* * *
– А я ей говорю: «Меня срочно на работу вызывают». «Врёшь!» – у мамы от возмущения даже голос изменился, – с улыбкой рассказывал Сандро невысокому худощавому парню в таком же зелёном хирургическом костюме, как и сам Сандро. – А ты что? – собеседник с явным интересом слушал рассказ коллеги. В ординаторской, кроме них двоих, никого больше не было, и можно было немного расслабиться перед началом рабочего дня. Сандро ухмыльнулся: – А что я? Я ноги в руки – и на дежурство. Говорю ей: «Меня Стас попросил, не могу же я ему отказать, а то в следующий раз он откажется меня подменить». Так что, имей в виду, я вчера по твоей настоятельной просьбе с торжественного семейного обеда удрал. – Угу, – покивал Стас с саркастичной улыбкой. – Я-то имею в виду, но если твоя мама мне по башке надаёт… – Не надаёт, – заверил Сандро, виновато улыбаясь. Стас с большим сомнением покачал головой. Со Стасом Игнатьевым Сандро учился в одной группе, у них были не то чтобы дружеские, но вполне себе приятельские отношения, а теперь они вместе проходили интернатуру в институте нейрохирургии имени Бурденко – там же, где уже более четверти века работали родители Сандро. Он был из семьи потомственных врачей, и решение пойти по их стопам было для него таким же естественным, как дышать, говорить, жить. Его старший брат Ладо и сестра Теона тоже, как и Сандро, как до них отец с матерью, закончили первый мед. Правда, Теона, в отличие от остальных членов семьи, занимавшихся взрослыми пациентами, выучилась на педиатра и с огромным удовольствием работала с детьми. Впрочем, она всегда любила малышей и умела с ними управляться, и Сандро испытал это на своей собственной шкуре. Теона была старше его на два с половиной года, но всегда вела себя с ним так, словно их разделяло, по меньшей мере, лет десять. Даже когда она ещё сама ходила в детский сад, то всегда приводила с собой Сандро, переодевала его и передавала воспитателям, после чего с чувством выполненного долга отправлялась в свою старшую группу. А по вечерам уверенно верховодила ребятнёй во дворе, и те охотно признавали её своим вожаком. Родители с улыбкой называли её атаманшей, но, наверное, это было не совсем верно. Скорее, Теону можно было назвать абречкой, характер она имела твёрдый, как грузинская скала, была задиристой и взрывной, видимо, в предках у Гвишиани водились самые настоящие абреки, причём из троих детей эта «абрекская» наследственность проявилась именно у девочки, а вот сыновья, внешне похожие на отца – оба жгучие брюнеты – характером пошли в мягкосердечную и неконфликтную маму. А мама у Сандро была русской. Так получилось, что отец Сандро, Давид Зурабович, приехал в Москву учиться на врача, да так тут и остался, женился на коренной москвичке, причем в n-ном поколении, чуть ли не княжеского рода. Однако Наталья Николаевна ничуть не кичилась своим благородным происхождением и обожала мужа, своих красавцев-сыновей и лапочку-дочку. Предметом её гордости и смыслом её жизни была семья, и иногда Сандро казалось, что она с гораздо бóльшим удовольствием занималась бы домашним хозяйством, чем ходила на работу, что не мешало ей, однако, быть первоклассным врачом-рентгенологом. Отец Сандро был нейрохирургом, и о его талантливых руках ходили по институту Бурденко, да и по всей Москве, легенды. Люди утверждали, что ему неведомы неудачи и поражения, но, конечно, они ошибались. Сам Давид Зурабович не уставал повторять своим детям, с ранних лет мечтавшими пойти по стопам родителей, что у каждого врача есть своё кладбище, а вот большое оно или маленькое, зависит только от самого врача. «У хирурга, – объяснял он, – должны быть твёрдая рука, железные нервы, адское терпение и умение контролировать ситуацию даже в экстремальных условиях. Если выдержка тебе изменит, если дрогнет твоя рука – одной могилой на твоём личном кладбище станет больше». Может быть, именно после этих его слов страстная и темпераментная Теона решила податься в педиатры. В конце концов, там важнее всего знания и любовь к детям. А вот Ладо, самый старший из детей Гвишиани, тоже стал хирургом и вот уже пять лет работал в отделении функциональной нейрохирургии, где особенно важны все те качества, о которых говорил отец: выдержка, спокойствие, точность. И Ладо неплохо справлялся, во всяком случае, старшие коллеги относились к молодому нейрохирургу с уважением. Говорили, что он подаёт большие надежды и со временем достигнет уровня своего отца, а то и превзойдёт его. Сандро, как самый младший из детей Гвишиани, был пока для всех тёмной лошадкой, его рабочая карьера только начиналась, и никто ещё не доверял интерну проводить самостоятельные операции, что было само собой разумеющимся. Но Сандро понимал, что у него всё ещё впереди, а пока он должен учиться и впитывать в себя как можно больше знаний и практического опыта. У него перед глазами был отличный пример для подражания – его отец. Их довольно большая и дружная семья уже давно не жила в одной квартире. Нет, места у них было предостаточно, в своё время родители, зарабатывающие неплохие деньги, подсуетились и выкупили соседскую двушку, после чего объединили её со своей трёхкомнатной квартирой. Тот грандиозный ремонт Сандро помнил отлично, ему было лет семь или восемь, и он даже помогал выносить строительный мусор, коего было просто немерено. Но в результате и у родителей, и у каждого из детей были собственные апартаменты, имелось две ванные комнаты и два туалета, кухни, примыкавшие друг к другу общей стеной, объединили, получив огромное пространство для приготовления пищи, а самую большую комнату соединили с кухней аркой, сделав её одновременно и столовой, и гостиной. Так что дело было вовсе не в отсутствии свободного места, в квартире Гвишиани его было в достатке. Однако молодожёнам больше всего хотелось самостоятельности, и родители проявили редкую сознательность, не став настаивать на совместном проживании. Первым съехал в собственную квартиру Ладо, женившись на дочери дальних родственников, коих в Москве оказалось, на удивление, немало. Лола, хоть и имела не медицинское образование, как остальные Гвишиани, а была юристом, отлично вписалась в семью, и теперь у них с Ладо уже было две очаровательные дочки-погодки – Илона и Камила – шести и пяти лет соответственно. Недолго засиделась в невестах и Теона, тем более что невестой она была завидной, ведь в ней соединились лучшие черты обоих родителей и она была настоящей красавицей. По ней сохли многие парни на её курсе, но Теона совсем не мучилась выбором. Её сердце неожиданно пленил застенчивый долговязый очкарик, немного неуклюжий и ужасно забавный, с которым она в прямом смысле столкнулась в университетской библиотеке. Сам Олег даже не мечтал о первой красавице курса и никогда не решился бы на что-то бóльшее, чем робкое «извините», но Теона была девушкой не только красивой, но и решительной. А ещё она неплохо разбиралась в людях. Олег оказался просто замечательным, и она вышла за него замуж, едва он осмелился предложить ей руку и сердце, после чего перебралась к нему. У них родился сын Георгий, которому было три года и который унаследовал взрывной характер матери, а сейчас она вновь ждала ребёнка. Так что с родителями остался жить только Сандро. По выходным вся большая семья Гвишиани собиралась за обеденным столом, обильно заставленным вкуснейшими грузинскими блюдами, которые Наталья Николаевна за тридцать лет супружеской жизни научилась готовить лучше многих грузинок. Во всяком случае, так утверждал Давид Зурабович, с нежной любящей улыбкой поглядывая на смущающуюся супругу. А та частенько вспоминала за семейным столом свою первую встречу с будущим мужем, с упоением рассказывая, как с первого взгляда и навсегда влюбилась в высоченного красавца-грузина ещё во время вступительных экзаменов, а тот даже не заметил её, вот досада. – Заметил-заметил, – возражал глава семейства. – Как тебя не заметить было? Косища толщиной в мою ногу и глазища синие, как грузинское небо. – Что ж тогда ты от меня бегал весь первый курс? – вопрошала Наталья Николаевна с укором. – Я исстрадалась вся. – Боялся я тебя, – честно признавался красавец-грузин, ничуть не утративший своей жгучей южной красоты, разве что слегка поседевший. – Очень уж ты напористой была. Дети смеялись, слушая этот диалог, ставший за многие годы привычным. А Сандро при этом отмечал про себя, что мамина напористость никуда не делась. При всей своей женской мягкости и интеллигентности Наталья Николаевна упрямо шла к поставленной цели, но не напролом, конечно, а путём извилистым и хитроумным, однако цели обычно достигала. Правда, не в случае с Сандро. Весь последний год у Натальи Николаевны была идея фикс: женить младшего сына на какой-нибудь милой скромной девушке, способной стать для него идеальной супругой и родить кучу славных детишек, а вот Сандро жениться никак не хотел. Он всячески избегал якобы случайных знакомств, подстроенных матерью, как, например, накануне. Едва вернувшись от Саньки, Сандро тут же попал в руки матери. Та, на пару с Теоной, чей живот уже заметно выпирал из-под платья, носилась между кухней и гостиной, где уже начали накрывать обеденный стол, снося по пути все мешающие ей предметы, одним из которых стал младший сын. – Вернулся? – тоном, не предвещавшим Сандро ничего хорошего, спросила Наталья Николаевна. – Ну да, – согласился Сандро неуверенно. – Как Саня? – Наталья Николаевна, разумеется, отлично знала друзей своего сына и была в курсе многих их проблем. О том, что у Санечки Завьялова нестандартная сексуальная ориентация, она также была осведомлена, как, впрочем, и вся семья Гвишиани, но это не стало для них проблемой и не мешало относиться к нему с теплотой и искренней симпатией – точно так же, как они относились к Шурочке Куликовой. Лишь однажды Ладо спросил младшего брата: «А ты не?» и, получив ответ «Я не», успокоился. – Нормально, – коротко отозвался Сандро. – Тогда будь добр, приведи себя в порядок да помоги нам с Теоной, – велела Наталья Николаевна. – Уже скоро приедут Ладо с семьёй и Гоголадзе, а у нас ещё конь не валялся. – Мне надо повалять коня? – с усмешкой уточнил Сандро и ловко увернулся от любящего материнского подзатыльника. Хотя, конечно, будь его мать ростом повыше, а не до его плеча, ему вряд ли это удалось бы. И рука у Натальи Николаевны была ничуть не легче Шуркиной. – Иди уже, умник, – фыркнула мать и понеслась на кухню. Сандро уныло оглядел поле предстоящего боя и ощутил вдруг такую тоску, что ему ужасно захотелось завыть. Шурка не зря хихикала над ним, он чувствовал себя ужасно глупо на всех этих семейно-торжественных обедах под прицельными взглядами юных незамужних дальних родственниц и дочек маминых знакомых, тем более что его сердце было давно и безнадёжно занято. Вот только рассказать родителям или друзьям о девушке, которую он полюбил, он не мог, и на то были очень веские причины. Очень веские. Сандро прошёл к себе, постоял в раздумье у шкафа и вытащил из кармана телефон. «Я выбираю звонок другу», – усмехнулся он, набирая номер Стаса. У того было суточное дежурство и предложение Сандро безвозмездно отдежурить за него парень воспринял на ура. – Ты считаешь, зря я всё это затеял? – поинтересовался Сандро у Стаса с лёгким сомнением. – В смысле, позвонил тебе, с обеда слинял… Думаешь, мне надо уже плюнуть на всё да жениться? – Ты что?! – возмутился Стас, который слыл завзятым ловеласом и не пропускал ни одной мало-мальски смазливой девичьей мордашки. – Всё правильно ты сделал. Куда нам с тобой сейчас жениться? Мы ещё слишком молоды, чтобы надевать на шею хомут. Это всегда успеется. Сандро с благодарностью улыбнулся. Нет, всё-таки хорошо иметь собеседников, которые тебя выслушают и поддержат.Глава 3. Хорошие собеседники
6 августа 2015 г. в 09:26
Когда Санькин рабочий день начинался в семь утра, как сегодня, вставать ему приходилось в половине шестого. Однако накануне он так увлёкся своими «одуванчиками», а потом битых три часа писал статью о Западной Монголии для одного туристического агентства, с которым давно и плодотворно сотрудничал, в результате лёг поздно, а потому немного проспал. Ну как немного? Санька встал всего-то на полчасика позже, но именно эти полчасика могли стать для него роковыми.
Кое-как продрав глаза и совершив все традиционные утренние процедуры, он выпил кофе, сжевал наскоро собранный из куска чёрствого батона и тоненького ломтика сыра – жалкого остатка былой роскоши! – бутерброд и отметил про себя, что было бы неплохо зайти после работы в магазин, иначе вечером ему будет грозить реальная смерть от голода. Правда, в холодильнике скромно притулилась кастрюлька со сваренной накануне Шуркой кашей, но выглядела она на пустых полках столь сиротливо, что Саньке было просто жалко её трогать. И выкинуть было тоже жалко, всё-таки Шурка вчера так старалась, так старалась…
Накануне вообще получилось неловко. Он заметил, что друзья ушли, только когда в комнате стало темнеть и потребовалось включить дополнительное освещение для растений. Санька щёлкнул выключателем и, с гордостью оглядывая свою оранжерею, замер. «Шурка и Сандро!» – промелькнула у него в голове заполошная мысль, и он тяжело вздохнул. Санька знал за собой такую дурную черту, как увлечённость. Нет, в самой этой черте ничего дурного, конечно, не было, а вот то, что, увлёкшись, Санька забывал обо всём на свете, было не слишком хорошо, а в некоторых случаях даже невежливо – вот как с друзьями, например. Разумеется, они тоже знали об этом Санькином свойстве и, он очень надеялся, не обиделись на него. Хотя, если разобраться, фыркнул Санька в кружку с кофе, он их в гости не звал и не обязан был проявлять гостеприимство.
Конечно, Санька лукавил. Своим друзьям он был рад всегда, даже когда они приходили незваными. Тем более что они сумели поднять ему настроение и практически вернули к жизни. А уж после работы в оранжерее всю Санькину депрессию как рукой сняло. Ну, почти сняло. А всё потому, что ему удалось выговориться и излить душу, и при этом его собеседники не спорили и не обзывали его лохом, а только молча качали ветками и соглашались с ним во всём.
«Ну и ладно, – толковал Санька, обрывая засохшие листочки черимойи, – пусть мне это уроком будет, – и черимойя согласно мотала макушкой. – И хорошо, что я сейчас всё узнал, сразу, а не через год, например. Тогда бы мне ещё тяжелее было», – черимойя опять безропотно соглашалась.
«Конечно, неприятно всё это, – жаловался он, опрыскивая недавно отплодоносивший рамбутан, – но Сандро прав, что-то не везёт мне с парнями, – рамбутан сочувственно ронял капли на влажную землю. – Может, и правда, не пускать больше квартирантов?» – рамбутан продолжал лить на землю слёзы из пресной отстоянной воды. Хорошо всё-таки иметь собеседников, которые с тобой не спорят и искренне тебе сочувствуют.
Увлёкшись воспоминаниями, Санька совершенно забыл о времени и, глянув на висевшие на стене старые, ещё бабулины, ходики, охнул: была чуть ли не половина седьмого, и он уже почти опаздывал.
Санька пулей вылетел из квартиры, громыхнув дверью на весь подъезд, и скатился вниз по лестнице, не став дожидаться лифта. Выскочив из подъезда, он чуть ли не бегом устремился к метро. Конечно, до него даже самым неторопливым шагом было всего пять минут ходу, однако ему ещё предстояло ехать, делать пересадку и снова ехать, а в пути может случиться всякое, и тогда он точно опоздает. Нет, об этом лучше даже не думать, надо мыслить позитивно, как учила его бабуля.
– Санечка! – внезапно окликнула его пожилая соседка по лестничной клетке, выгуливавшая с утра пораньше своего пекинеса, который был, по мнению Саньки, чуть ли не её ровесником.
– Здравствуйте, Валентина Петровна, – вежливо отозвался он, про себя кляня старуху, в недобрый час попавшуюся ему на пути. Нет, давнишняя бабулина подружка лично ему ничего плохого не сделала, но Саньке было известно, что Валентина Петровна слаба на язык и ужасно любит поболтать, а её словоохотливость сейчас, когда он и так опаздывает, может добавить ему лишних проблем. Надо ли лишний раз упоминать, что руководство телеканала ревностно блюло дисциплину и тут же наказывало проштрафившихся рублём, что было весьма некстати, учитывая все обстоятельства.
– Здравствуй, Санечка, дорогой, – закивала соседка, радостно ему улыбаясь. – Как твои дела?
– Всё нормально, Валентина Петровна, – заверил её Санька, делая несколько нерешительных шажков в сторону заветного метро. Вежливость, накрепко привитая ему бабулей, во весь голос вопила, что следует, в свою очередь, поинтересоваться делами старушки-соседки, а внутренний голос требовал немедленно делать ноги, если он не хочет огрести кучу неприятностей на работе.
– Санечка, – Валентина Петровна слегка прищурилась, отчего её вид сделался хитрым-прехитрым, – а что это я Никитку давно не вижу? Не съехал ли он от тебя случайно?
Вот старая карга, мысленно выругался Санька. Вот только воспоминаний о Нике ему для полного счастья не хватало. Он и так плохо представлял себе, как он будет общаться с бывшим любовником на работе, учитывая то, что они трудились в одной новостной бригаде. Хоть в другую бригаду просись. Да, кстати, и что, три дня, по её мнению, это давно? Следит она, что ли, в глазок за ним?
– Ты только не подумай чего, – всполошилась старушка, словно догадавшись, о чём он думает. – Я просто так спросила, без всякого умысла.
– Да, он съехал, Валентина Петровна, – стараясь держать себя в руках и не слишком громко скрипеть зубами, ответил Санька.
– Никак другую квартиру нашёл? – оживлённо кивая, уточнила соседка. Её пекинес, казалось, разделял неподдельную радость своей хозяйки, он повизгивал, мотал хвостом и пытался непременно потрогать новые Санькины джинсы своими грязными лапами.
– Угу, – промычал Санька и сдвинулся в сторону метро ещё на несколько шажочков. – Вы извините, я опаздываю, – наконец, невежливо признался он, на что соседка закивала ещё интенсивнее.
– Беги-беги, конечно, – заявила она, но тут же остановила метнувшегося было бежать Саньку: – Эм, постой, Санечка, я вот чего хотела тебе сказать.
Санька чуть не взвыл. Минуты стремительно улетали, а Валентина Петровна неспешно объясняла нервничающему парню:
– У моей приятельницы дочка замуж вышла и уехала в какую-то глухомань. Посёлок называется, кажется, Терск или Тёрск, не могу сказать точно. Но я как-то смотрела по карте, это где-то в Новосибирской области, совсем крохотная деревенька.
– Замечательно, – неискренне восхитился Санька, – я ужасно рад за неё.
– Ещё бы! – Валентина Петровна ехидно улыбнулась. – Ей-то ведь уже почти сорок было, старая дева, Машенька уже и не надеялась её замуж выдать, а вот поди ж ты! И мужик-то ей, знаешь, попался приличный, своё хозяйство у него в этом Терске-Тёрске, фермер он, вроде бы, Машенька сказала. И ведь, представь себе, познакомились они через интернет, вот оно как теперь. И ты что думаешь, – не унималась старушка, – Машенькина дочка и забеременеть умудрилась, во какая!
– Валентина Петровна, я, правда, очень рад за неё, но мне надо бежать, у нас начальство за опоздание штрафует, – не выдержал Санька. Конечно, это было, с его стороны, вопиюще невежливо, бабуля была бы им жутко недовольна, но слушать рассказы соседки о каких-то приятельницах, их детях и мужьях у него просто не было времени.
– Так я про что, – словно не слыша его, обстоятельно продолжала объяснять Валентина Петровна, – у этого мужа Машенькиной дочки брат есть, то ли родной, то ли двоюродный, я не особенно вникала, какие-то у него дела тут, в Москве, да не на несколько дней, а на несколько месяцев.
– Валентина Петровна! – рявкнул потерявший всякое терпение Санька так, что соседкин пекинес жалобно заскулил и даже попятился от него. – Мне некогда, я опаздываю! До свидания! – и рванул в сторону метро.
– Так он зайдёт сегодня вечерком, а? – крикнула ему вслед Валентина Петровна, и Саньку словно по спине дубиной огрели. Он замер и, обернувшись, уставился на соседку.
– Кто зайдёт? – медленно поинтересовался он. – И куда?
– Так этот парень, Санечка, – безмятежно улыбнулась старушка. – К тебе вечерком зайдёт? Насчёт комнаты? А то Машенька говорит, он в гостинице поселился, так ведь это немыслимо: несколько месяцев в гостинице жить и бешеные деньги незнамо кому платить, правда? Машенька просто испереживалась вся, целыми днями мне названивает: найди да найди ей комнатку в нашем доме. У нас ведь и район очень хороший, и дом замечательный, и метро рядышком, и у тебя как раз Никитка съехал, комнатка так удачно освободилась, а?
– Так вы что, Валентина Петровна, мне квартиранта предлагаете? – ошарашенно осведомился Санька.
– А ты что думал? – усмехнулась соседка. – Что старуха совсем сбрендила и всякую чушь нести надумала, когда человек на работу опаздывает?
– Н-ну… – смутился Санька, – нет, просто…
– Да ладно, Санечка, – хихикнула Валентина Петровна, – знаю я тебя. Ты ж вырос на моих глазах. Вот и Машеньке я сказала, что ты мальчик хороший, добрый, аккуратный, без вредных привычек.
– Вы меня как будто сосватать решили, – усмехнулся вконец смутившийся Санька.
– А то нет, – Валентина Петровна погрозила Саньке пальчиком, – такие хорошие хозяева квартир, как ты, нынче редкость.
– Н-ну, ладно, – выдавил Санька. Он мог бы, конечно, рассказать соседке, насколько он хороший хозяин, учитывая предыдущий печальный опыт сдачи свободной комнаты в наём, но побоялся шокировать старушку. – Пусть приходит, посмотрит, обговорим, как и что, только не раньше восьми, я после работы ещё в магазин заскочить хотел.
– Конечно, конечно, – закивала соседка. – Он и сам раньше не сможет, говорю же, дела у него тут какие-то, – Валентина Петровна помолчала, потом хитро прищурилась: – А чего ты стоишь теперь? Ты же, вроде, на работу опаздываешь, а мы, вроде, обо всём договорились, а?
– Договорились, – Санька мотнул головой и засмеялся. – До свидания, Валентина Петровна, – и ринулся к метро, надеясь, что его больше никто не остановит, а если случится чудо, то он даже не опоздает.
– Ох, молодёжь, – покачала головой Валентина Петровна, провожая парня взглядом. – Всё бегом да бегом, всё срочно, всё опаздывают… Только нам с тобой некуда спешить, правда, Кузенька? – старичок-пекинес с умильной улыбкой на седеющей мордочке согласно тявкнул. Поистине, хорошо иметь собеседников, которые с тобой не спорят.