We Undead 2.0

— За-е-бись, — блаженно отчеканил Джонни, щёлкая зажигалкой. И кто бы знал, сколько похоти и страсти скрыли эти семь букв, сколько громких стонов они сдержали и сколько удовольствия в себя вместили. Обладатель голубой маски, повернувшись на бок, лицезрел когда-то лучшего друга, теперь — отменного любовника. Он протянул ему самоскрученную сигарету, попутно выдыхая едкий дым в худое лицо, в ровные очертания которого стал всматриваться. Стал детально разглядывать каждую морщинку и царапину от недавно прогремевшего между ними двумя скандала, и стал по-доброму улыбаться, когда услышал недовольное кряхтение с последующим затем кашлем и неразборчивой руганью. Разучился Эрличман курить что-то, кроме скучного никотина. Старел, видать. Телефон, нелепо торчащий из валяющихся на полу джинсов, громко зазвенел. Джордж, раздражённо закатив глаза, простонал и, нащупав мобильник, прижал его к левому уху, не забыв, конечно, перед этим взглянуть на обломавшего идиллию абонента. — Алло? Ага, да, помню, но тут вот какое дело… — мужчина замялся и неуклюже почесал обросшую макушку. — Я как бы прийти сегодня не смогу… нет, я, эм… отравился чем-то. Точняк, полощет всё утро, ещё и температура поднялась, пиздец короче. Ага, спасибо, старина. Бывай. — Наврал, — с усмешкой прокомментировал Арон, назад заводя руку, дотягиваясь до стоящей на тумбочке пепельницы и нервно вдавливая в неё недокуренный косяк. — Скажи ещё, что не рад этому. А тот, соглашаясь, замолчал. Дёрнул пару раз неровной бровью, уставился пустыми глазами в никуда и снова задал себе тот самый вопрос, из-за которого на лице у него уже вторые сутки заживают несколько ссадин, а костяшки пальцев разрываются адской болью при сжатии ладони. Снова он подумал о том, что будет дальше. С ним, с ними, с жизнью в общем. И снова он зациклился на той мысли, что всё равно, когда-нибудь, в какой-нибудь не прекрасный день Джонни выдохнется. Что надоест ему тайный перепих с тем, кого он должен ненавидеть. И что он уйдёт. Оставит того одного прозябать свои никчёмные года. Только фишка в том, что Арон знал, знал, что не сможет теперь и дня прожить без этого басистого голоса в ушах и без татуированных рук на теле. Арон знал, что кончится всё никаким не хэппи-эндом, а громким заголовком в какой-нибудь местной газете, гласящим о найденном трупе тридцатидвухлетнего музыканта. Знал он всё это, но так сильно боялся принимать… И с этой боязнью, вздохнув и перевернувшись на спину, он накрыл лоб рукой, наивно полагая, что, возможно, это сможет как-то помочь. А Рейган, лежащий рядом, не слепой, Рейган устало рыкнул, осторожно опустил ладонь на его выступающую тазобедренную кость и некой опаской спросил: — Опять загоняешься? — Нет, — солгал тот дрожащим голосом. — Отличная попытка, — фыркнул Джордж. — Говори давай, что на этот раз? — Ничего, просто… слушай… — Эрличман вернулся на́бок, опёрся щекой на кулак и с каким-то свойственным только ему воодушевлением продолжил. — Ты… ты думал когда-нибудь, что будет потом? — Когда потом? — Когда всё кончится. — Да что кончится-то? — нервы у мужчины ни на шутку сдавали, он уже почти готов был вскочить на ноги и возобновить ссору двухдневной давности. — Мы с тобой, — приглушённо пискнул Дьюс, опуская виноватый взгляд на подкаченное, развалившееся напротив тело. — Снова ты за своё… — вымученно выдохнул он. — Нет-нет-нет, мне просто… просто интересно. Худощавый парень тогда нелепо повёл плечами и слышно сглотнул, а у Джонни внутри разгорелось такое чувство, которое возникает при виде плачущего по твоей вине ребёнка. Эта трусость, что ли… будто кто-то из взрослых сейчас увидит и надаёт тебе знатных лещей за то, что посмел обидеть эдакое прекрасное дитятко. — Слушай, мужик, — тот громко шмыгнул носом и прижал ладонь к впадине на чужой талии. — Мы тут с тобой не ясновидящие, так ведь? Что-нибудь херовое так или иначе случится, так… почему бы нам не оставить эти разговоры на тогда, когда это всё-таки произойдёт, а? Почему бы нам просто не взять и не перестать заёбывать себя же ненужными мыслями? — Потому что мы люди? — с усмешкой ответил Арон. — Мы сложные существа, и мы хотим быть готовыми к любой беде. — Но ты же не можешь предугадать, когда она случится, верно? Это глупо, чувак, никто не застрахован от пиздеца, но… но если жить в постоянной тревоге и опаске, что вот-вот что-то должно произойти — нахуй тогда жить вообще? — Твоя правда. Окончательно сдавшись, Эрличман пожал плечами и только хотел было вставать да делать какие-нибудь повседневные дела, как грузный, наполненный легкой нервозностью голос оборвал его. — Блять, ну… вот ты, например. Скажи, тебе хорошо со мной? — Не будь это так, ты бы не лежал голым в моей кровати. Да и одетым тоже не лежал бы. — Вот, о чём я говорю, — махнув свободной рукой, сказал Джордж. — В смысле, жизнь — это ёбаная истеричная стерва, которой только и надо, что поиздеваться над людьми, а всё, что остаётся нам — просто ждать и… наслаждаться. Не знаю, природой, там, людьми, животными, да чем хочешь. Не тратить время на всякую херню, навроде той, по которой ты тут страдаешь, а просто, блять, жить, мужик. Просто жить, смекаешь? — Быть типа оптимистом? — не без ехидной ухмылки отметил тот. — Оптимистом, пессимистом, онанистом. Какая к чёрту разница? Смысл всё равно один и тот же. — Жить? — Жить. И тогда, когда в спальне только-только устоялась приятная слуху тишина, Рейган, чуть прикрыв глаза, подался вперёд, ловя своими губами чужие, пропитавшиеся отменной альварезовской травой, мягкие губы. Он смаковал их, легонько покусывал и оттягивал, где-то внутри себя надеясь, что эта поздно-утренняя беседа не прошла даром и что они оба вынесли из неё хоть что-то полезное и нравоучительное, окончательно закреплённое сладким поцелуем.