* * *
— Итак, кинжал. — Кинжал. — Для чего он, ты мне, конечно же, не скажешь? — Нет, не скажу. Свежевымытый, тщательно перевязанный под пристальным взором Марыльки, которая, кажется, всерьез опасалась, что стоит ей выйти за дверь, как ведьмак непременно снасильничает госпожу чародейку, Эскель сидел теперь в большой светлой комнате и отчаянно пытался сосредоточиться. Комната носила следы длительного пребывания женщины и, без сомнения, принадлежала самой Фрейе: баночки и хрустальные флакончики на столике перед зеркалом; аккуратно разложенный на кровати дорожный костюм; приткнувшийся в углу мегаскоп. Все здесь было таким непривычно домашним и уютным, что он невольно чувствовал себя странно, то и дело бросая заинтересованные взгляды по сторонам. Сама Фрейя расхаживала туда-сюда и, активно жестикулируя, рассказывала про эльфского Знающего Даэрхенну и его исследования вранов. На ней было серое платье удивительно простого вида, впрочем, в женских нарядах Эскель не разбирался совершенно, поэтому платье вполне могло быть последним писком моды и стоить как вся эта деревенька. Единственное, что он мог сказать совершенно точно — платье ей очень шло. Каждый раз, когда она круто разворачивалась, тонкая ткань ласкающим глаз образом охватывала бедра. Это мешало сосредоточиться сильнее всего. — Ты упоминала карту. Где она? — прервал чародейку Эскель. Фрейя, бросив на него недовольный взгляд, сняла с шеи серебряное перышко и подошла к столу. Эскель даже подался немного вперед, чтобы лучше разглядеть происходящее. «Да-а-а, — протянул он про себя. — Целительница из Верхнего Аэдирна, вознаграждение в тысячу крон и зачарованная карта. Будь я проклят, если что-нибудь понимаю. И, что самое страшное, я ввязываюсь во все это, потому что мне интересно. Чертовски интересно. Так, как не было уже очень давно. К тому же без меня у нее нет шансов выбраться оттуда живой». Несколько минут Эскель разглядывал зачарованный пергамент, пытаясь соотнести многочисленные пометки и значки с тем, что видел сам во время поиска Фрейи. По всему получалось, что ее целью было небольшое овальное помещение, единственный путь в которое лежал через некий «Зал Тишины». Что это такое, нигде написано не было, но от самого названия у Эскеля начинало ломить зубы. Ничто хорошее с таким пафосом называться не могло. — Зачем ты вообще туда полезла одна? Неужели на тысячу крон не смогла нанять каких-нибудь любителей приключений? Фрейя поморщилась. Она стояла рядом, опираясь на столешницу, и негромко поясняла некоторые пометки. Эскелю хорошо было видно маленькое розовое ушко, почему-то необычайно привлекательное. — Если честно, я не предполагала, что меня может ожидать что-то плохое. Храмы вранов вроде бы никогда не охранялись, просто никому не могло прийти в голову их грабить. И у меня была карта. Нет, молчи! Я прекрасно знаю, что ты сейчас скажешь. Именно поэтому я и решила нанять тебя. Она повернула голову и посмотрела ему прямо в глаза. Розовое ушко сменилось двумя блестящими светло-серыми глазами. Эскель сжал зубы, подумав про афродизии в пище или духах. — Так уж вышло, что я верю тебе. Верю, что ты не обманешь и не оставишь подыхать там, внизу, воткнув кинжал между лопаток. Я не боюсь рядом с тобой, Эскель. Ничего не боюсь. Между ними повис один из тех тягучих моментов, когда колотится сердце и телом овладевает томная легкость или тяжесть, в зависимости от пола. В книгах именно в эти моменты герои бросаются друг к другу с жаркими объятиями, смахивая со столов предметы, и громкими стонами оповещают мироздание о наступившем счастье. Фрейя прочла множество таких книг, учась в Аретузе, с возрастом и опытом воспринимая их исключительно со снисходительной улыбкой. И никогда не думала, что, подобно одной из героинь, будет стоять на расстоянии вытянутой руки от мужчины и столь сильно желать оказаться на месте этих бесчисленных Джульетт, Бригитт и Виолетт. Она как раз лихорадочно вспоминала, что можно скинуть со стола без особого ущерба, но Эскель, кашлянув, отвел золотистые с вертикальным зрачком глаза, самым банальным образом разбивая ее мечты. — Я не брошу тебя внизу с, как ты поэтично выразилась, кинжалом между лопаток, потому что ты со мной туда не пойдешь. Но за доверие спасибо. — Что? — Ты со мной не пойдешь, — монотонно повторил Эскель, выпрямляясь. — Я тебе плачу тысячу крон! — Вот поэтому я спущусь туда один. Не хочу потерять тысячу крон в твоем лице. Фрейя отошла от стола и, уперев руки в бока, приняла максимально угрожающий и независимый вид. На ведьмака ее старания не произвели, по всей видимости, никакого впечатления. Он все так же стоял, скрестив руки на груди, и со скучающим видом смотрел куда-то поверх ее плеча. Шрам искажал мимику, делая лицо почти безэмоциональным. Фрейя почувствовала себя глупой, капризной и безмозглой, оттого разозлившись еще сильнее. — Я могу за себя постоять! Я тебе не деревенская девка! — Охотно верю, но ты останешься здесь. — Нет! — Да. «Почему я стою и пререкаюсь с ней, как малолетний придурок? — удивленно подумал Эскель, ощущая странное удовлетворение от всего происходящего. — А главное, почему мне это нравится?» — Я тебя наняла, и ты будешь делать то, что я скажу! Он ничего не ответил, сделав вид, будто идет к двери. — Постой! Фрейя отошла к окну, было хорошо заметно, как она сжимала кулаки, со всей силы вонзая ногти в ладонь. — Ты мне напоминаешь одного эльфа, — произнесла она без всякого выражения. Эскель промолчал. Хотя очень хотел бы сказать, что она ему напоминает одну баньши, разве что не воет. — Хорошо, — сказала Фрейя чуть погодя, по-прежнему глядя в окно, — хорошо, делай как знаешь. Я не буду мешать.* * *
Следующие десять дней он провел, как выразился бы Лютик, в неге и покое. Правда, под неусыпным оком Бриггсовой жены. Фрейя исправно осматривала его бок и ногу, но в ней явственно чувствовалась холодная отстраненность. Все остальное время чародейка занималась приготовлениями эликсиров и жутковатого вида амулетов. Его медальон, реагируя на магию, вибрировал почти непрерывно. Ложилась Фрейя часто ближе к утру, и через тонкие стены корчмы Эскель сквозь сон слышал, как она ругается, когда что-то не получалось. После небольшого, но предельно вежливого обмена мнениями она все же забрала его мечи, чтобы наложить и на них тоже какие-то чары. Все это время Эскель ел, пил и тренировался на просторном заднем дворе корчмы, сначала потихоньку, а потом уже и в полную силу. Иногда скорее чувствовал на себе внимательный взгляд Фрейи из окна ее комнаты, чем замечал. Это ему невероятно льстило, хотя сам бы он не признался ни в чем подобном даже под пытками. На исходе десятого дня Фрейя, еще утром отметившая, что он совершенно здоров и готов к любым передрягам, принесла в его комнату свой зачарованный баул и с грохотом поставила на стол. — Здесь, — она указала пальцем на сумку, — лечебные настойки, мазь для заживления ран и порезов, несколько улучшающих восприятие эликсиров, они довольно токсичны для обычного человека, но тебе вреда не будет. Четырнадцать амулетов с заморозкой и шесть с огненными шарами. А также недельный запас еды и воды, бинты, двадцать саженей веревки, крюк, кирка, лопата, мел и два одеяла. Ну, и еще кое-что по мелочи. Также ты вполне можешь сложить сюда все, что сам посчитаешь нужным. Она сделала паузу и, поджав губы, продолжила: — Хотя я бы предпочла влезть туда сама, если уж на то пошло. — Ого, я действительно впечатлен. Спасибо. Но о том, чтобы взять тебя… — Не может быть и речи, я помню. Побарабанила пальцами по столу и все же улыбнулась. Слегка, как бы мимолетно, но у Эскеля сразу потеплело на душе. — Когда ты отправишься? — На рассвете. Тянуть смысла нет, ведь так? — Ты прав. В таком случае возьми еще и это. Фрейя сняла с шеи цепочку с медальоном в виде пера, прошептала несколько слов, и медальон, подернувшись дымкой, превратился в пергамент. Чародейка скатала его в трубку и положила в невесть откуда взявшийся тубус. — Спасибо. — Не за что, у меня есть копия, — сказала Фрейя, махнув рукой. У самой двери все же обернулась: — На рассвете я провожу тебя. И помни, если ты не вернешься через семь дней, я сама спущусь в руины. Он выехал из деревни за два часа до условленного времени, предварительно удостоверившись у отчаянно зевающего корчмаря, что госпожа Фрейя еще изволит почивать. Пустил Василька небыстрым шагом, то и дело с не приставшей его возрасту надеждой оглядываясь на темную кляксу деревни. Однако дорога была совершенно пустой, никто не пытался его нагнать. «Впрочем, — улыбнулся неожиданной мысли Эскель, — это же чародейка». Подъезжая к руинам Андеррана, он не сдержал самодовольного смешка. Фрейя сидела на одной из поваленных колонн перед входом в подземелья. С распущенными волосами, все в том же тонком сером платье, но со здоровенным кинжалом на боку. На рукояти кинжала болтался беличий хвост. — Это было не очень умно с твоей стороны, ведьмак. Мне пришлось потратить силы на телепорт. Эскель спрыгнул с Василька, отстегнул от седла сумку и передал Фрейе поводья. — Ну а обратно ты поедешь на нем, — спокойно сказал он, поглаживая шею коня. — Зачем ты здесь, Фрейя? Чародейка подошла вплотную и, задрав голову, заглянула в глаза. От нее веяло теплом, ромашкой и еще чем-то умопомрачительным, хотя, может быть, последнее ему просто казалось. — Я… — едва слышно произнесла она, поднимаясь на цыпочки, — я так и не пожелала тебе удачи. У нее были мягкие, податливые губы. У нее было мягкое, податливое тело. Словно шелковая лента, Фрейя обернулась вокруг него, враз лишая мыслей и воли. Когда она отстранилась, отступая на шаг, чувство потери чего-то очень важного стало почти болезненным, хотелось схватить, вернуть, вжаться в нее и послать к чертям руины и кинжалы, хотелось утонуть окончательно и навсегда в этих прозрачных русалочьих глазах. Но он, конечно же, не подал виду. Сдержанно кивнул, поправив перевязь с мечами, шагнул к темному провалу входа. И только благодаря обостренному ведьмачьему слуху разобрал шепот позади: — Пожалуйста, береги себя.