***
В третий раз ДжиВон зашёл через неделю. В тот самый момент, когда ХанБин был готов к этому меньше всего. Это была ни среда, ни понедельник, ни пятница, а субботнее утро, которое ХанБин бы хотел провести, нежась в кровати, а не увядая на работе. Даже его любимое «Пак Бом TV», скрашивающее его серые будни, отказывалось от трансляции, потому что нуна постоянно куда-то уходила и ресепшен пустовал, повергая ХанБина в депрессию. В субботу утром народу было мало, так что ХанБин мог позволить себе вольность и распластался за прилавком в позе умирающего тюленя. Именно в таком положении его и застал удивлённый голос ДжиВона, заставляя ХанБина подпрыгнуть от неожиданности. А потом, неловко поздоровавшись в ответ, гореть от стыда. Каким-то мистическим образом ДжиВон влиял на него так, что в его глазах выглядеть дохлой амёбой совсем не хотелось. К огромному удивлению ХанБина, в этот раз ДжиВон пришёл не один. Вместе с ним был высокий (как минимум на полголовы выше ДжиВона) парень, одетый в кожаную куртку, облегающие штаны с цепями и массивные армейские сапоги. Словом, всем своим видом говорящий о своих пристрастиях к музыке. Рядом с ДжиВоном с его вечными пижамными штанами и свободными футболками больше на два размера это выглядело весьма комично и сумбурно. И более странно вместе смотрелись бы, наверное, только гот и хиппи, попивающие чай за одним столиком в кафе. Сопоставив факты с событиями, ХанБин понял, что этот парень и есть тот самый друг, которому ДжиВон пытался навязать свои музыкальные вкусы. Судя по тому, что армейские сапоги до сих пор не сменили найковские кроссовки, интеграция не удалась. Но ДжиВон не сдавался и, остановившись рядом со стендом с хип-хоп музыкой, вдохновлено о чём-то рассказывал и тыкал альбомами в лицо друга, слушавшего, впрочем, без особого энтузиазма. Помня про дживонову упорность и умение стоять на своём (чёртов ДжинХван с его психологией), ХанБин решил, что надо как-то спасать ситуацию, пока эта интересная пара не перегрызла друг другу глотки, пытаясь доказать, что в их саду трава зеленее (или музыка лучше, в конце концов). — Привет, чем могу быть полезен? — ХанБин возник практически из воздуха, любезно улыбаясь и ловя удивлённые взгляды обеих сторон. — О, точно, ХанБин-хён, — ДжиВон просветлел, кажется, совсем забыв про альбом The Quiett, который он только что рекламировал, и обратился к продавцу как к старому другу. — Совсем забыл представить: это СынЮн, тот парень, которому я диск на днюху покупал. — Оу, — ХанБин сделал крайне удивлённое выражение лица, будто у него самого не хватило мозгов, чтобы понять это. — И как вам? Понравился альбом? В ответ СынЮн улыбнулся вежливо, но как-то устало, будто это он тут был продавцом-консультантом, которому уже осточертело постоянно отвечать на одни и те же вопросы, но он не имел права этого демонстрировать. — Да, он здорово разнообразил плей-лист, — голос у СынЮна был низкий и на удивление приятный, что дополняло его образ рокера целиком и полностью. — И даже несмотря на то, что я такое не слушаю, мне понравилось. — И, в общем, я решил получше познакомить его с «Epik High», — неожиданно вклинился ДжиВон, будто это могло хоть как-то оправдать то, что СынЮн сейчас стоит здесь и с видом великомученика слушает его восторженные речи. — СынЮн, серьёзно, эти сонбэ потрясающие! ХанБин был не уверен, но, судя по виду ДжиВона (и музыке, которая играла у него в наушниках), ему нравилось что-то более фееричное и завораживающее — «ну, знаете, мощная читка, жизненный текст, все дела». А «Epik High», судя по тому, что в момент их первой встречи он вообще забыл об их существовании, были явно не из этого разряда. ХанБин серьёзно хотел напомнить ДжиВону об этом, но решил промолчать. СынЮн окинул печальным взглядом стенды с дисками, стены, обклеенные различными плакатами, и в самом конце наткнулся на секцию с музыкальными инструментами. — О, мне как раз нужна новая гитара! — необычайно бодрым голосом заявил он и, не обращая никакого внимания на праведное возмущение ДжиВона, напролом направился к стене с инструментами. Выкрутился. ХанБин покорно поплёлся за покупателями. — Но СынЮн, у тебя же уже есть одна гитара! — ДжиВон всё ещё не терял надежды на исполнение своего коварного плана, но его друг был непоколебим. Хотя бы потому, что высокий рост позволял ему не обращать на Кима никакого внимания. — Зачем тебе вторая? — Много — не мало, — поучительно сказал СынЮн. И, заметив подошедшего ХанБина, поинтересовался: — У вас есть акустическая гитара из дерева? ХанБин передёрнул плечами и задумчиво осмотрел стройные ряды инструментов. — Конечно, есть, — ХанБин подошёл к пузатым рядам и ткнул на баклажанного цвета гитару, почти такую же, как у него самого, — вот. СынЮн быстро подошёл к инструменту и начал делать вид, будто внимательно его изучает. ХанБин и ДжиВон стояли чуть поодаль, плечо к плечу, смиренно наблюдая за ним. Пока ДжиВону с присущей ему «тактичностью» не вздумалось поболтать. — Кстати, хён, как твои успехи в освоении гитары? — ДжиВон сказал это без задней мысли, но было видно, как напрягся СынЮн и как он прислушался к их диалогу. — Э… потихоньку, — если честно, никак. Он долго бился над этим и в итоге психанул и всё бросил. Но ДжиВону об этом знать совсем не обязательно. — Но, если честно, без квалифицированного педагога очень сложно, а я не гений, чтобы понимать все эти муторные объяснения в самоучителе. — А курсы? — А какие курсы, когда у меня работа и… — ХанБин запнулся, — и много других важных дел. На самом деле никаких других важных дел у него не было, просто он не хотел тратить на это свою и без того маленькую зарплату, а просить об этом родителей — самоубийство. Они и так были недовольны, что их сын занимается непонятно чем. И, кстати, очень радовались, когда ХанБин перегорел к гитаре и перестал надоедать всем своими попытками сыграть хоть что-то. А ХанБину было обидно. — Так что же ты сразу не сказал? — у ДжиВона был чересчур оптимистичный и уверенный в себе вид. ХанБин по своему опыту знал, что так выглядят люди, готовящиеся ляпнуть какую-нибудь глупость. И опыт его не подвёл: — СынЮн играет на гитаре, как Бог! Он мог бы приходить к тебе на работу и учить тебя бесплатно. Повисла неловкая тишина. Даже СынЮн, до этого упорно делавший вид, что его здесь нет, шокировано уставился на друга. ХанБин впечатал ладонь в лицо. Господи, почему глупости вытворяет ДжиВон, а смущается он? — Ну, так как вы? — прервал тишину сияющий, как начищенный чайник, ДжиВон. — Ну… я согласен, мне не в тягость, — СынЮн равнодушно пожал плечами. — Тем более здесь недалеко от школы, а ещё тихо и спокойно… Можно использовать это помещение, как студию, всё равно здесь есть всё необходимое. Слова СынЮна казались ХанБину очень логичными, ведь что ещё ему оставалось делать, когда ДжиВон пёр с напором трактора? Вот он и без видимого энтузиазма и отторжения согласился, как это делают воспитанные люди. Теперь дело за ХанБином. На самом деле, это просто каждодневный ритуал: «Ваше дело предложить, наше дело — отказаться». И ХанБин уже был готов исполнить свой священный долг, как вдруг вспомнил слова ДжинХвана о том, что играть на гитаре — это круто, а ещё, почему-то, о Космосе. И неожиданно для себя согласился.***
СынЮн приходил к ХанБину три раза в неделю — в понедельник, среду и пятницу. Приходил он вместе с ДжиВоном, только тот уходил в тренажёрку, пока СынЮн пересекал границу магазина и распаковывал собственную гитару. ХанБин был смущён тем, что заставляет гениального ребёнка помогать хёну, у которого руки не оттуда, откуда надо растут. Ведь СынЮн, без преувеличений, играл как Бог: чувственно, красиво, со знанием дела. А когда начинал петь, ХанБина вообще уносило куда-то в нирвану. Если честно, Ким совсем не мог понять, откуда в этом тощем угловатом подростковом теле берутся такая сила с мощью и такой бархат, доводящий ХанБина почти до слухового оргазма. И этот Аполлон музыки, мастер своего дела, гуру рока должен был возиться с такой бездарью, как ХанБин. Не то чтобы Ким обожествлял этого мальчишку (хотя, наверное, всё-таки да), но учитель из него тоже был отменный. Он был мягким, нестрогим, объяснял столько, сколько придётся, и старался сделать это как можно более доступно. За месяц таких интенсивных тренировок у ХанБина наметился нехилый прогресс, и он сам начал наслаждаться своей игрой. Из СынЮна вышел бы идеальный учитель в какой-нибудь музыкальной школе, но его амбиции явно были выше этого, а взгляд был устремлён ещё дальше — к славе. В этом ХанБин убедился, когда узнал, что Кан сам пишет песни. Он даже некоторые из них исполнял ХанБину, так что Ким может без зазрения совести сказать: это просто прекрасно. А вкупе с голосом СынЮна — вообще великолепно. И иногда, совсем редко, но ХанБин ловил себя на мысли, что смотрит на младшего так, будто он уже стал звездой. Его песни были рокерские, молодые и бунтарские, некая помесь «Imagine Dragons» и «Queen». Такое не сильно востребовано на корейской сцене, помешанной на электронике и хип-хопе, но ХанБину нравилось. И ему хотелось так же. Однажды он спросил у СынЮна, как ему это удаётся — писать песни. — Ну, не знаю, — СынЮн неловко рассмеялся, поудобнее перехватив гитару, — оно само. Я не знаю, что это, но оно приходит без предупреждения. Просто щёлк — и я слышу мелодию в голове, а потом беру гитару и озвучиваю свои мысли… Звучит сумбурно и как бред, но это так. ХанБин был не согласен — это звучало не как бред. Скорее, как ответ настоящего гения. — А бывало у тебя такое до того, как ты научился играть на гитаре? СынЮн задумался. — Наверное, да, но я не придавал этому значения, потому что не знал, как это выразить. Да и не до музыки тогда было, если честно. О, ещё бывает такое, что «оно» приходит, а мелодия в голове не вырисовывается. Знаешь, это такое паршивое чувство, когда хочешь что-то сделать, а что — не знаешь. Тогда я успокаиваюсь, закрываю глаза и провожу пальцами по грифу гитары, по струнам. — И?.. — И начинаю искать мелодию. Медленно подбираю музыку, сначала аккуратно, не спеша, а потом, если везёт, набираю скорость и лёгкость. А иногда не везёт, и тогда ничего не получается. — А что делать, если «оно» не приходит? — Лучше ничего. Музыка не должна быть вымученной, она приходит не потому что «надо», а потому что «хочется». Запомни: ничего нельзя делать на сухую. Иначе результат не удовлетворит никого. Если бы ДжинХван видел в такие моменты ХанБина, он бы обиделся. Он рассказывал ему о психологии с таким же трепетом и вкрадчивостью, но ХанБин никогда особо не слушал и сидел с видом великомученика. Но когда СынЮн говорил о музыке, он завладевал всем вниманием Кима. Всем, без остатка. Иногда СынЮн уходил сразу после того, как ДжиВон возвращался с тренировки, иногда они ещё сидели, только уже втроём. ДжиВон задумчиво смотрел на их занятия, и его пристальное внимание смущало и путало ХанБина. Он не считал ДжиВона кем-то, кого хотел бы видеть в такой интимный момент соединения с музыкой, он не принимал его философию, взгляды на жизнь и считал его бесстыжие майки и кепки лишними среди рок-н-ролла, которому придавались он и СынЮн. Но с другой стороны что-то в нём радовалось тому, что ДжиВон сидит так близко, пусть и вульгарно развалившись на стуле, и с явным интересом смотрит на ХанБина. Всё-таки ДжиВона, в отличие от ХанБина, тоже можно было причислить к числу людей страстных и целеустремлённых, хоть на их фоне он и выделялся своим непроходимым кретинизмом. И ХанБина, который слишком завертелся во всех этих социальных условностях — «надёжно», «востребовано» — «в своё удовольствие» не могло не восхищать. И раздражать. Куда уж без этого. Хотя, наверное, ХанБин просто завидовал, что для кого-то уже всё решено настолько, что ходить в качалку ради того, чтобы стать рэпером, — это логично и само собой разумеющееся.***
Каждую пятницу занятия проходили наиболее нервно и суетливо. Зачастую урок сворачивался сразу после того как ДжиВон возвращался с тренировки. СынЮн необычно спешно собирался, и на лицах обоих застывали предвкушение и нетерпение. Судя по всему вышеперечисленному, а ещё по более яркой и вызывающей, чем обычно, одежде, парни явно шли не домашнее задание делать. ХанБин и раньше догадывался, но наверняка узнал, что они ходят выступать в клуб только после того, как СынЮн невзначай обмолвился об этом в одной из своих речей: — На самом деле, если ты хочешь выступать на сцене, твоя техника не так важна. Важно то, сможешь ли ты завести публику, зажечь толпу. Тогда тебе простят все твои промахи и ошибки. А ведь это тоже талант. Я не хочу хвастаться, но я редко ошибаюсь на сцене, а вот ДжиВон… я не очень разбираюсь в рэпе, но знающие люди говорят, что его техника хромает, и даже я порой слышу, как у него сбивается дыхалка. Но видел бы ты, как беснуется толпа… ХанБин не видел, но очень хотел увидеть. Иногда бывало такое, что СынЮн не вскакивал с места и не обрывал занятие на полуслове, стоило только колокольчикам объявить о приходе ДжиВона. Но вечер пятницы всё равно вносил непривычное в их поведение, потому что ДжиВон, вместо того чтобы сесть рядом с ХанБином, шёл в конец магазина и полностью абстрагировался там от реальности. Он выглядел на удивление серьёзным, таким серьёзным, каким ХанБин его никогда не видел. Его губы беззвучно двигались, а голова качалась в такт невидимым битам, льющимся из его наушников. И в такие моменты ХанБин никак не мог сосредоточиться на музыке или СынЮне. Его взгляд постоянно возвращался туда, где под плакатами Эминема и «The Black Eyed Peace» сидел напряжённый ДжиВон. Его руки, не скрытые бесстыдной майкой обычно были скреплены в замок, и ХанБин, смотря на мощные «банки» мышц, перекатывающиеся под кожей, отстранённо думал, что, наверное, ходить в качалку для того, чтобы стать рэпером, это не так уж и бредово. И, кстати, настолько же антуражно, как купить гитару для того, чтобы стать настоящим продавцом в музыкальном магазине (о, господи, это действительно он сделал?). В такие моменты ХанБин, казалось, покидал пределы солнечной системы, и СынЮн, понимая, что дальше делать что-либо бесполезно, сворачивал лавочку. Он поднимался со своего места, аккуратно заворачивал гитару в чехол, и через несколько минут они с ДжиВоном уходили в свой особенный мир, в котором ХанБину не было места. Но в который он так хотел попасть. И однажды он осмелился попросить, чтобы его взяли с собой.***
Клуб встретил их мощными битами и шумной толпой, которая танцевала, кричала и всячески сходила с ума после напряжённой рабочей недели. Запах всеобщего веселья и алкоголя ударил в голову ХанБину, который давным-давно уже забыл, что такое развлекаться и как это вообще, и сейчас боролся со своим отчаянным желанием свалить отсюда куда подальше. В первые же несколько минут он умудрился потерять своих проводников, которые слились с откровенно и по хип-хопу одетой толпой. И даже СынЮн, не изменивший своему обычному стилю, каким-то образом растворился среди золотых цепей и футболок с неприличными надписями. В следующие несколько минут, пока ХанБин пытался найти хоть одно знакомое лицо в этом Содоме, его тщательно выглаженную рубашку в клетку (ту самую, которая ему не идёт) облили вонючим пивом и пошло засмеялись. А ХанБин даже постоять за себя не смог, потому что с девушкой, которая осрамила его честь, был огромный парень-шкаф с кирпичной мордой, против которого ХанБин не пошёл бы никогда в жизни. ХанБин хотел уйти, но не смог найти выход. Весь мир закружился вокруг него калейдоскопом, и он думал, что умрёт от обилия впечатлений, прямо здесь, на грязном полу, как вдруг сильные руки выволокли его из самой гущи толпы и отвели к столику в глубине клуба. По истеричному смеху сзади было не сложно догадаться, кто это сделал. А когда к нему присоединился ещё десяток других голосов, ХанБин был очень зол и готов убивать. — Хён, ты что, в первый раз в подобном месте? — ДжиВон согнулся пополам, взявшись за живот и истерично смеясь, не обращая никакого внимания на «ты_сейчас_получишь_ремнём_по_заднице_маленький_паршивец» взгляд ХанБина. — ДжиВон, не смейся, может быть, он просто слишком стар для подобных развлечений, — парень, которого ХанБин видел вообще в первый раз в жизни, хозяин смазливого личика и пробора «5:5», элегантно поднеся руку ко рту, гадко засмеялся. — Парни, прекратите, — у одного СынЮна хватило мозгов остановить этот фарс, — а то у него лицо, как у Халка. — Да, ТэХён, прекрати смеяться, — в тусклом свете клуба было очень плохо видно, но ХанБину казалось, что это тот самый нигговатый парень, который постоянно ходил в качалку и с которым поздоровался тогда ДжиВон. Сон МинО, кажется. — А то что ты будешь делать, если он расквасит твою симпатичную мордашку? У тебя ведь ничего больше и нет! Тот, кого назвали ТэХёном, живо прекратил смеяться и попытался добраться до Сон МинО в попытках совершить акт удушья, но СынЮн преградил ему путь. — ХанБин, прости этих бестолковых, — СынЮн извиняющее улыбнулся, — им лишь бы поржать. — Ага, СынЮн, засранец, ты всегда строишь из себя пай-мальчика перед чужими людьми, — сказал ещё один, тонкий и долговязый, с узкими глазами и проницательным взглядом, — а сам-то больше всех веселился, когда та баба на него пиво пролила. — Неправда! — Правда-правда! ХанБин стоял, не в силах вымолвить и слова. Он хотел рвать, метать, плакать и смеяться одновременно, а что сильнее, не мог решить. Всё это напоминало какую-то комедию абсурда, где ХанБин был главным козлом отпущения. Он пришёл сюда открыть для себя новый мир, что-то изменить и, возможно, увидеть выступление ДжиВона (без «возможно» — это и была его первостепенная задача). А сейчас его так вот просто-напросто поливали грязью. Он хотел развернуться и уйти, но чужая рука, по-хозяйски лежащая у него на плече, и хриплый смех над ухом его останавливали.***
В конце концов, всё вышло не так уж плохо. Хотя сначала, смотря на МинО, который вливал пиво из банки в открытый рот СынХуна (узкоглазого парня), и на ДжиВона, который смеялся и снимал это действо на камеру, он не понимал, что он здесь забыл. И какое это непотребство имеет отношение к музыке? Они вообще собираются выступать? Чувство того, что он здесь чужой, не покидало ХанБина долгое время, но потом он втянулся. Конечно, он не осмелился принять в себя банку пива из чужих рук, оправдываясь тем, что ему уже досталось, но он наравне со всеми смеялся и улюлюкал, когда пиво вливали в ДжиВона. В какой-то момент в голове пробежала шальная мысль, а как им вообще продали алкоголь, но она быстро растворилась во всеобщем хохоте и веселье. На удивление ХанБина, компания приняла его с распростёртыми объятиями, и уже вскоре СынХун и МинО пытались его напоить и развести на какую-нибудь глупость. ХанБину, конечно, было приятно такое внимание со стороны (хотя, на самом деле, предложение снять вонючую рубашку и пойти так на танцпол его напугало), но он не мог отделаться от чувства, что он чужой среди них. А когда речь зашла о музыке, и они начали жарко спорить, это чувство возросло в геометрической прогрессии. Он улавливал смысл фраз и общую нить разговора, но не решался вступить и высказать своё мнение. Наверное, потому что они все были музыкантами и точно знали, о чём говорят. А ХанБин не был музыкантом, он был простым продавцом в музыкальном магазине, только и всего. Через час подобной неразберихи, ему уже начало казаться, что произошла какая-то ошибка и на самом деле они здесь не выступают, а просто дурачатся и предаются всяким глупостям. Что музыка — это просто предлог хорошенько надраться и потанцевать. Но потом настало «время шоу». Тогда ХанБин ещё не знал, что это такое, но ближе к полуночи по залу побежал шепот, и каждый содержал в себе это взволнованное «время шоу». Толпа начала затихать, будто готовясь к буре, и даже спутники ХанБина стали неожиданно серьёзными и сосредоточенными. ХанБин не смог увидеть, когда «время шоу» началось, но он прекрасно услышал, как заверещала толпа, когда на ранее пустовавшую сцену вышел человек и поприветствовал публику широким взмахом руки. ХанБин не мог разглядеть издалека его лица, но весь его облик буквально веял дикостью и оторванностью, хотя, наверное, это было не особенно важно. ХанБин не успел отследить тот момент, когда они от своего маленького столика переместились ближе к сцене, оказавшись прямо в гуще ненасытной толпы. Люди восторженно глотали любое небрежное слово ведущего и охотно откликались на него криками, гудением и улюлюканьем, заставляя барабанные перепонки ХанБина и впрямь стать барабанами: гулкими, болезненными и вибрирующими. У ХанБина до сих пор не было возможности разглядеть нерадивого ведущего как следует: обзор то и дело закрывали чужие плечи, руки, затылки, к которым он оказался практически вплотную прижат беспощадным прессом толпы. А когда, откликаясь на очередную вкусную фразу, люди, став единым течением, двинулись вперёд, ХанБин с ужасом осознал, что он теряет равновесие и бесконтрольно схватился за сынюнову кожанку. Кожанка противно затрещала, но, похоже, Кан был слишком поглощён происходящим на сцене для того, чтобы волноваться по поводу таких мелочей. — И как вы думаете, кому сегодня выпала честь открывать «время шоу»? — звонкий и высокий голос эхом отскочил от разрисованных граффити стен клуба, и, в конце концов, нашёл свой конец в сознании толпы. Тут же обрушились, как лавина, оборванные выкрики с разных концов зала с самыми разными именами, все из которых ХанБину были незнакомы и чужды на слух. Даже СынЮн, в руку которого ХанБин неосознанно вцепился, громко что-то кричал, и его крик тонул в гуле других голосов. — Бо… Бо… — и обрывался, смешиваясь с разнообразными английскими именами и кличками. И почему-то только в этот момент в голове ХанБина что-то щёлкнуло, и он огляделся, ища поддержки в родных лицах. Но никого знакомого рядом ни оказалось. ХанБином овладел ужас. Ни ТэХёна, ни МинО, ни СынХуна — никого из них не было рядом, они все растворились в толпе, будто всегда были её частью. Но, что самое главное, не было ДжиВона. — Итак, — ХанБин в панике оглядывался по сторонам, волнуясь и переживая без видимой на то причины, — первым выступает… Бобби! И прежде чем ХанБин успел открыть рот и испуганно заявить СынЮну, что все куда-то пропали, по залу гулкими раскатами волн разлился бит из вибрирующих колонок. И ХанБин с каким-то смятением и шоком узнал в хриплом, низком голосе так называемого «Бобби» голос своего донсена. И после этого понеслось. ХанБин не запомнил всех деталей выступления, не считал, много ли раз ДжиВон сбился с ритма, и так и не проверил, действительно ли у него есть недостатки в технике дыхания. Его просто понесло, и он забыл обо всём на свете. «ДжиВон действительно умеет раскачивать толпу», — последняя адекватная мысль в голове ХанБина, после которой он перестал сопротивляться биту и позволил течению нести себя. ДжиВон носился по сцене как бешеный пёс, спущенный с цепи; его колючий голос проникал в самую душу и вытеснял оттуда все ненужные проблемы и переживания, оставляя место только бесконечному драйву и эмоциям. ХанБин даже не заметил, в какой именно момент он начал прыгать вместе с толпой, бесконтрольно крича на особенно впечатляющих моментах и визжа, как маленькая фанючка, когда Бобби снял толстовку и показал результаты своих тренировок. ХанБину просто рвало крышу от голоса, текста, ритма и движений. У него не было времени хорошенько обдумать эту ситуацию (потому что думать не хотелось совершенно), поэтому мысли бесконтрольным ворохом носились в его голове. Что, на самом-то деле, ДжиВон вполне может выиграть «Show Me The Money». Что он достоин того, чтобы его песни были на вершинах чартов. Что было бы классно увидеть ДжиВона на сцене через пять, десять, двадцать лет. Выступления остальных артистов не произвели на ХанБина никакого впечатления.