Хоть ты не покидай нас!

За окном стремительно проносились сначала виды природы, обрамляющей шоссе, затем – серые дома пыльного города. Я задумчиво смотрела в одну точку, только изредка, на поворотах, переводя взгляд на сидящего за рулём угрюмо-понурого отца. Тишина в салоне мчавшегося автомобиля была бы невыносимой, если бы не шум мотора. Воздух будто наполнен отчаянием и... смирением. Покорность судьбе, сменившая ярое желание что-либо менять, вот, что чувствуют все, кто здесь находится. В зеркале отражалось уставшее лицо матери, сидевшей рядом с папой на переднем сидении. Она сверлила потухшим взглядом вечеревшее безоблачное небо. За последние пару лет мама действительно сильно постарела. Глубокие морщины на побледневшей коже и мешки под глазами, появившиеся от длительного недосыпа. Худые ключицы отнюдь не выглядели красиво, наоборот, лишь вызывали желание пожалеть несчастную женщину, пережившую многое за относительно небольшой срок. Я помню, как только год назад она рыдала, судорожно обнимая и заливая слезами рукава моей уже поношенной рубашки. Сколько слов было сказано в ту бессонную ночь... Эти важные фразы как будто остались там. Как будто что-то сломалось, полностью перевернулось. Рыдания сменились молчаливым признанием происходящего. Но не пропали долги. Суммы в бесконечных чеках росли, нули после чисел стояли в ряд, пугая своим количеством. Лекарства, процедуры, врачи, сиделки, проживание, питание. «Лучше присядьте», «нужны еще деньги», «на данной стадии диагноз неутешительный», «мы назначим более сильное лекарство, но оно дороже», «мы делаем всё, что в наших силах», «у вас задолженность». Родители работали, где только можно. Я лезла вон из кожи, чтобы больше учиться, лучше знать предметы, отлично сдать экзамены и поступить в итоге на бюджет. При этом, подрабатывая, ведь лишних денег у нас не было – только недостающие. Не голодали, но экономили. Знакомые места... Машина затормозила. Я поправила ворот той самой памятной рубашки, взяла небольшую сумку и вышла вслед за родителями, захлопнув дверь машины. От ухоженного здания в пять этажей веяло какой-то тоской, ровно подстриженные кусты отбрасывали четкие тени на асфальт. Лучи заходящего солнца освещали золотистую крупную надпись «Психиатрическая больница им. Ростислава Стаханова». Мы вошли и, минуя небольшой тамбур, оказались в уже знакомой круглой комнате первого этажа. Здесь даже пахло так же. Из просторного помещения выходили несколько коридоров. Какие-то двери вели в простые палаты, а какие-то – в «тихие комнаты», где лечились особо буйные и неадекватные. Одна из ближних комнат была открыта, оттуда раздавались какие-то звуки и громкие веселые голоса. Работал телевизор. Я в ожидании села на скамейку. Родители должны были отметиться в регистратуре. Честно говоря, никакого желания видеться со старшей сестрой я не испытывала. Она была явно не в себе и не могла поговорить со мной. А смысл тогда? Видеть родного человека в подобном состоянии очень болезненно. Мой взгляд машинально переместился к открытой двери. Я сидела относительно недалеко и могла прекрасно видеть происходящее там. Просторное помещение было заставлено несколькими диванами, креслами, столами. В распоряжении больных была стопка листов бумаги и уйма ручек и карандашей. На двух больших диванах напротив телевизора сидели девушки и парни примерно 18 - 30 лет. Они бурно обсуждали происходящее на экране и смеялись. Вроде, там шла какая-то комедия. Однако, не все сидели в дружной компании. В самом углу расположилась девушка. Она сидела в кресле, обняв руками колени и прижав их к груди. Лицо прикрывали темные длинные волосы так, что было непонятно, спит она или просто думает о чём-то своём. Девушке явно было неинтересен телевизор и люди, находящиеся с ней в одном помещении. Я вздохнула и достала из сумки книгу. Думаю, родители поймут меня и не станут звать, дабы посмотреть на сестричку. Я открыла страницы там, где была закладка, и погрузилась в чтение. Люблю произведения с невероятным миром и жизненной философией, они полностью поглощают. – Привет, – внезапно тихий голос выдернул из чтения и размышлений. Передо мной стояла та самая девушка. Длинная черная майка слегка прикрывала потертые джинсы, локоны небрежно падали на плечи и спину. Я невольно отшатнулась от неё. В ответ девушка опустила голову и усмехнулась. Вновь подняв взор, она протянула мне руку, обнажив множество порезов на внутренней стороне запястья и предплечья. – Павла. Машинально протянув в ответ, я тут же отдёрнула руку. Брови Павлы поползли вверх. – Я всего лишь псих, а не СПИДозный больной, – с некоторой долей осуждения и сарказма в голосе произнесла она. – Саша, – я всё же пожала ей руку.