We Undead 2.0

Забирая Дэнни из аэропорта, высиживая среди неприятных и злых людей, которым только дай повод поругаться или устроить какую-нибудь показушную драку, Джорел был несказанно счастлив, заметив в толпе, проламывающей двери, человека среднего роста, в чёрной жилетке, такого же оттенка потёртых джинсах, очках и кепке задом-наперёд. Ещё Джорел был несказанно счастлив, когда заталкивал этого же человека в начисто вылизанную мужскую уборную, целуя его и наугад ведя к кабинке. Та, на удивление, оказалась не менее ухоженной, поэтому прислоняться к стенам или садиться на услужливо прикрытый крышкой толчок было делом не противным, да и не то чтобы в порыве страсти об этом вообще кто-нибудь задумывался, но Джорел искренне был готов поблагодарить здешних уборщиц за столь ответственно проделанную работу. Потом семь минут и тридцать две секунды они ждали такси. Джорел от всей души желал вернуться на несколько часов назад, в утро, и хорошенько надавать самому себе по роже, чтобы «случайно» выпитые две банки пива не оказались выпитыми и стояли где-нибудь в холодильнике или на крайний случай валялись около кровати. Отличный друг, приятель и, вероятно, лучший советчик, Джонни, оставшийся вчера у Джорела дома, на вопрос «и чё теперь делать?» лишь махнул рукой и ответил что-то в духе «не парься, не заметят», но через несколько минут — то ли по иронии судьбы, то ли из-за шалостей Вселенной — милая девушка-репортёр сообщила гражданам Лос-Анджелеса, что сегодня следует садиться за руль крайне и крайне трезвым, поскольку расставленные почти на каждых пяти метрах дороги полицейские, выполняющие свою работу и отлавливающие особо опасного, но не особо адекватного сбежавшего, будут проверять, по возможности, все проезжающие мимо машины. Та девушка пожелала всем хорошего дня, а Джорел стал отсчитывать купюры на такси. Поездка до дома для Дэнни прошла с мелкой дрожью в коленках. То ли из-за недавно пережитого оргазма, то ли из-за радости находиться, наконец, рядом с человеком, о котором думал на протяжении всего своего отсутствия. Оно ему далось не так хорошо, как хотелось бы, но Дэнни с мужеством выдержал все эти чёртовы две недели и, засыпая вчера, каждые три секунды поглядывал на лежащий под боком телефон, проверяя не пришло ли время отправляться в аэропорт. Ворвавшись в заваленную одеждой и пустыми бутылками комнату, Дэнни сдержал себя от строго комментария, а Джорел, словно предчувствуя, притянул его к себе поближе и углубил поцелуй. Целовались они быстро, слюняво и как уставшие от своей девственности школьники. Помогали друг другу раздеться, кидались вещами во все стороны, царапались и кусались, потому что страсть — штука, своего рода, опасная, быть с ней нужно поосторожней. Но не сейчас. — Боже, как же я скучал, — расстёгивая в рот ебённую красную рубашку на чужом теле, тараторил Дэнни. Они оба горячие, и не только из-за пекущего на улице летнего солнца. Они оба горячие, потому что находятся рядом, совсем близко и без видимых промежутков между. Они оба такие, потому что хотят друг друга так, как хочет куска мяса некормленый годами, но отчего-то ещё живущий пёс. А ещё они оба горячие из-за одного просто понимания того, что они любимы. Друг друга они любят так, как любит члены проститутка, как любит себя самого́ законченный эгоист, и как Рейган любит виски. — Никогда, блять, не уезжай от меня, — в чужие губы бубнил Джорел, толкая их обладателя к кровати. «Никогда не оставляй меня» — вместо этого хотелось бы сказать Джорелу, добавив «потому что я схожу с ума и не перестаю смотреть на мониторе дату», но он не скажет и не добавит, потому что то, что есть, звучит немного по-собственнически и с нотками ревности, а это куда лучше сопливых фраз. Джорел водил холодными руками по содрогающемуся под собой телу, усмехался и надавливал на выступившие из-за вздутой грудной клетки рёбра. Острые, бугристые и уже влажные, потому что в комнате закрыто окно, а внутри закипало желание. Джорел обхватывал пальцами одной руки, с вытатуированным смыслом своей жизни на кисти, жилистую покрасневшую шею. Под большим пальцем он чувствовал пульсирующую в агонии вену, а перед глазами видел приоткрывшего рот, потянувшего вверх уголки губ и получающего нереальное удовольствие Дэнни. Такого на первый взгляд невинного, а на второй — крайне сумасшедшего и с отсутствием табу. Тот хватал Джорела за руку и давил на собственное горло ещё сильнее, затем прогибал спину и удовлетворённо стонал, сгибая колени и пальцы на ногах. А Джорел самодовольно улыбался и добровольно поддавался на провокации. Потом свободной рукой стаскивал с мясистых бёдер ненужные боксеры, затем стаскивал подобные с себя, швырял их в закрытую дверцу шкафа и, вцепившись в напрягшиеся чужие бицепсы, подтягивал Дэнни выше по кровати. Устраивался у него между ног, делал глубокий вдох и со взглядом припизднутого злодея осматривал жертву перед собой. С подтянутым, чуть рельефным торсом, с подкаченной вздымающейся грудью, с набухшими сосками и самым красивым в мире лицом. Хер уже болезненно ныл и покалываниями отдавал куда-то в область живота, сил сдерживаться не оставалось. Не оставалось и времени на подготовку, потому что нахуй это. — Придётся немного потерпеть, — шепнул тогда Джорел, склонившись над выжидающим Дэнни. — Делай, что хочешь, — ответил тот. С этими словами крыша съехала окончательно и письма о том, что вернётся, не оставила. Джорел наскоро смочил член слюной, протянул одну руку под шеей Дэнни, впился неровными ногтями в скользкую кожу и стал медленно входить. Получалось так себе, потому что обстановка была накалена до предела, тела были накалены до предела, и думать о том, как бы сделать так, чтобы не очень больно, не представлялось возможным. Криков было не много. Были протяжные стоны и попытки вскарабкаться вверх. Были ощутимые, почти до белых пятен, а то и синяков сразу, давления на татуированную спину. Ещё были просьбы притормозить и позволить сделать небольшую, буквально пятисекундную передышку, но просьбы слались нахуй, а член вгонялся всё глубже и глубже. Но Дэнни ни за что бы не сказал, что ему было прям нереально больно, ему попросту было некомфортно, ведь даже тогда, в аэропорту, в том чищенном толчке, у них был презерватив, а на нём была какая-никакая, но смазка. А сейчас ни презерватива, ни смазки — только соки собственного тела и слюна, а всё это такое себе сочетание, если честно. — Джорел… погоди… — кряхтел Дэнни, потому что, очевидно, ощущения стали заменяться не совсем приятными. — Ты такой, блять… боже!… Вот так, вцепившись друг в друга всем, чем только можно, ногами, руками, зубами, пальцами, взглядами, они провели минуты две, потому что тело у Дэнни неподатливое и вредное, всё норовившее инородный предмет из себя извлечь, и благо его владелец это сделать не пытался. Когда Джорел позволил себе несколько движений и не услышал в ответ никаких протестов и мольб, он повёл бёдрами ещё раз, и ещё, и ещё, а потом, смекнув, что всё в порядке и Дэнни хоть немного, но приноровился, стал двигаться с большим азартом и наслаждением для себя. Он чувствовал, как вокруг его члена сжимается узкое колечко мышц, жмурился и царапал чужое плечо, усмехаясь на заметные красные следы. В комнате пахло тоской человека по человеку, выветрившимся пивом, табаком — спасибо, дядя Джордж — и сладкой вишней, которую Джорел купил вчера днём. Джорел вишню ненавидел, в прямом смысле — у него с детства на неё аллергия и затаившаяся, блять, обида — но купил он её не столько для еды, сколько для напоминания. Потому что Дэнни. С вечно своими пахнущими вишнёвым вареньем свитерами, с вишнёвыми гелями для душа, заказываемыми где-то в интернете, и с постоянно присутствующими вишнёвыми жвачками во рту. Джорел вишню ненавидел, а Дэнни любил. Такой контраст ему, конечно, особо по душе не был, но деваться тоже было некуда, пришлось в эту чёртову ягоду влюбиться. Дэнни смог расслабиться только на минуты три, не больше, потому что потом его тело — с которым они живут, кажется, разными жизнями — потребовало разрядки. Собственный член налился краской, чуть ли уже не посинел, будто передавленный секс-кольцом, а руки тянулись к нему почти каждую секунду. Джорел тут же по ним шлёпал и прикусывал губу, потому что «нет, не-а, так не пойдёт нихуя». Когда непослушные снова попытались провернуть своё, Джорел не выдержал, грубо сматерился и зафиксировал их у владельца над головой, в ответ услышав поражённый выдох и жалобный скулёж. — Я буду первым, — фыркнул он. И он им стал. Через минуту, когда Джорел смог отдышаться и придти в себя, на радость Дэнни, и ему позволили кончить, чем он непременно занялся, в итоге пачкая собственный торс и немного простыни под собой, оставляя на ней маленькие разводы. Потом они лежали рядом с друг другом, с закрытыми глазами и бьющимся вместо сердца счастьем. Думали о том, что расставание — даже на небольшой срок — это самая херовая и дурацкая затея. И хоть инициатором из них никто не являлся, это не мешало им ненавидеть мир и всё вокруг во время нахождения порознь, потому что, очевидно, они бы предпочли ебать друг другу мозги, ругаться и мириться будучи рядом, стоя или сидя напротив, а не пребывая в разных городах — не дай бог странах — и выяснять отношения через фейс-тайм, фейсбук, твиттер или через любую другую сеть с наличием мессенджера. — Здесь пахнет вишней, — устало прохрипел тогда Дэнни, растягивая губы в (само)довольной улыбке. — Вчера Джонни приходил, — нагло, даже не краснея, соврал другой, сжав в кулаке часть собственных волос. — Джонни не ест вишню. — Неправда. — Джорел? — Дэнни поднялся на локтях, сдержал вырывающуюся улыбку и повернул голову влево. — Что? — Ты купил вишню? — Нет, это сделал не я, — и звучало это, признаться честно, очень по-детски и нелепо, будто он провинившийся перед мамой мальчуган, который понимает, что его вот-вот накажут, но всё же сохраняет неприступность на лице и практически равнодушие в голосе. — Не ты, — кивнув, подытожил Дэнни. Придвинувшись поближе, закинув одну ногу на чужое бедро и проведя руку поперёк чужой груди, он тихонько хихикнул, шепнул в чужое ухо «лжец», чмокнул чужую щёку и, пристроившись где-то в области плеча, прикрыл глаза. А лжец ничего не сказал. Просто о́бнял свою вишню, улыбнулся и уставился счастливым взглядом в потолок.