остаться в своем нижнем белье, но лекари выбросили все, что было залито кровью. Может, я буду смотреться нелепо, думала смертная, но, по крайней мере, все такое красивое. И что еще страннее — блестящее, вышитое жемчугом платье цвета полуночи неплохо ей подошло, как и серебряный пояс с башмачками. Чувствую, пропотею я в этом знатно, подумала Дилан, прикусывая губу. Все провоняет, и я не смогу это отдать! — Король Балор еще не разрешил мне уйти, — сказал Нуада. Человек и эльф шли к дворцовым кухням; Нуада хмурился, а Дилан постоянно оглядывалась, рассматривая красоту архитектуры и украшений. Смертная шла легко благодаря обезболивающим, которые принес ей Бекан; сам брауни сидел на плече хозяйки, смотря по сторонам черными глазами. — А ты… Можешь уйти, когда захочешь. — Я уйду только вместе с вами, Ваше Высочество, — ответила она. — На случай, если они решат еще что-то выкинуть. Ваш отец дал мне ясно понять, что я ему нравлюсь, но не думаю, что о вас он того же мнения, что глупо, поскольку вы, ну, чудо чудное. Похоже, что среди эльфов не только Имонн был идиотом — нам явно придется встретиться с еще парочкой. К сожалению, у любого народа есть своя прослойка дураков. — Да, и, к сожалению, для людей эта прослойка является большинством. Если бы эльфийский принц ожидал возмущение при упоминании человечества или хотя бы умеренное несогласие со стороны смертной, он был бы очень разочарован. После минуты молчания, Дилан тяжело вздохнула и ответила: — Я над этим работаю. Я не имел в виду тебя, хотел он сказать, но промолчал. Он был наследным принцем Бетморы. Он не должен ей ничего объяснять, такой совершенно обычной смертной женщине. Вместо этого он заметил: — Ты не отрицаешь того, что люди глупы. — Нет, — сказала она, когда они подошли к дверям для слуг, ведущим на кухни. — Я знаю, что большинство людей, к сожалению, тупы. Они либо ничего не знают, либо не хотят ни о чем думать. Люди в лечебнице — те, что хорошие — всегда говорили, что для человека нет ничего важнее, чем читать и учиться. Чтение помогло мне больше узнать о вашем народе, поддерживало меня в здравом рассудке в психушке. Но многие люди не читают. Знаете, муж моей сестры Петры гордится, говоря, что не читает, а я каждый раз думаю, в чем разница между тем, что не умеет читать, и тем, кто не хочет. Нуада остановился у двери, смотря, как Дилан хмурит брови. Только сейчас он понял, как редко она хмурится. При нем она всегда старалась улыбаться, даже когда боялась. Он вспомнил печаль и страх в серебристо-синих глазах и дрожащую улыбку на изрезанных губах, когда смертная призналась, как сильно боится, но после этого вышла из комнаты, чтобы спасти его ценой своей жизни. Эльфийский принц помотал головой, чтобы выбросить эти сентиментальные мысли, и спросил: — Ну? И какая же между ними разница? С грустной улыбкой — всегда с улыбкой, поразился он, как человек, существо с плохой кровью и дырой в сердце, умудряется всегда улыбаться? — смертная сказала: — Никакой, — и она открыла дверь. И тут же их захватил хаос. Все кого-то звали через пар и дым, ложки стучали по тарелкам и горшкам, трещали и рычали огни в печах. Дилан широко улыбнулась, когда услышала знакомое чваньк-чваньк-чваньк режущихся рядом овощей. Кто-то с глухим стуком положил на стойку ломоть тяжелого хлебного теста. Где-то внутри буйного гама слышался скрип поворачивающегося на вертеле куска мяса. — Почему ты хочешь быть здесь? — спросил Нуада. — Хочу помочь, — сказала она. — Вы тут застряли до тех пор, пока отец не отпустит, верно? А я никуда без вас не уйду, Ваше Высочество, поэтому я могу попытаться быть полезной. Считайте, что я так пытаюсь благодарить за вашу заботу обо мне. Кроме того, мне нравится заниматься подобным. Еще и это! Смертная ранена или была ранена — такое точно дает ей право оставаться в кровати и отдыхать, наслаждаясь красотой и чудесами эльфийского замка. А она, как и в его обители, стремится поработать. Дилан попросила в своем тихом, но беспрекословном тоне, может ли она поработать на кухне. Она не ожидала, что ей разрешат там готовить (особенно учитывая то, что этой ночью будет пир в честь Самайна, а, значит, все блюда доверят только мастерам своего дела), но она могла бы резать овощи, мешать или вытаскивать котелки из печи. Если никто не будет возражать, то она согласна мыть посуду. — Ваше Высочество! — послышался громкий, почти что испуганный вскрик, и суматоха на кухне замерла. Поначалу Дилан показалось, что она видит ребенка где-то двух лет отроду в каком-то странном нагруднике, а затем она заметила отблески серебра и поняла, что смотрит на очень, очень длинную бороду. Не ребенок, а очень низкий… Муж. За его черным фартуком было невозможно разглядеть одежду; борода мужичка была заткнута за пояс. Коротышка быстро снял с себя красную шапку и склонился в низком поклоне. Дилан успела понять, кто он — каботер, голландский домовой дух. — Вы почтили кухни своим присутствием, сир, — продолжил каботер. — Чем мы заслужили подобное? — Приветствую, Каспар, — сказал Нуада, и Дилан заметила, что он улыбается. Этот парень ему симпатичен, поняла смертная. — Дилан, это Каспар Каботер, смотрящий за кухнями. Каспар, позволь представить… — принц не закончил, понимая, что многие домовые духи пугаются людей, а сам он не знает, как представить смертную. Но Бекан, тихо сидевший на плече своей хозяйки, скользнул вниз и поклонился перед каботером. — Если Его Высочество позволит, — Бекан поклонился Нуаде. — И мастер Каспер, — он снова поклонился голландскому духу. — Я смиренно представляю мою уважаемую госпожу, человека величайшей смелости, леди Дилан… Дилан… — Леди Дилан из Центрального парка, — закончил Нуада, хотя и удивляясь сам. Его Дилан, из смертной плоти и пахнущей железом крови — леди? Да об этом даже думать смешно. Но Бекан точно был не из робкого десятка — злой каботер мог выплеснуть чан кипящей воды на мелкого брауни, появившегося на его владениях. Но Каспар лишь пару раз моргнул, глядя на брауни, и перевел взгляд на принца. Тот объяснил: — Леди Дилан… Не любит сидеть без дела. Она хотела бы предложить свои услуги на кухне. Каспар вновь моргнул. — Смертная, сир? Смертная леди хочет работать на наших кухнях? — Я могу мыть посуду, — выпалила Дилан. — Или резать овощи. Все, что вы захотите. Я все могу. — Если она тебе не нужна, Каспар, я ее возьму, — сказал другой дух, одетый в коричневые и черные домотканые одежды и держащий в руках миску каши с прожилками золотого масла. У него тоже была шикарная борода, но при этом лишь один глаз посередине лба, который светился бледно-зеленым в дымном полумраке кухни. Он был в два раза выше каботера, что было достаточно, чтобы самостоятельно коснуться рукой Дилан. Когда она протянула ему свою ладонь, он поцеловал ее пальцы. — Леди, я — Нильс Фьёсниссе, следящий за конюшнями Его королевского величества. — Вы — ниссе, — сказала Дилан, и Нильс засиял. Еще улыбка стала еще шире, когда она добавила: — Хотите, чтобы я чистила конюшни, да? Я могу, но вам придется показать мне, как. У меня никогда не было лошади, хотя раньше я каталась на них. — О, Ваше Высочество, — сказал Нильс, смеясь. — Она просто сокровище. Человек хочет поработать? И признает, что ее нужно обучить! Не верю своим ушам. Но учтите, что там с вами будут обращаться не как с леди, а со служанкой. Смертная пожала плечами, улыбаясь. — Надеюсь, я привыкну. — Ja, она сокровище. Быстрее, решай, Каспар, а то Дженни Хоб придет и захапает ее работать по хозяйству! — Забирай, Нильс, — сказал Каспар. — Выдай фартук и все остальное и пусть работает. По утру пусть займется чем потяжелее, а, когда устанет, пошли ко мне. Помоет посуду. Посмотрим, не слишком ли тяжело ей это. От улыбки, которой Дилан одарила Нуаду, уходя за Нильсом, в животе эльфийского воина возникло странное чувство. Он отослал ее вычищать конюшни, отмывать стойла, на самую грязную работу. Позже ей придется мыть грязные котелки и чайники, мыть полы, отчищать от жира камины и резать овощи, от которых слезятся глаза… И она улыбается ему так, словно он подарил ей фамильные драгоценности. Принц этого не понимал. — Это правда, Ваше Высочество? — спросил Каспар, привлекая к себе внимание. — Она действительно ваша леди? Вы возьмете ее в жены? Нахмурившись, принц покачал головой и покинул кухни. Что за глупая идея. Одна лишь мысль об этом вызывала у него смех, не говоря об отвращении..
Нуала едва сдержала нарастающий гнев, когда увидела Дилан с закатанными до плеч рукавами и по локоть в заплывшей жиром воде, отмывающую грязный котелок. В хлопке и коже, ужас! Куда она дела шелк и парчу, которую оставила для нее Нуала? Эльфийская принцесса оставила человека со своим братом где-то минут на сорок, а по ее возвращению они оба исчезли. Наследный принц Бетморы пытался размяться в тренировочном зале, собираясь как можно скорее вернуться в форму и отправиться умерщвлять Имонна. Нуала знала, что так называемая честь ее брата требует, чтобы он убил темноволосого эльфа наиболее жестоким образом за то, что тот его подставил, но принц был не достаточно силен или быстр, чтобы выследить того, кто хотел убить всю королевскую семью Бетморы. Найти Нуаду было проще всего. Но у принцессы ушли часы, чтобы отыскать человека. Дженни Хоб, следящая за служками, предложила принцессе поискать смертную в конюшнях. Какой-то юный ниссе заигрывал с домовыми хобгоблинами и брауни и рассказывал о радостно — хоть и фальшиво — поющем человеке, моющем стойла в королевских конюшнях. Выгребает грязь после лошадей, гневно подумала Нуала. Работает, как какая-то служанка, а не спасительница моего брата. Нуада явно приложил к этому руку, зуб даю. Очень в его духе. Тот самый ниссе пересказал ей тоже самое — что человека отвели в конюшни по повелению наследного принца и Нильса Фьёсниссе, главного конюха. Возможно, Нильс просто исполнял приказ Нуады, но расспросить его все равно стоило. Но к тому времени, как эльфийская принцесса дошла до конюшен, Дилан нигде не было, как и Нильса, и пришлось начинать все сначала. По прошествию еще пары часов один из кухонных кобольдов сказал ей, что Каспар Каботер послал «человека принца» отмывать посуду. И вот теперь принцесса лицезрела Дилан, в грубой холщовой тунике, кожаных штанах и сапогах, возможно, одетая так, чтобы не обжечься от летающих капель шипящего жира. Вокруг нее стояли стопки грязных тарелок — похоже, смотрящий за кухнями собрал все самые большие блюда и котелки для человека, возвышающейся над всем в помещении где-то на фут. Никаких сомнений — все это по приказу Нуады. — Что все это значит? — спросила Нуала, и все на кухне замерли во второй раз за день. Кроме Дилан — она с головой, покрытой черной косынкой, зарылась в огромный котел. До ушей принцессы эхом доносилось пение человека, зачем-то призывающего подпереть плечом колесо. Ей дали самую грязную работу, а она умудряется радоваться, подумала Нуала. Бедняжка. Видимо, брат ее зачаровал, раз она не видит, какой он на самом деле. Вслух, старясь звучать дружелюбнее, она позвала: — Дилан! Хватит чистить и идем ко мне. Я тебя весь день ищу. Смертная вытащила голову из котла и поискала взглядом Нуалу. Удивившись, она вытерла со лба пот — на кухне было ужасно жарко — и улыбнулась. — Здрасте. То есть, добрые день, Ваше Высочество. Вы ищете Ну… Принца? Она хотела назвать его Нуадой, поняла принцесса. Вот как она о нем думает? Уже настолько заботится о нем, так привыкла к нему, что готова звать по имени? А брат знает об этом? И не против? Может, он так играет с человеком? Нуала нахмурилась; смущение и неумеренность давили ей на грудь. Может, Нуада не пытался унизить или уморить смертную, послав ее в конюшни и на кухни? Может, она что-то не понимала — но что? Ну, что бы это ни было, это должно подождать. Отец пожелал увидеть Дилан и Нуаду сразу после заката, значит, времени осталось совсем чуть-чуть. — Пойдем, Дилан. — Но… Я же в процессе… То есть… — смертная нервно огляделась, и гнев Нуалы вернулся. Эта женщина ищет Нуаду? Ей нужно его разрешение, чтобы оставить эту отвратительную работу? Ох, принцу придется на многое ответить. Когда он прекратит так сильно ненавидеть людей? Смертная продолжала выглядеть растерянной и смущенной, что только подливало масла в огонь ярости принцессы. Подошел Каспар Каботер и заглянул в котел. — Уже можно остановиться. Вы же человек, миледи. Вы должны отдыхать, поэтому идите и развлекайтесь на пиру по Самайну. Вы хорошо поработали и сделали даже больше, чем любой из моих каботеров или кобольдов. Идите с Ее Высочеством. Дилан смущенно кивнула и поднялась, вытирая руки о фартук. Она хотела поблагодарить Каспара, но многие домашние духи плохо относились к подобному, злились или пугались, поэтому она сказала: — Если послезавтра я здесь еще буду, можно мне будет опять прийти и помочь? Я бы и завтра пришла, но там будет суббота. — Конечно, — сказал каботер. Бубенчик на конце его красного колпака радостно звякнул. — Мы были бы очень рады. Конечно же вы можете. Как будто я ее туда отпущу, подумала Нуала. Как только дверь на кухню захлопнулась за их спинами, принцесса схватила Дилан за руку — не сильно, но крепко — и потащила ее в комнату Нуады. — Я брата за это до посинения изобью. Если отец не сделает это за меня, добавила она, прикусывая губу, чтобы не рычать. Поверить, что Нуада мог измениться, какая глупость! Если уж мы с отцом не смогли вправить ему мозги, то смертная, которую он уже за ее род презирает, точно этого не сможет. Отец был абсолютно прав. Будем действовать по плану. Проклянут тебя боги, Нуада! Я надеялась, что Дилан всего этого избежит. И ведь она действительно надеялась. Сначала король Балор и слушать ее не хотел, но потом принцесса смогла доказать ему, что использовать человека подобным образом будет гадко и бесчестно. Однорукий король сказал, что, если Нуада изменил свое поведение, то план может не вступить в силу. Нуала умоляла, чтобы план отвергли полностью — он вполне мог обернуться катастрофой — но король не отступал. И вот, видя, как Нуада злоупотребляет преданной ему смелой смертной, Нуала лишь сильнее злилась. — Я его придушу! — она не знала, имела ли в виду короля или брата: сейчас это было уже не важно. — За что? Что он сделал? — удивленно спросила Дилан. Эльфийская принцесса шла так быстро, что смертная едва за ней поспевала. — Это из-за одежды? Мне дали красивую — правда, спасибо вам за нее — но Нильс сказал, что она вся запачкается в конюшнях, поэтому я переоделась в это. А когда Нильс повел меня на кухни, мне пришлось переодеться еще раз, потому что на мне было много грязи, а я шла туда, где готовят. Обещаю, это не по вине Нуады, Ваше Высочество. — Я не про одежду, — процедила принцесса. Дилан вздохнула. У этих двух эльфов точно было больше общего, чем просто внешность. Может, характер у них от отца. Два сапога пара, сухо подумала смертная. Боевой садомазохист и грустный клоун. Так ведь сейчас подростки говорят? Нуала продолжала: — Заставлять тебя работать, как служанку… — Я хотела помочь! — возразила Дилан, когда они подошли к двери. Нуала взмахнула рукой, и золотой браслет на ее запястье сверкнул. Дверь отворилась, и принцесса пропустила человека внутрь. — Честно, Ваше Высочество, мне пришлось убеждать принца пустить меня на кухни. Я чувствовала себя такой бесполезной, сидя без дела… — Это Нуада тебе это внушил? — отпустив, наконец, человека, Нуала пошла к сундуку, и Дилан могла поклясться, что его тут раньше не было. Принцесса открыла крышку и вытащила длинный водопад сапфирово-синей ткани. — Он сказал, что ты бесполезна? — она кинула синюю вещь на свежую постель, а затем вытащила следующую, на этот раз жемчужную, с золотыми прожилками. После выпало что-то золотое с серебром и схожее исподнее. — Ухх, братец! Я ему уши повытягиваю, как в детстве! О, Боже, это все для меня, поняла Дилан, когда Нуала вынула пару синих туфель. Сколько одежды они собираются мне дать? Мне обязательно переобуваться? В кожаных сапогах было куда удобнее, чем в шелковых башмачках. И чего она такая злая? Оххх. Это добром не кончится. — Эм… А для чего это все? — спросила Дилан и вздрогнула, увидев, что глаза Нуалы потемнели до темно-бронзового оттенка. Кто-то на взводе. Вопрос: почему? Принцесса дала ей знак раздеваться, и человек задумалась. Это же просто девушка. Дилан замерла с туникой над головой. Так… А Нуала считается за девушку? Она женщина, но… Хммм. — Отец приказал вам с Нуадой явиться перед ним в первую ночь, я вас ищу, и что вижу? Брат с себя семь потов сгоняет в тренировочном зале, а ты по его приказу чистишь тарелки! Надевай, надо торопиться. — Зачем? — человек скользнула в новое исподнее, в этот раз не шелковое, и натянула через голову жемчужную накидку. Разве она уже не была в ней раньше? Заметь, напомнила она себе, у этой есть золотые блестяшки. Она мысленно закатила глаза. Мда уж. Зря мне дали столько красивой одежды. — Вы сказали Ну… Принц весь пропотел. А он не пойдет в душ или… Куда-нибудь? — Дилан замолчала. — Знаете, Ваше Высочество… А мне не надо в душ? От меня несет лошадьми, грязной посудой и салом. У Нуалы расширились глаза. — Да! Быстрее, раздевайся! Дилан вздохнула и поспешила подчиниться. Принцесса провела раздетую смертную в ванную комнату, выложенную блестящим ониксом и россыпью драгоценных камней — синих, лиловых, зеленых, красных, белых и желтых, сияющих так ярко, словно они маленькие звезды на чистом ночном небе. Огромная, идеально круглая ванная из белого мрамора стояла в центре комнаты, окруженная серебряными подсвечниками. Потолок ванной был сделан из посеребренного стекла, и, когда Дилан села в воду, ей показалось, что в отражении она как будто сидит внутри полной луны звездной ночью. — Раз мне пока надо разобраться с братом, можешь немного отдохнуть, но, пожалуйста, не засиживайся. Сегодня Самайн, а отец хотел бы поговорить с вами до пира. Мыло и шампунь вот здесь, — Нуала указала на две моментально наполнившиеся бутыли, в одной из которых сверкали серебряные блестки, а в другой золотые, после чего принцесса ушла. Впервые после того, как она покинула обитель Нуады, Дилан позволила себе лечь и расслабиться в очередной волшебной эльфийской ванне. Обожаю их. Осознав, что уже давно не видела своего брауни, она задумалась. Интересно, где Бекан?.
— Нуада! — крикнула разъяренная принцесса из дверей тренировочного зала. Ее брат уже забросил разминку, и, по сути, уже четвертый — или пятый? — час подряд тренировался. Сейчас он повторял техники из кихона айкидо, и пот блестел на его коже. Его лицо скривилось от боли, но на бинтах следов крови не было. Нуала не могла отвести глаз от того, как грациозно движется ее брат, несмотря на то, что он только-только оправился после нападения и порки. Лишь эльфийские способности к самолечению и магия позволили ему так свободно двигаться. Принц повторял японские боевые техники с превосходной силой и точностью, а потом сразу же переходил к медленным движениям из тайцзицюань, благодаря которым обычно успокаивался. Нуала не впервой пожелала, чтобы она могла сражаться, как он. Но тут она вспомнила, зачем пришла, и ее гнев вспыхнул вновь. Она крикнула: — Нуада! Не игнорируй меня! Нам надо поговорить! Принц перекувыркнулся в воздухе — Нуала подумала о том, что в китайском боевом искусстве нет таких страховок — и приземлился прямо перед ней. Когда он встал, его глаза блестели, словно от боли или лихорадки. Принцесса видела мучения, которые испытывает брат, но этот блеск в глазах не дал ей смягчиться. Она не хотела еще сильнее усугублять все те ужасные ощущения, которые она испытывала от их связи. Видя, что сестра не говорит, Нуада спросил: — Еще раз ударишь? — Собираюсь, — прошипела Нуала, зная, что он чувствует пульсирующий внутри нее гнев. — За то, что ты обращаешься с той женщиной, как со служанкой, когда она столько раз спасла тебе жизнь! Ее брат моргнул, и что-то странное блеснуло в его золотых глазах. Какое-то новое чувство прошлось по их связи, но оно исчезло прежде, чем принцесса смогла распознать его. Принц нацепил маску скуки, пожал плечами и отвернулся. — Сестра, не понимаю, о чем ты. Дела смертной меня не касаются. — Она едва восстановилась после ран — ран, которые получила из-за тебя, спешу напомнить, брат! А ты заставляешь ее… Вычищать конюшни и чистить грязные тарелки! Брат, почему? Почему ты продолжаешь унижать ее? Она же пытается защитить и угодить тебе, заслужить твою благодарность. Я думала, ты будешь рад, что человек так самоотверженно отдает тебе всего себя, а ты издеваешься над ней! Почему? Во время своей тирады Нуала видела, как напрягается и выпрямляется ее брат, и под конец казалось, будто бы ему в спину вставили железный стержень. Она замолчала, ожидая его ответа, но принц молчал, смотря на нее с чем-то необъяснимым, но явно не слишком хорошим. Он пошел к ней, и каждый его шаг источал угрозу. Страх ледяной змеей ужалил принцессу в живот, и она отшатнулась, ударившись спиной о стену. Принц нагнулся над ней, поставив обе руки рядом с ее головой; от него пахло потом, гневом и чем-то вроде душевной боли. Его дыхание было полно крови, а глаза блестели тысячей темных упреков. Когда он подался ближе, она задрожала. — Вечно я для тебя плохой. Ты любишь меня и ненавидишь каждым биением своего сердца. Что бы я не сделал, это тебя мучает и оскорбляет. Ты сказала, что у меня нет чести. Ты сказала, что мне никогда ее не восстановить. Ты отказалась доказать свои слова, прочитав мои мысли, поэтому, полагаю, ты не поверишь ничему, чем я попытаюсь оправдаться. Эльфийский принц смотрел на лицо своей сестра. Никогда прежде она не выглядела столь красивой и столь же грустной. Но, если бы он попытался прикоснуться к ней, как-то утешить, отвращение и гнев в ее глазах ранили бы его хуже кинжала в сердце. Он знал, что она любила его. Но также он знал, что она не хотела этого, и это было хуже, чем если она не любила его вообще. — Ты мне не поверишь, но я все равно скажу. Дилан попросила отвести ее на кухни. Она не любит сидеть без дела и хочет помочь. Она взрослая женщина, если менее трех десятилетий достаточно, чтобы заиметь мозги. Она сама принимает решения. Я ее никуда не посылал. Я ее не принуждал. Я над ней не издеваюсь. Я… — что-то хотело прорваться через гнев и боль в его горле, развязать язык и сорваться с губ. Заявление, объяснение… Он сам не знал, чего, но все равно сдержался. — Тебе обязательно всегда считать меня плохим, Нуала? Сколько боли в голосе ее брата. Сколько горя и ярости, гноем наполняющих их связь. Она так сильно хотела обнять его, положить его голову себе на плечо и прошептать, что любит его. Он был ее братом. Но куда это приведет? Не важно, что ей он дороже еды и воды, даже воздуха — он никогда не станет дороже ее гордости. — Потому что ты всегда доказываешь, что ты плохой, брат, — сказала она. — Я в этом не виновна. Только ты, — принцесса отвернулась и ничто в мире не могло заставить ее вновь встретиться с этим измученным и отчаянным взглядом. — Отец послал за тобой. Он хочет видеть вас с Дилан в официальной обстановке в первый миг ночи перед пиром. Он собирается вынести вам приговор. Нуада отшатнулся от нее, чувствуя, что ему как будто заново содрали кожу, и теперь болело все тело. В груди и животе кололо, когда он медленно отходил от так сильно любимой сестры. Той, что была частью его сердца, с которой они вместе выросли, с которой они были двумя сторонами одной монеты. Ночь и день, тьма и свет, зима и лето. Нуада и Нуала. Что стало с ними? Как они оказались по разные стороны баррикад? Все между ними изменилось. Почему-то. Когда-то так давно, что уже и не вспомнить. Тени, как он устал бороться с тоской. На протяжении многих веков, многих тысяч лет он боролся так много. Сражался с желанием перебить людей вплоть до последнего мужчины, женщины и ребенка; боролся с темной пеленой отчаяния на краях своего существования, отчаяния, что шептало ему о том, что все, кто мог бы помочь ему, уже давно отказались от него, в том числе и боги; боролся с желанием отказаться от чести, встать перед отцом на колени, прося прощения, хотя он не совершал никаких грехов, и умолять полюбить его снова. Ему пришлось со стольким бороться. И с сердцем тоже? С тем единственным, что могло успокоить его. — Дай мне полчаса, сестра, — спокойно сказал он. В его голосе больше не было эмоций, но эльф едва сдерживал внутри чувство, не желая, чтобы о нем узнала сестра. Он мог скрыть что-то от нее, даже мысли — но ненадолго. Не стоя так близко. Ему нужно уйти от нее. — И я буду готов. — Дилан войдет вместе с тобой. Неожиданно эта мысль успокоила его. Смертная, которая всегда старалась защитить его, всегда была рада ему, пойдет вместе с ним к королю. Ее безрассудная отвага и стремление защитить волшебный народец могут быть полезны. Тем не менее, он оделся не как на войну, а как на казнь, в белое черное и серебряное. Нуада прожил бесчисленные столетия. Он знал, что даже свидетельство смертной не смягчит эльфийского короля..
— Не думаю, что мне нужно это надевать, Ваше Высочество, — пробормотала Дилан, смотря на себя в зеркало. В отражении Нуала заметила, как смертная побледнела. — Я о… Вот этом, — она указала на белую лэйну, свисающую до ее лодыжек. В частности она показывала на черно-серебристую вышивку в виде дерева Эйлдон на животе. Эйлдон, священный боярышник. Айглин, священная рябина. Эйлдон для мира, Айглин для войны. Если Нуада будет настаивать на своем, черный с золотым и алым герб Айглин объявит по всем эльфийским царствам новую войну с людьми. И вот поэтому надо следовать плану, напомнила себе Нуала. — Это ваш семейный герб? — спросила Дилан, вырывая принцессу из мыслей. — Да, — ответила Нуала, чувствуя уколы совести, но быстро избавилась от них. — Но ты же в моей одежде, а на всех официальных нарядах он обязан быть. — О, — смертная вновь посмотрела на свое отражение, едва узнавая себя в этих прекрасных одеждах. Эти вещи были больше британскими, чем ирландскими, и в них она не чувствовала себя так… Странно. — А плащ обязателен? — Дилан показала на прямоугольник из черного торсберга, который Нуала положила на кровать. — Может, мне… Шаль или накидку какую взять? Не знаю. Я так… Глупо себя чувствую. — Не стоит, — мягко сказала принцесса. — Но, если тебе неудобно, попробуем это, — принцесса вытащила из, казалось бы, бездонного сундука — какое счастье, что это все не мне, в отчаянии подумала Дилан — шерстяную черную шаль с очень искусным серебряным шитьем. — Так лучше? — Эм… — ох, блин. — Думаю, да, — я же не форсить перед придворными дамами собираюсь, чего напрягаться? Ладно, пойду в этом. К тому времени как Нуала с ней закончила, Дилан чувствовала себя так, будто по ней пару раз проехались бульдозером, но при этом умудрились сделать из нее персонажа какого-то очень старого фильма. И, слава Богу, Нуала на этот раз дала Дилан ботинки из мягкой черной кожи с серебряными прожилками вместо башмачков, в которых потели ноги. Последним штрихом серебра в наряде был плетеный пояс, повисший на бедрах. Создавалось впечатление, что он упадет на первом же шаге, но Нуала пообещала, что он так и должен быть. Но, что удивительно, эльфийка ничего не стала делать с волосами. — Пусть просто висят, — сказала принцесса. — От эльфийского шампуня они стали такие красивые. Ай, подумала Дилан и нервно улыбнулась. Она же это не со зла, так что плевать. И вообще она права. Совсем не кудрявятся. Последним штрихом оказалась подвеска — черная жемчужина на серебряной монете, висящей на тончайшей серебряной нити. С задней стороны монеты было выгравировано слово A Ghrá и символ бесконечности. Дилан показала надпись принцессе, не в силах вспомнить, что она означает. — Это на старом гаэльском, — бросила Нуала. — Пойдем, время поджимает. Ну, я как бы знаю, на каком языке это написано, принцесса, подумала смертная. Я хотела знать, что это значит. Сердце трепетало в груди Дилан, когда она спешила по пятам за эльфийкой. Что король решит сделать с Нуадой? Что он сделает с ней? О, Отец Небесный, я боюсь. Прошу, успокой меня. Даруй мне спокойствие. Я уже сталкивалась с насильниками, злым оленем и Имонном. Я должна выдержать это, но у меня приступ паники. Прошу, помоги. Пока она молилась, тепло медленно наполняло ее, снимало напряжение с плеч, но оно вернулось сторицей, когда смертная увидела эльфийского принца перед дверьми в королевский зал. Ого… Мы сочетаемся. Их одежда действительно была похожа. На Нуаде была вышитая серебром черная шелковая туника поверх белой рубахи — прямо как черная шаль на ней поверх белой лэйны. На одеяниях и смертной, и эльфа серебром блестело дерево Эйлдон, и единственным отличием было то, что на принце были черные штаны, в то время как вся нижняя одежда Дилан светилась белизной. На них даже сапоги были одинаковые, хотя у женщины шнурки сильнее выделялись. На шее Нуады на серебряной цепочке висел черный камень, похожий на осколок полуночного кристалла. Как только эльфийский воин заметил ее, Дилан поняла, что что-то не так. Она повернулась к Нуале, собираясь спросить об этом, и тут же заметила яростный взгляд принцессы, направленный к брату. Два и два в голове Дилан сложились практически мгновенно. Ох, класс. Нас обдурили. Обоих. Не знаю, как, но как-то. Отлично. — Ты опять предала меня, сестра, — сказал Нуада, когда женщины подошли ближе к нему. Дилан чуть не вздрогнула от горя в словах и взгляде принца. — Теперь это дело чести, брат, — казалось, голос принцессы состоял из острых льдин. Нуала попыталась забыть почти умоляющий взгляд близнеца. — Ты пытался проникнуть к ней в постель — будь добр, дай ей свою законную защиту. — Да ради Бога, Боже мой! Дилан встала между братом и сестрой. Спиной она чувствовала, как разозлился принц — она бы даже сказала, что Нуада готов рвать и метать — выпрямилась и посмотрела в удивленные глаза Нуалы. Обычно смертной было все равно на то, что кто-то клевещет на нее или называет шлюхой, но Нуаду это все явно задело, а учитывая то, сколько эльфийский принц для нее сделал, одного его ужаснувшегося взгляда было достаточно, чтобы смертная разъярилась сама. — Не спали мы вместе, сколько раз повторять! Мне что, клятву на крови подписать? Блин. Клянусь на Темноте, Что Пожирает Все, что наследный принц Нуада Серебряное Копье и я не спали и не спим вместе. Счастливы? Господи! Что с нашей одеждой-то не так? — Если ты предстанешь перед королем в сочетающемся со мной одеянии, то это будет заявление перед всеми. Тебя кто-нибудь видел? — спросил Нуада. Смертная почесала голову. — Не знаю, я пыталась не отставать от нее, — она жестом указала на Нуалу, бурящую дыры в голове брата своим янтарным взглядом. — Ну, супер, заявление. Чего именно? — Есть пять вариантов, — мягко сказала Нуала. — И мой брат может позволить выбрать лишь из двух. — Прошу прощения, принцесса, но сейчас я не с вами разговариваю, — прорычала Дилан и обратилась к Нуаде. — Ладно. Как силен урон? Я успею переодеться или… Не знаю, упасть в грязь за проезжающей повозкой? У вас же есть повозки? — перед тем, как ей успели ответить, она подняла руку и помотала головой. — Не важно, отвлеклась. Надо сосредоточиться. Каков урон? — Это сочетание, — объяснил Нуада. — Может значить одно из пяти: что ты моя рабыня, что ты моя… — эльфийский принц чуть не подавился и процедил: — Что я… — даже при мысли об этом ему становилось тошно. — Переспал с тобой… И хочу, чтобы ты осталась моей… Любовницей, — он наполнился гневом. Как будто он когда-нибудь сможет сделать так с Дилан. Человек она или нет, но он не станет относиться к женщине, которая столько сделала для его народа, как к дешевой шлюхе. Он сжал кулаки. — Это, — добавил он. — Или… — Или то, что ты его жена, или вы помолвлены, — закончила Нуала, с отвращением глядя на близнеца. Значит, ему противно такое отношение к Дилан? Она была довольно милой, если закрыть глаза на шрамы. Да, не краше всех на свете, но и сам Нуада никогда не был красавцем по эльфийским меркам. — Или то, что он всерьез ухаживает за тобой, что тоже будет плохо в глазах его сторонников. Обручение можно понять, как ловушку, в которую его заманил отец. Если же взять вариант с ухаживанием, то все можно объяснить тем, что он сделал это из любви к тебе. — Да вы шутите, — слабо выдавила смертная. Она посмотрела в золотые глаза и увидела больной, бессильный гнев. Не шутит. — Его честь не позволит ему сказать, что ты его рабыня или любовница. Он должен тебе жизнью, поэтому оба этих варианта отметаем. Женитьбу тоже: все при дворе знают, что принц холост, потому что, когда женится кто-то из королевской семьи по любви, то сама Бетмора расцветает. Значит, осталось два варианта. Они все поймут, что ты помолвлена, а не просто возлюбленная, которая решила пожертвовать своей жизнью ради моего брата, причем не единожды. Но даже при этом многие будут думать, что вы влюблены, раз так отчаянно пытались спасти друг друга две ночи назад. Кровь отхлынула от лица Дилан, и на какой-то момент смертная подумала, что сейчас упадет в обморок. Перед глазами поплыло, в ушах зазвенело. Ее начало клонить к земле, но сильные руки схватили ее за плечи, подняли и потрясли. — Дилан? — голос Нуады. Нуада… Совпадающие одежды. Помолвка. Что? Нет, это невозможно. Она не может выйти замуж не за члена церкви. Десятилетие назад она сама решила подчиниться этому правилу. Ее будущие дети заслуживают отца, который мог бы владеть саном. Да и не собирается она выходить за того, кто будет постарше мамонтов, даже если он до невероятного красив. И особенно за того, кто ненавидит ее. Кто скорее себе глаза вырвет, чем согласится быть ей мужем. — Дилан! — уже настойчивее. Почему так темно? Она закрыла глаза? Ее взгляд нашел обрамленные черным янтарные глаза. Что-то, похожее на беспокойство, блестело в их глубине. Его голос звучал почти нежно: — Вдохни. Глубоко. Медленно. Глотнув холодного воздуха, ее разум начал проясняться. Все приходило в норму, а золотой взгляд Нуады больше не плыл перед глазами. В следующий же миг принц выпустил ее, словно обжегшись. Смертная поняла, что может стоять сама и даже говорить. — Значит… Мы обручены? Что? Я не… Понимаю. Я иду переодеваться. Сейчас же, — она развернулась, и тут же очередная волна слабости накрыла ее с головой. Да вы шутите. Невеста? Я? Дилан закатила глаза и попыталась прийти в себя. Сейчас же переодеваюсь. Спасибо, я и так принесла Нуаде достаточно проблем. Нуала заметила, как ее брат тайком вытирает руки о штаны. Этими же руками он держал человеческую женщину пару минут назад, чтобы она не упала. Действительно ли он беспокоился за нее? Нежно обращался к ней? Или это все уловка? Эльфийская принцесса не могла понять, играет ее брат или же на мгновение проявил свои настоящие чувства. Единственным способом выяснить это было проникнуть в его разум, а она поклялась больше этого никогда не делать. Усталость звенела в ее голове. И Нуада, и человек вели себя не так, как ожидал король. Разве Дилан не должна быть счастлива шансу выйти замуж за эльфа, к тому же еще и принца? — Сестра, закончим этот фарс, — почти прорычал Нуада. — Ты не можешь заставить меня предстать перед отцом, держа смертную под руку! — его чуть ли не трясло. — Я давным-давно поклялся, что не прощу ни единого… — Если он не покорит твоего сердца, — на грозный взгляд брата сестра царски склонила голову. — Знаю, что она не смогла. Но отцу этого знать не обязательно. Смертная заслужила твою благосклонность, твою милость — может, и любовь. Это освобождает тебя от клятвы, а уж о том, что ты выразил Дилан свою любовь, я позаботилась. На ней твой медальон, брат. У Нуады округлились глаза, когда он заметил подвеску между ключиц Дилан. У смертной кровь замерла в жилах, когда она увидела боль в глазах эльфийского воина и поняла, почему Нуала не объяснила ей смысл слова на обороте монеты. В голове молотом вспыхнул перевод: A Ghrá — моя любовь. Любовь. Романтическая, братская, платоническая, не важно. Медальон признания в любви. Нуада подарил его… Сестре. Он сделал его сам? Почему-то Дилан показалось, что это так. От жестокости, ужасной несправедливости этого поступка смертной закололо глаза. Как Нуала могла поступить так со своим братом? — Ní féidir liom grá di, — прошептал Нуада на старом наречии так, словно его мир рухнул. Кусочки его разбитого сердца были так малы, что могли бы пройти через игольное ушко. Будь здесь Моргун… Или они оба были бы в ее маленьком доме. Так было бы проще освободить его от горящей внутри боли, от горя, сидящего в нем голодным зверем. Почему-то у Дилан ни разу не удалось довести его до подобного состояния. Если это было сделано намеренно, чтобы выбить почву у него из-под ног, чтобы он сдался и смирился, то она не станет презирать или злиться на него. Но, стоя перед сестрой, зная, что Нуала не сдастся, он мог только прерывисто сказать: — Gceist agam go bhfuil ar do shon. О, Боже, взмолилась Дилан, сдерживая слезы. Она еще никого не видела настолько разбитым и одиноким. Ты слышишь его, Отец Небесный? Он говорит, что не любит меня, а делал его для нее. Как она могла? Как могла так с ним поступить? — Зачем ты это делаешь, Нуала? — спросила Дилан, впиваясь ногтями себе в ладони, чтобы не подбежать к Нуаде и не обнять, чтобы закрыть ото всех, что хочет видеть в нем чудовище и злодея. Если она так сделает, это только все ухудшит. — Политика, — и тут принцесса улыбнулась, и ее прекрасный рот источал жестокий триумф, как холодный блеск на лезвии меча. Это была идеальная маска, чтобы скрыть рваную дыру в груди от боли брата… И своей собственной. Она этого не хотела, но она скорее отдастся слуагам чем даст близнецу это увидеть. — Ты же понимаешь это, да, брат? Я пытаюсь обелить тебя перед твоими союзниками при дворе. Не думаю, что я не в курсе насчет твоих планов на последнюю часть золотой короны. Я нанесу упреждающий удар по нашей стороне. Когда твои верные соратники увидят, что ты обручился с человеком, недостойные проявят свою бесчестную трусость. — Отлично, — пробормотала смертная. — Пешка в ссоре эльфийских близнецов. Кстати, принцесса, — добавила Дилан, и ее голос раздирался между гневом и сарказмом на титуле Нуалы. — Никто не поверит, что мы вместе. Я иду переодеваться. Надену что-то нарядное и многоцветное. — Конечно, только почти все уже верят, что вы двое без ума друг от друга. Две ночи назад брат так бился и сражался с нашими сородичами, даже рьяней, чем обычно способен. В народе ходят слухи, что принц нашел успокоение в руках смертной. Переодеться… — от взгляда Нуалы она замерла на месте. — Ты не можешь по приказу королевской семьи Бетморы. — Что значит «не может»? Ты ввязываешь ничего не понимающую смертную в свои извращенные махинации и говоришь, что это у меня нет чести? — Это не мои махинации, а отца, Нуада. Это он придумал весь план. — Да вы шутите, — Дилан уставилась на принцессу. — Король эльфов заставляет меня жениться на своем сыне? Зачем? Я думала, вы ненавидите людей. Принцесса удивленно посмотрела на смертную. — Мы не можем ненавидеть кого-то вроде тебя, Дил… — Даже не смей произносить ее имя! — гневно крикнул Нуада; горе и ярость отравляли его, как ужасный яд, от которого нет спасения. Видеть лицо Дилан, понимать, что его сестра — его вторая половинка — предала его и человека, который столько раз его спас — все это наполняло его такой яростью, что кровь кипела в жилах. — Никогда не думал, что этот день настанет, Нуала. Твое лицемерие мне претит. Как вы с отцом могли так поступить со мной? С ней? Мы не сделали ничего плохого или бесчестного, а вы все равно хотите нас наказать. Опозорить меня. Лишить всей поддержки при дворе отца. Почему? — Чтобы когда ты найдешь последнюю часть короны, когда настанет этот ужасный день, никто не пошел вслед за тобой убивать людей! Чтобы когда ты придешь требовать другие две части, никто не поддержал тебя! — прорычала Нуала на старом наречии: она не хотела, чтобы Дилан это слышала. Если человек узнает, на что способен Нуада, каковы его планы… Принцесса была уверена, что человек запаникует и попытается сбежать, чего не должно было случиться. Их план этого не допускал. — Я просто хочу защитить свой народ! Отстоять их честь! Нашу честь! А ты… Ты просто хочешь истребить человечество. Пока эльфы кричали друг на друга на старом наречии, смертная закрыла глаза и наклонила голову, пытаясь успокоиться. Спустя долгое время она услышала за яростной схваткой близнецов королевских кровей тихую музыку, а секундой позже — слова: дай мне благодарность в надежде всего, дай веровать в славу и в слово Его… С Ним в горе, страданьях дай слезы, чтоб я… Смирясь в испытаньях, прославил Тебя… Ладно, помолилась Дилан, пока эльфы спорили. Ты знал, что так и будет. Ты не предупредил меня, что значит одно из двух: Ты хотел, чтобы так было, или Ты веришь, что я смогу разобраться с этим сама. Или оба варианта. Думаю на последнее. Это так? Тепло наполнило ее грудь, и она робко улыбнулась. Ладно, тогда зачем Тебе это? Хочешь, чтобы я вышла замуж за Нуаду, или это испытание, в ходе которого я должна избежать свадьбы? Не думаю, правда, что Ты на это ответишь. Тепло усилилось. Ладно, раз Ты доверяешь мне, значит, сделаю, что смогу, и буду действовать по велению Святого Духа. Я знаю, что Ты не дашь мне больше, чем я смогу вынести. Я хотела бы спросить… Нет, я не буду просить руководства. Я вольна сама выбирать. Я бы хотела… Благословения на чистый разум, точные суждения, сильное желание делать то, что Ты от меня хочешь, и открытое сердце, чтобы лучше понимать советы Святого Духа. И… Я бы хотела попросить помощи с моим гневом на Нуалу и найти силы простить ее. Я знаю, что она любит брата — она плакала, читая мои мысли, и это точно было не притворство. У нее есть причина так поступать. Разумные люди не портят любимым жизнь просто по приколу. Хотела бы я эту причину знать. Если Ты считаешь, что я должна ее знать, прошу, помоги в этом. А если нет… Это плохо. Но я справлюсь. Спасибо за все, что для меня делаешь. Я знаю, что не смогла бы столько совершить без Тебя. Спасибо и, во имя Христа, аминь. Когда Дилан окончила молитву, она поняла, что близнецы до сих пор рычат друг на друга. — Принцесса Нуала, это нечестно, что вы говорите на языке, который я не знаю, — вмешалась она, удивив эльфов самим тоном своего голоса. Паника и смущение словно испарились, оставив лишь спокойствие. — Я понимаю одно слово из пяти. В любом случае, я не согласна. И нельзя заставлять Нуаду брать меня в жены. Я не пойду. — Но почему, Дил… — жесткий взгляд Нуады не дал принцессе произнести имя смертной. Нуала прокашлялась и спросила: — Почему нет? Ты же его любишь! — Я… — что? Как они на это перескочили? Она умна и изворотлива, надо отдать ей должное. — Эм… Ну, да, — ответила смертная, попытавшись игнорировать пораженный и шокированный взгляд Нуады (а заодно удивление Нуалы от такого быстрого согласия). Она покраснела? Дилан отчаянно надеялась, что нет. — Я всех люблю. Или пытаюсь. Я даже вас люблю, несмотря на все коварство и ложь, — она вздрогнула. Такое не прощают. Это было неприятно и… Какой там антоним у милосердного? Ладно, она перегнула палку. Дилан вздохнула. — Простите, Ваше Высочество. Мне не стоило так с вами говорить. Прошу простить меня. И, да, я люблю и уважаю вашего брата, как и должна. Я считаю его дорогим другом и важным союзником. О, у нее острый язычок, подумала Нуала. Она опаснее, чем я думала. Вслух же она сказала: — Я не это имела в виду, и ты это знаешь. — Хотите спросить, не влюблена ли я в вашего брата? — взгляд, которым смертная окинула эльфа, поразил Нуаду. Откуда такое отсутствие интереса и неудовлетворения? Было ли это простой маской, какую носил и он сам? Дилан добавила: — Фу. Да ни в жисть. У него даже нет сана. Он не служит Высшему королю мира, а без этого мы не сможем жениться в Его храме. Для чего мне такой муж? — А отец хочет, чтобы смертная правила вместе со мной, когда я унаследую трон? — спросил принц, игнорируя замечание смертной. Он разберется с ее подколками позже. Сейчас им надо объединиться против врагов, включая его возлюбленную сестру. — Думаю, что нет. Или он рассчитывает, что она уже умрет к тому времени? — Это не обсуждается, брат. У вас уже нет времени, чтобы переодеваться. Ты знаешь законы касательно пунктуальности, когда тебя желает видеть король. Если у тебя еще сохранились остатки чести, докажи это. Сделай то, что от тебя требуется. Войди с ней, как с помолвленной. Все и так в это верят. Смирись. — Нет! — Дилан двинулась к Нуаде, который отшатнулся от нее. Если она не поняла всего, что сестра пыталась втолковать ему, то смертная вполне могла ранить ее чувства или разозлить. Смертная едва сдерживалась, чтобы не попытаться успокоить принца, зная, что он этого не оценит, а Нуала, несмотря на клятву, ни за что не поверит, что она попыталась обнять Нуаду не из любви. Но это же нечестно! Дилан знала, что свадьба со смертной отвратительна для эльфа. Выйти замуж за мужчину без сана и нарушить клятвы Владыке Звезд было противно ей самой, но с этим можно было бы жить. Но жениться без любви на том, кого, возможно, никогда не полюбишь, было абсолютно и полностью мерзко. Разве подобное не осталось где-то в Средневековье? — Нуада, ты не обязан делать это. Скажем, что я служу тебе, если придется… — И его опять высекут за то, что поработил человека, — холодно сказала Нуала. — Ладно! — Дилан напомнила себе, что Отец Небесный не одобрил бы, если она начала выдирать принцессе волосы. Чтоб ее. — Скажем, что я ваша… Что мы любовники, — она вздрогнула. Это была ложь, что отвратительно, но во благо. И, если быть честной сама с собой, то ради блага Нуады она бы и не на такое пошла. — Так ваши мотивы будут понятны, раз вы в любом случае готовили для меня что-то страшное, и… — Тогда тебя накажут за ложь королю, Дилан, что, — раздраженно добавила принцесса, — ты можешь и не пережить. Нуада будет опозорен за то, что позволил тебе солгать и использовал в своих целях. Соратников у него тоже поубавится. Брат, выбора нет. Смирись. Время поджимает. Двери откроются через пару минут. — Это не честно, принцесса! — она не позволит Балору назначить ей наказание за то, что она скажет, что является любовницей Нуады. Даже у нее есть свои пределы. — Честность никогда не была нашим достоинством, Дилан. Нужды многих перевешивают мнение нескольких, — ответила принцесса, и смертная замерла. Каков же ответ, Отец Небесный? Они что-то скрывают от меня. Что? Нуала добавила: — Помолвка будет устроена. Если не сегодня, то скоро. Как только вы войдете в эти двери, это будет лишь вопросом времени. Даже если вы будете сопротивляться, она все равно случится. Король так приказал. — Она права, — прошептал принц. Он звучал так пораженно, что смертная хотела кого-нибудь ударить. — Мы должны… Сыграть в этот… Отвратительный фарс. — Ненадолго. Мы что-нибудь придумаем, — пообещала Дилан, оборачиваясь к бледному принцу. Такое отчаяние и… Это страх в его топазовых глазах? От этих эмоций у нее болело сердце. Он выглядел, как раненый зверь в капкане. Гнев зудел у нее под кожей. — Придумаем! Как-нибудь разрушим нашу предполагаемую свадьбу, а вы толкнете речь про то, какие все люди одинаковые и что мы все отстой. Придумаем что-нибудь. — Да, согласен. Позже, — сказал он. — Однако, сейчас надо играть. Но что хуже — помолвка или ухаживания? — Нуала сказала, что ухаживания хуже, потому что некоторые решат, что мы втайне женились, а вы меня любите, — когда принц поперхнулся, она вздрогнула и отшагнула. Она не хотела так это на него вываливать. — Простите, случайно вышло. — Но… С помолвкой я связан по рукам и ногам. Ты тоже. Значит попробуем идею с ухаживанием. — Ладно. Как скажете, мой принц, так я и сделаю, — она волновалась не меньше его. Если бы Нуаде не грозили неприятности, она бы крикнула королю «идите вы и ваши рога» и быстренько напялила на себя узкие джинсы и рубашку в клетку. Но принца, скорее всего, накажут, если они не уступят. Раз она была уверена в том, что их общие усилия в порошок сотрут глупый планчик короля (когда-нибудь да точно), то сейчас надо было принца поддержать. И она сказала, что будет слушаться его не просто так. — Я не очень хороша в политике, поэтому буду слушаться ваших советов. И тут огромные двери в зал однорукого короля начали медленно и со скрипом открываться. Они словно двигались на миллиметр в минуту, но при этом распахивались так стремительно, словно были пастью голодного зверя. Нуада поднял левую руку, напряженную и формально согнанную. Дилан бегло глянула на него. Лицо Нуады ничего не отражало. — Гребаный йод, — пробормотала смертная. — Нуада, мне так жаль. Он смягчился и посмотрел на нее. — Это не твоя вина, — он поднял ее правую руку и положил на свою, накрыв ладонью. Дрожь от прикосновения пробила Дилан, и она поняла, что никогда так не касалась его кожи. Еще ни разу они не держались друг за друга без ненависти и подозрения, крови, боли и отчаяния, когда она лечила его раны. Его ладонь была теплой, слегка шероховатой, с тонким шрамом на локтевой стороне кисти. След от битвы. Один из многих, она была уверена. Его пальцы были мозолистыми, но на удивление нежными. Она чувствовала тихую силу мышц его руки. — Конечно, это не ее вина, — вклинилась Нуала. — Она… — Без обид, принцесса, — сказала Дилан, отворачиваясь от эльфийки. — Но я не могу выражаться цензурно в вашем присутствии. Пожалуйста, не говорите сейчас со мной. Двери полностью открылись, и послышался говор придворных. Нуаду прошиб тремор — слабый, но заметный, когда Дилан положила на его ладонь свою. Она слегка нажала на нее, показываю свою поддержку, и слегка повернула к нему голову. Когда он посмотрел на нее, смертная ободряюще улыбнулась. Он изогнул бровь. Дилан улыбнулась шире и прошептала: — Давайте сделаем это. Нуада обнаружил, что его губы изгибаются в улыбке. Как она может быть такой безрассудной… И такой смелой? Вот она, рядом с ним, ободряет его, когда явно боится выходить вместе с ним, стоять, где стоит. Все думают, что они давно вместе, если он еще не сделал ей предложение. Медальон, подумал он с горечью. Проклятый медальон. Это все равно что встать перед всем двором на колено и попросить руки Дилан. Но она все равно рядом, перед всеми опасными и своенравными Даон Мейф золотого двора Бетморы. Принц должен был признать — но только самому себе — что, если сестра пошла на такую жестокость, то никого лучше Дилан рядом с собой он не видел. Кивнув в ответ на тихие слова смертной, он попытался смягчить взгляд, как делал это ради отца и Нуалы. С фальшивой улыбкой и болью, разрывающей сердце, он вышел из затемненного коридора со своей смертной леди в золотой свет королевского зала.