Привет

— Привет, — говорит Эйс и улыбается. Как всегда: весело, искренне, счастливо. У него все прекрасно, там, где он сейчас. А у Сабо проблемы с головой, не совместимые с постом начальника штаба Армии. Каждую ночь к Сабо приходит человек, которого он любит до бесконечности. Брат, которого больше нет. Или есть — черт его знает на самом деле. Сабо видел всякое. Может, и мертвые братья, лучшие друзья и любимые иногда возвращаются к тем, кто не смог их спасти. Каждое утро Сабо пытается понять: есть Эйс на самом деле, или ему опять все это приснилось. Раз за разом, ночь за ночью. Улыбки, прикосновения, редкие слова, из которых ничего не ясно. Сабо боится спрашивать прямо, потому что не знает ответа наперед. Это так глупо. Он может убить человека одной рукой и не хочет задавать простой вопрос тому, кто уже мертв. Сабо не высыпается, чаще обычного спотыкается и налетает на двери в штабе, уже разбил три вазы в кабинете у Драгона и чудом избежал «волшебного укольчика» от Ивы-сан. Спасла Коала, которая отвесила Сабо больнющий подзатыльник, но Сабо был рад этой боли. Даже нашел в себе силы показать язык, когда Ива-сан, громко хохоча, кричал им вслед что-то об истинной натуре и том, что надо попробовать все в этой жизни. Сабо попробовал. Так попробовал, что теперь не знает, что с этим делать и как лечить голову. И надо ли? Потому что, если начистоту, Сабо не хочет лечиться. В его комнате бардак, в его голове — каша, в ушах звенит, и спасения от этого нет никакого. Каждый вечер Сабо думает о том, каково было Эйсу, когда он сидел на этом чертовом эшафоте, а Луффи бежал через площадь, чтобы его спасти. Что чувствовал Эйс, когда с него сняли наручники из кайросеки. О чем он думал, когда умирал на руках у Луффи. Ощущение собственной вины давит так, что больно везде: в сердце, в голове, в руках и ногах. Пальцы сами собой складываются в «коготь дракона», кожа покрывается темным налетом Воли. Сабо заставляет себя расслабиться и лечь на диван. Сон не идет и не придет в ближайшее время, но Сабо закрывает глаза и тут же слышит над собой «Привет». Эйс заправляет ему прядь волос за ухо, наклоняется, нависая над ним, и Сабо видит его перевернутую улыбку. Целоваться в таком положении непривычно, но Сабо нравится. Эйс касается его уверенно, скользит языком по губам, и Сабо приоткрывает рот, отвечая, и чувствует, как улыбка Эйса становится шире. А еще, что он сам улыбается. Так же, как в первый раз. Тогда перед ними расстилалось море, а вокруг бушевало пламя. Эйс сжег здоровенный кусок леса в порыве драки, и треск догорающих деревьев заглушал все остальные звуки. Даже мысли – так казалось Сабо, когда он целовал Эйса, и счастье переливалось через край. В штабе не слышно и не видно моря, и это хорошо. Иначе Сабо бы точно думал, что все это – воспоминания. Во время их с Эйсом встреч море всегда было рядом. Они плавали вместе на необитаемые острова, сталкивались в порту, причаливали друг к другу на мелких лодчонках. Эйс весь пропах морем, солью и гарью, и Сабо хотелось впитать в себя эту причудливую смесь, чтобы подольше сохранить тепло. Но Сабо или оступался и падал в воду сразу после того, как корабль отчаливал от пристани, или попадал под проливной дождь, или ввязывался в драки, или просто неудачно выбирал момент, когда стоило пройти по улицам городка, жители которого имели привычку выплескивать помои из окон. Коала,конечно, всегда узнавала о промахах Сабо и ждала со сменной одеждой и нотациями наготове. «Ты опять опоздал, Сабо-кун». «Зачем ты выбросил ден ден муши?» «Драгон-сан ждет отчет, который сам себя не напишет». Сабо был ей благодарен за эти вопросы. И за то, что других она не задавала. Ночами Коалы рядом не бывает. Никого нет, кроме Эйса. Почти живого, почти настоящего. Не отвлекающегося на море, драки, еду и разговоры. Эйс всегда был таким, когда они с Сабо наконец добирались до постели, пляжа, дерева или стола в каюте Сабо. Он сосредотачивался на Сабо и, казалось, не видел и не слышал ничего больше. Сабо, наверное, был таким же. Годами натренированные инстинкты присматриваться, прислушиваться, держать ситуацию под контролем и оглядываться через плечо пасовали перед тем чувством, которое бурлило под кожей, когда Сабо касался Эйса, проводил губами по шее, оглаживал татуировку на плече. Перечеркнутая буква «С» казалась горячей на ощупь. Намного, намного горячее остальных. Сейчас Сабо думал, что ему тоже нужна татуировка. Чем скорее, тем лучше. Ему нужно увидеть, как Эйс отреагирует на нее до того, как исчезнет окончательно. В том, что это рано или поздно произойдет, Сабо не сомневается. Или он сойдет с ума, или Эйса затянет в другой мир навсегда. Пока Эйс не обращает внимания на сомнения, бьющиеся в голове Сабо. Эйс не верит в сожаления, не верит в чувство вины и от души бы наподдал Сабо, если бы тому вздумалось озвучить свои мысли. Сабо отвешивает себе ментальный пинок каждый раз, когда на ум приходит очередное «ты не успел», «ты должен был быть там», «почему ты здесь, а он – умер». Но тяжелое ощущение не проходит, возвращается, накатывая все сильнее. Отпускает только, когда Эйс со вздохом отрывается от его губ и плавным движением перетекает через диван и усаживается на бедра Сабо. Ерзает, прижимается к напряженному члену, обжигает через несколько слоев ткани. Здесь и сейчас он реален больше, чем сам Сабо. Эйс развязывает платок на шее Сабо медленно, словно издеваясь, а потом, когда надоело тянуть, забывает про рубашку и переходит к брюкам. Любимое развлечение Эйса – портить рубашки Сабо. Одно из самых ярких, самых возбуждающих воспоминаний Сабо — Эйс перед ним на коленях, обхватывает губами член, лижет головку и смотрит снизу вверх из-под растрепанных прядей, а Сабо комкает в ладонях рубашку и едва стоит на ногах от того, как хорошо. Как чертовски правильно все это: Сабо, Эйс, маленькая комнатушка над портовым баром, свет уличных фонарей, пробивающийся в окно. Рубашку они все-таки испортили. Сабо слишком сильно дернул полы и оторвал несколько пуговиц, а потом Эйс прожег в ней дыру, когда кончал, сжимая плечи Сабо. У Эйса иногда сдавал контроль, и пламя прорывалось наружу, раскаляя пальцы, окрашивая вены ярким светом. Сабо завораживала эта картина и то, что такое с Эйсом происходило из-за Сабо. Только из-за него. Они сбежали тогда из паба, не заплатив за еду и комнату. Как в детстве, обещая разъяренному хозяину вернуть, когда разбогатеют. Никогда. У Сабо и Эйса на двоих были миллионы белли, но есть за деньги они оба отказывались из принципа. Не сговариваясь и не обсуждая, не стоит ли нарушить традицию. Им вообще не надо было разговаривать. В их головах всегда, с самого детства, рождались одни и те же идеи. Вот и сейчас они одновременно тянутся к ремням друг друга, сталкиваясь пальцами. Эйс не выдерживает первым, отводит руки, уступая Сабо, подается бедрами ближе, снова проезжаясь по члену. У Сабо стоит так, что почти больно. Эйс приподнимается, снимая шорты, отшвыривает их себе за спину. Кажется, они падают на гору бумаг на столе Сабо. Кажется, бумаги валятся на пол. Сабо наплевать. Эйс расстегивает его брюки, стягивает их вниз, высвобождает член. И без подготовки насаживается на Сабо. Медленно, тяжело, нереально. У Сабо перехватывает дыхание, от жара внутри Эйса плавятся кости, чувство вины и лишние мысли сгорают в мареве возбуждения. Сабо толкается вверх, не сильно, на пробу. Эйс прикрывает глаза, сглатывает. Пальцы на груди Сабо подрагивают. Сабо смотрит и не может наглядеться, впитывает в себя всего Эйса: капля пота на шее, растрепанные волосы, веснушки, припухшие от поцелуев губы. Эйс моргает и встречается взглядом с Сабо. Кивает: «можно», «не тормози, братишка», и Сабо начинает двигаться. Удовольствие накатывает, сужает реальность до них с Эйсом. Сейчас Сабо знает, что ничего в мире не может быть таким настоящим, как то, что происходит между ним и Эйсом. Не может быть и никогда не будет. Эйс наклоняется к Сабо, целует и стонет ему в рот при каждом толчке. Двигается сам, встречая Сабо на полпути. Сабо ведет от этого. Он беспорядочно гладит Эйса, отвечает на поцелуи, дрожит от удовольствия. Оргазм подкатывает, скручивается в паху. На пике Сабо выдыхает: «Я люблю тебя». Слова вырываются сами собой, бесконтрольно, бессознательно. Сабо слабо думает, почему не говорил этого раньше. Наверное, казалось, что оно очевидно. Эйс замирает, смотрит на Сабо широко распахнутыми глазами. И улыбается, улыбается, улыбается. Сердце Сабо пропускает удар, оргазм прошивает от макушки до пят. Эйс кончает, выплескиваясь ему на живот. Они лежат, обнявшись, глядя друг на друга, не моргая. Сабо молчит, боясь, что сейчас сон, наваждение, или что это такое вообще, отступит и он останется один. Наконец Эйс приподнимается на локтях и, не переставая улыбаться, говорит: «Дрессроза». Сабо не спрашивает ни о чем, кивает и закрывает глаза. Сознание постепенно уплывает, и его накрывает теплая тихая темнота. Наутро Сабо изучает карты, находит маленькое островное королевство, которым правит шичибукай Дофламинго. Драгон давно хотел отправить туда кого-нибудь на разведку, но все почему-то не получалось. Сабо силится вспомнить причину и не может. И дело здесь явно не в том, что он плохо спит почти два года. Когда Сабо поднимается на борт корабля, над ухом у него раздается тихое «Спасибо». Сабо не оборачивается и вместо ответа проводит по татуировке на руке. Невидимая ладонь накрывает его руку, замирает. Перечеркнутая буква «А» обжигает через ткань и, кажется, отпечатывается на рубашке. Ничего, им не привыкать портить рубашки. Сабо встречает закат, глядя вдаль на садящееся в море солнце. Может, он сошел с ума и дальше все будет только хуже. Может, на острове, куда он держит путь, не произойдет ничего. Может, Эйса и не существует в этом мире. Сабо не жалеет и не сомневается. Каждую ночь он закрывает глаза и улыбается, слыша «Привет».