Люди войны

Меня просто заставили сходить к Луне. Наверное, все дело было в том, что я немного мешал изысканиям Гермионы, вертясь рядом, когда она работала над своими расчетами. К работе над Снейпом она еще не приступала, предпочитая тщательно подготовиться и вообще знать о том, что она будет делать. Это было в ее стиле, я прекрасно понимал - но ничего не мог с собой поделать от нетерпения. Именно поэтому я сейчас трансгрессировал на отшибе и бодрым шагом шел по полю в сторону единственного во всей округе дома... Со дня победы Луна жила еще более обособленно, чем я. Если бы не Гермиона, настырно заставлявшая всех покидать свои жилища, то Лавгуд ни за что бы не покинула дом. После смерти мистера Лавгуда она стала совсем нелюдимой, разговаривала мало, а если что-то и говорила, то невпопад и не к месту. Что-то было в ее отрешенном виде, что меня пугало. Она словно закрылась в себе и что-то тщательно анализировала... Я приоткрыл калитку и медленно пошел по дорожке, которая нисколько не изменилась с тех пор, как я был здесь последний раз. Уже в десяти шагах от дома я услышал звуки музыки, очень громкой. Казалось, она доносилась отовсюду и заполняла весь дом. Не успел я постучать в дверь, как на крыльцо выскользнула сама хозяйка в домашнем простом белом платье, с аккуратно расчесанными и заколотыми волосами. Переливы женского сопрано стали слышны еще громче, но я постарался не обращать на это внимания. На самом деле, Лавгуд привлекала куда больше внимания, но чем именно - я пока понять не мог. — Луна! — окликнул я подругу, и она, вздрогнув, посмотрела на меня. Едва заметно накрашенные губы дрогнули в слабой улыбке. — Гарри, — кивнула девушка, сбегая по ступенькам ко мне и слегка обнимая. Я тут же почувствовал запах легких духов, и напрягся, начиная чувствовать, что что-то тут не то. — Правда, чудесно? Мария Каллас удивительная, — Луна неопределенно кивнула в сторону дома. — Мне советуют послушать что-нибудь из русского, например, Шаляпина, но я никак не могу найти подходящий диск. — Диск? — я удивленно приподнял бровь, смотря на подругу. Девушка беспечно махнула рукой, не собираясь мне отвечать, и потянула в дом, подхватив под руку. Здесь удивительные переливы голоса были такими громкими, что я невольно задался вопросом: — Ты не глохнешь от этого звука? — Я с ума по этому звуку схожу, — чуть улыбнувшись, проговорила Луна, но послушно скользнула в комнату и сделала стереосистему потише. Постойте… — Луна? — осторожно произнес я, оглядываясь вокруг. Стереосистема, полуприкрытый ноутбук, лежащий на диване, маггловская графическая доска на стене — все это как-то не вписывалось в стиль дома Лавгудов. Хотя, позвольте, это не вписывалось не просто из-за специфики мировоззрения семьи, но и потому, что мы все вроде как волшебники. А дом изнутри и правда преобразился. Не было ни единой вещи, напоминавшей бы о странностях, которые оставались странными даже в волшебном мире. — Да? — Луна проследила за моим взглядом, а затем посмотрела на меня. В ее голубых, всегда несколько отстраненных глазах застыл немой вопрос. Только сейчас я понял, что не так в ее образе. Он был слишком продуманным. И это платье, простое, но сидящее по фигуре идеально, и эти собранные в прическу волосы, и подкрашенные глаза с губами, даже ногти, аккуратно подпиленные и накрашенные белым лаком. — Что-то не так? — Ну… — я замялся, не зная, с какой стороны подойти к этому вопросу. — Ты это… Изменилась немного. — А? — она рассеянно опустила взгляд, а затем махнула рукой. - Ах, ты про это. Да я же так давно хожу. — И стерео, и ноутбук… — я огляделся вокруг, показывая на вещи, о которых я говорю. — Как же они работают с магией? — Какой магией? Я не пользуюсь магией, поэтому они и работают, — пожала плечами девушка, и заправила выбившуюся из прически прядь. — Хочешь чаю? Я недавно купила просто потрясающий чайный букет. — Луна, — не сдавался я, даже когда меня отбуксировали на кухню и заставили присесть на до тошноты обычную круглую табуретку с железными ножками и обитым кожей сиденьем. — Что происходит? — Где? - она, не поворачиваясь, ловко заваривала какие-то травы в небольшом керамическом заварнике. Я с трудом удержался, чтобы не огрызнуться, но вовремя перевел дыхание и вернул себе самообладание. — Что происходит с тобой? — уточнил я, стараясь говорить терпеливо и мягко. Луна обернулась, и глядя на меня несколько мгновений, отвернулась назад. Наше молчание нарушал лишь стук керамики и яркий женский голос, который все еще звучал в гостиной. Так продолжалось довольно долго, до тех пор, пока Лавгуд не закончила делать чай и не расставила сервиз на столе. — Со мной все в порядке, — проговорила девушка, присаживаясь и беря в руки свою чашку. Она прикрыла глаза, явно чувствуя себя прекрасно. Она словно не замечала того напряжения, которое повисло в кухне. — Ты стала совсем другой, ты уже не та Луна, которую я знал, — грустно заметил я, опуская взгляд и рассматривая чаинки, плавающие в чашке. Луна долго молчала прежде, чем ответить. — Ты тоже стал совсем другим, Гарри, — заметила девушка спокойным и немного отрешенным голосом, но в нем звучали какие-то неприятные жесткие интонации. — Время меняет многое. Да, той наивной девочки, той Луны больше нет. Время сказок прошло. Все это… То, во что верил мой отец, то из-за чего он погиб — все это всего лишь глупые заблуждения... Она давно замолчала, а я все смотрел и смотрел на подругу, в то время как в голове раз за разом звучал ее голос. Время сказок прошло… Луна, которая перестала верить в сказки — это нечто по-настоящему страшное. Она, эта девочка-индиго, поражающая своими высказываниями, словно бы лишилась чего-то очень важного. Словно передо мной сидел манекен. Эта женщина, отрешенная и задумчивая, вслушивающаяся в музыку, была совсем мне неизвестна. — Заблуждения? — помимо воли вырвался у меня глупый вопрос, но Луна явно не обратила на это внимания. Она словно ждала, когда я это спрошу. — Да, заблуждения. Мне не нужны больше сказки, чтобы жить, — она говорила так, словно желала убедить в этом не только меня, но и себя. — Есть вещи и поважнее магии. Есть вещи поважнее всех этих глупых россказней. Например, музыка. Когда приходишь в оперу и вслушиваешься в эти поразительные, сильные, яркие голоса — приходит и понимание, что на самом деле является важным. Звучание музыки, звучание голоса — вот она, истинная магия. И никаких сказок не надо, и формул заклинаний… Лишь бы звучала музыка. — Ты отказалась от магии ради музыки? — выдохнул я, уже не зная, как реагировать. С одной стороны, она имела право сама решать такие вещи, но с другой — это было иррационально, неправильно. — Магия убила столько людей, а музыка - еще ни одного. Замечаешь разницу? — Луна неопределенно махнула рукой в воздухе, а затем вдруг мечтательно улыбнулась. — Если бы люди почаще ходили в оперу, то у них не было бы ни сил, ни желания не то что на войну, но и на обыкновенные ссоры. — Почему? — я просто не мог понять, почему подруга отказалась от того, с чем выросла, от того, от чего не отступала ни под давлением общественного мнения, ни под давлением войны. — Потому что это стало для меня важнее, — пожала плечами Луна, и в ее отстраненном голосе я заметил отголоски раздражения. Наверное, последнее время ей часто читали морали. Ее отец погиб полгода назад, и все это время я не виделся с подругой, погрузившись в пучины своего сознания. А теперь пришел и пытаюсь научить человека жить, когда он неплохо жил и без моих наставлений. Желание что-то доказывать тут же отпало напрочь, и мне стало безумно стыдно за то, что я полез не в свое дело. — Извини, — пробормотал я и опустил взгляд, вновь принимаясь разглядывать чаинки, которые независимо плавали в моем чае. — Я понимаю, что ты переживаешь за меня, — мягко проговорила Луна, кладя прохладную ладонь на мою руку. — Как мы все переживаем за тебя, так и ты переживаешь за нас. Это нормально. Не надо извиняться. Я неловко кивнул, подняв голову и вновь рассматривая Лавгуд. Она действительно изменилась, хотя мечтательное выражение все еще не покидало ее лица, как и раньше. Глаза девушки, подернутые дымкой мысли, были спокойными и серьезными. Она знала, что делает. Она тоже все еще воюет. Как все мы. Воюет с собой, с обществом, с магическим миром. Кого-то война сводит с ума, кто-то кидается исправлять последствия войны, кто-то начинает жить ею, смотря в прошлое, а кто-то теряет веру в сказку, ища для себя нечто другое, более стойкое... В первые недели после победы мы все ходили, как под заклятием подчинения: что-то отвечали, что-то делали, но не могли осознать, что именно мы отвечаем и делаем. Я так устал за день, что даже не заметил, как рядом на диван села Луна — в то время мы благоразумно жили все вместе. — Выглядишь не очень, — заметила Лавгуд, зачем-то прикасаясь ладошкой к моему лбу. — О чем-то задумался? — Это все мозгошмыги, — с улыбкой проговорил я, оживая. Луна некоторое время серьезно на меня смотрела, а затем опустила глаза. — Возможно, они могут, — вымолвила девушка, разглядывая свои кеды. — Хотя, на самом деле, я не уверена, что они действительно существуют... Я резко отпрянул назад, едва не пролив на себя чай. Воспоминание было неожиданно резким. Меня словно обухом по голове ударило. Луна тут же подскочила на ноги, хватая меня при этом за руку. — Гарри, — испуганно ахнула девушка и, выпустив мою руку, подняла очки, которые упали на пол от моего резкого движения. — Ты в порядке? Я знал, что они боялись этого. Знал, что они все изредка мучились короткими вспышками воспоминаний. Но всякий раз мне было нехорошо от мысли, как я, должно быть, выгляжу в такие моменты, что они так все пугаются. — Все нормально, — кивнул я, возвращая себе зрение, а затем смущенно посмотрел на Луну. — Ты знаешь, я лучше пойду. Не буду тебе мешать. — Удачи, — проговорила Лавгуд, провожая меня взглядом и при этом не сдвигаясь с места. — Я люблю тебя, Гарри. Я улыбнулся, обернувшись. Хоть что-то осталось неизменным. Это нежное «я люблю тебя», которое она всегда говорила, прощаясь со мной, Гермионой, Роном, Джинни и Невиллом. Только нам. С тех пор, как война окончилась. — И я тебя, Луна, — я вновь улыбнулся и, развернувшись, быстро покинул дом, уже не смея смотреть назад. Даже покинув дом Лавгуд, я все еще слышал голос Марии Каллас, и все еще стояло у меня перед глазами приятное, доброе лицо Луны. Она будет бороться. Как и все мы. И однажды мы, наконец, окончим войну.