Люди войны

Сегодняшний день начался с похода на берег прямо перед домом. Было немного прохладно, чуть больше десяти градусов, но для утра это считалось неплохой температурой. К тому же солнце, как будто и не собираясь сдавать свои права сезону, все еще светило довольно ярко и тепло. Мы с Северусом оккупировали тихий пустынный берег, наслаждаясь возможностью никуда не идти — туристов почти не было и найти безлюдное место было проще, чем в августе и сентябре. Снейпу особенно нравилось это спокойствие. Он не раз признавался, что ненавидит эти безумные толпы людей. А мне без них было даже немного грустно. Отсутствие суеты заставляло задуматься. Время шло как-то слишком незаметно. Казалось бы, только вчера я начал осваивать свою новенькую полумеханическую инвалидную коляску, с любопытством экспериментируя, насколько хватит ее маневренности, а уже наступила середина октября. Очень странно жить и осознавать, что время утекает сквозь пальцы. Начинаешь куда больше ценить собственную жизнь — этот великолепный дар, значение которого неоценимо. Если у тебя в запасе еще восемьдесят лет, ты не слышишь слабый шепот времени у себя над ухом. Не слышишь, как монотонно отсчитывает твои часы секундная стрелка. Тебе все равно, ты просто живешь по инерции. Словно кто-то при твоем рождении дал тебе пинка — и так ты летишь, сам того не замечая, пока не оказываешься в гробу. Но в процессе постепенного, а не молниеносного перехода от жизни к смерти, несомненно, были и минусы. Не иметь возможности встать на ноги — это самое ужасное, что я на себе испытал. Даже все увеличивающееся жжение в груди и еще более ухудшившееся зрение волновали меня меньше, чем внутренний зуд желания сейчас же подняться, постоять, пробежаться. Без чьей-либо помощи. Иногда из-за этого в моей, наверное, не очень умной голове начинали просыпаться предательские мысли о том, что умереть где-нибудь в пылу битвы — это гораздо более привлекательная судьба, чем медленно гнить изнутри, постепенно разваливаясь. Впрочем, я все равно старался не унывать. Мы с Северусом часто гуляли по городу, наслаждаясь октябрьским теплом. Дожди и холод здесь были редкими гостями, что для англичанина являлось настоящим раем на земле. Правда, по вечерам все же уже было не так тепло, как летом. Берег, куда мы стабильно ходили каждый день, и вовсе после полудня продувался довольно холодными ветрами. Но это никогда нас не останавливало — мы обожали такие прогулки. Есть что-то от Вечности в бесконечном море, сливающемся с горизонтом. Даже если ты прекрасно знаешь, что все когда-нибудь кончается. Я вынырнул из своих мыслей только тогда, когда мой взгляд наткнулся на небольшую черную точку на горизонте. При этом я с трудом замечал даже сам горизонт. Свет был слишком яркий, он, казалось, был повсюду и мир расползался, превращаясь в какой-то эфемерный Валинор. Пару раз моргнув, я повернул голову, чтобы посмотреть на Северуса, который неподалеку кидал камни в море с таким остервенением, будто это море что-то ему сделало. Его я тоже видел смутно, будто кто-то надел мне на глаза очень грязные очки, но не так плохо, как море. Ведь я даже не мог распознать, что это за черное пятно. — Северус, — позвал я мужчину, нервно расправляя плед на своих ногах, в который меня укутали практически насильно. — Скажи, — я указал вперед, туда, где, как мне казалось, должен был находиться неопознанный объект. — Что там на воде? Я… Плохо вижу. — Корабль плывет, — сообщил Снейп, подходя ближе и наклоняясь ко мне через плечо. — Тот же, что и в прошлый раз. Он не так уж далеко. Хочешь на нем побывать? В прошлый раз тебе понравилось. — Мне? — я улыбнулся, поворачивая голову так, чтобы коснуться губами щеки Северуса, немного колючей от двухдневной щетины. — Скорее, вам, профессор. Знаешь, никогда не видел тебя таким оживленным вдалеке от твоих обожаемых зелий. Я помолчал, разглядывая лицо Снейпа вблизи. К счастью, пока я еще довольно неплохо видел на расстоянии до двух метров. В черных глазах мужчины не отражалось абсолютно ничего, но мышцы его лица будто застыли, словно я сказал что-то очень неприятное. — Так что — да, я обязательно хочу на нем побывать, — добавил я, улыбаясь еще шире. Мне лишь мельком пришло в голову, что как раз-таки у меня с посещением корабля связаны вовсе не радужные воспоминания. Но все, что я хотел — сделать близких людей счастливыми. Это была навязчивая идея последних месяцев, цель, к которой я шел, но дойти до которой я был не в состоянии. — Сходим попозже к порту, — пообещал Северус, выпрямляясь и отходя вновь от меня немного в сторону. Эта его отвратительная привычка держать дистанцию была, по-моему, самой раздражающей, а с явным проявлением моей болезни она стала еще более заметной. Я не понимал, как можно жить с человеком под одной крышей и отходить от него подальше при любом удобном случае. Навязчивый голосок в голове шептал, что это попытка Снейпа от меня защититься, закрыться от безнадежности, что я нес одним своим существованием. Сознательно или нет, но он уже учился жить без меня. Это было даже немного обидно. Но в тоже время я его понимал. — Скажи, — после продолжительного молчания я снова нарушил тишину, старательно пытаясь сдвинуть коляску, что застряла в песке, с места. — А почему ты тогда пригласил меня на чай? — О чем ты? — бесстрастно переспросил Северус, наблюдая за моими безнадежными попытками сдвинуться с места, но не спеша помогать. Я был почти уверен, что он понял вопрос, но по каким-то причинам желал его обойти стороной. — Помнишь на пятом курсе ты поймал меня в коридоре и я повел себя немного… неадекватно? — Снейп хмыкнул, чем заслужил мой подозрительный взгляд. — Что побудило тебя в тот момент взять и пригласить меня к себе? — Ты выглядел очень жалко, — признался мужчина, на мгновение теряя свою невозмутимость. — Я поклялся тебя защищать, но ты разрушал себя сам, без помощи Темного лорда, а никто этого не замечал. Ты был похож на меня в тот момент, и я понимал, что ты ощущаешь. Мне показалось, что я выполню свой долг, если окажу тебе посильную поддержку. — Очень в твоем стиле, — сказал я спустя некоторое время молчания, вновь возобновляя попытки сдвинуться с места. — Ты всегда прежде всего выполняешь свой долг. По-моему… Вот черт! — слишком сильно дернув колеса, я с ускорением вылетел из кресла, едва успев выставить руки, чтобы не разбить себе нос. Было даже хорошо, что я упал вперед — Снейп не мог видеть, как исказилось мое лицо от боли, которая сильнее вспыхнула в груди от неожиданной встряски. — Не всегда, — возразил Северус, подходя ближе, но все еще даже не пытаясь помочь. Я уставился на его пыльные ботинки, приподнимаясь на локтях. От моего дыхания мельчайшие частички песка поднялись в воздух, забивая нос, но я не обращал на это внимания, и все смотрел и смотрел на тонкий слой пыли, будто от его существования зависела моя жизнь. — Иногда я допускаю просто досадные ошибки. — И какие же? — спросил я, приподнимаясь теперь на ладонях и переворачиваясь так, чтобы сесть. Мой голос потонул в шуме морского бриза, ставшего таким сильным, будто тот не желал, чтобы я услышал ответ на свой вопрос. Но Северус и не торопился отвечать. В наступившей тишине звучали лишь немного рассеянные ветром, но все же пронзительные крики чаек. Этот долгий звук, высокий и чистый, был настоящим предвестником чего-то неприятного. Чайки оставались единственными существами, которых я не любил в этом городе — они своими криками приносили в мое сердце какую-то черную горечь. Лишь очень смутно я осознавал, что птицы совершенно не виноваты в том, что происходит с моей жизнью. — Я не должен был приглашать тебя к себе, когда мой долг того не требовал. Я не должен был связывать свою жизнь с тобой, если желал тебя защитить, — Снейп сдвинулся с места немного в сторону и протянул мне руку. Поколебавшись, я все же ухватился пальцами за его руку, ощущая, как впились в кожу мелкие частички песка. В эту же долю секунды я оказался на ногах, и Северус жестко обхватил меня за талию, позволяя на некоторое время остаться в вертикальном положении. — Не должен был слушать тебя, когда ты сообщил, что не желаешь бороться. Не должен был ехать сюда. Мы помолчали. В моей голове на пару минут стало абсолютно пусто: как будто ветер, гуляющий по берегу, сумел забраться внутрь моей черепной коробки и вынести за ее пределы все мысли. Но продолжалось это недолго. — Посади меня в кресло, пожалуйста, — немного холодно попросил я, опуская руки, которыми держался за плечи мужчины. Его слова не то чтобы обидели меня — скорее задели что-то глубинное, важное в моей душе. Я не понимал и не смог бы понять, даже прожив еще сотню лет, как можно винить себя за выбор другого человека. То, что я пошел к Северусу во второй, в третий, во все последующие разы, было не его решением, а моим. Я пошел бы, даже если бы меня не звали, даже если бы меня прогнали. Тогда мне просто необходима была хоть чья-нибудь поддержка, пусть даже ненавистного профессора зелий. Но Снейп колебался, будто решал, выполнять мою просьбу или не стоит. Висеть в его руках какой-то безжизненной куклой было неловко и некомфортно, поэтому я вновь поднял руки, опираясь на плечи зельевара. — Северус, пожалуйста, мне больно, — вновь попросил я, и волшебная фраза сработала. Он всегда так заботился о моем благосостоянии, что проигнорировать мое честное признание не был способен, даже если ему очень хотелось. Это была его внутренняя установка, сыгравшая когда-то с нами двумя отвратительную и жестокую шутку. Оказавшись в своем кресле, я, чуть пожав плечами, молча развернулся и неспешно поехал вдоль берега, почти у самой кромки воды. Колеса застревали в мокром песке, но я старательно крутил их, будто боялся оставаться на месте. В общем-то, это было не так уж далеко от правды — я просто не знал, как реагировать на признание Снейпа. Если говорить более простым слогом, не ссылаясь на эфемерный долг, он только что сообщил мне, что жалеет о прожитых вместе годах. А любое сожаление всегда уничтожает в первую очередь любовь. Если она, конечно, была. До этого момента у меня не возникало таких сомнений. Я искренне верил: все, что делает и делал Северус — это ради меня. Понимание того, что он всегда преследовал какие-то свои цели, разумеется, было, но я не предавал этому значения. Ведь я очень любил его, и не мог не проецировать свои ощущения на другого человека. В мою голову прокралась одна очень неприятная мысль: а любил ли я настоящего Снейпа или же лелеял собственную проекцию, вылепленный в сознании образ идеала? Но при здравом размышлении я понимал, что это все, в общем-то, и не является важным. Какое имеют значение предыдущие года, если у меня нет будущих? У меня нет вообще на это времени. У меня нет времени на то, чтобы обижаться по таким пустякам. Нет времени на то, чтобы разбираться в себе. Жалкие несколько месяцев — это даже не год, это ничтожно мало. Мог ли я позволить себе тратить драгоценные секунды на попытки выяснить что-то эфемерное, что-то, что поменяет свое значение ровно в тот момент, когда я по-другому на это посмотрю? Определенно, нет. — Мы пойдем в порт? — решительно поинтересовался я спустя довольно продолжительное время молчания, но, обернувшись, заметил, что мужчина остался стоять там, где стоял; я видел лишь смутное черное пятно. Отдышавшись, я крикнул: — Ты не пойдешь со мной? Вместо ответа Снейп приблизился ко мне, всего за полминуты преодолев образовавшееся между нами расстояние, которое я так старательно увеличивал не меньше десяти минут. Я усмехнулся, пытаясь разглядеть его напряженное лицо, но глаз не видел, как ни старался. — Пропсиховался? — спросил он, но в его хриплом, надломленном голосе не было и доли скептицизма. Закинув на спинку моего кресла плед, про который я и думать забыл, Северус толкнул меня вперед, помогая выбраться из песка, в котором я увяз, едва остановился. — Я и не психовал, я шел… хм… то есть ехал к порту, — я положил руки на колеса и продолжил свой путь, ощущая, что ехать стало намного легче. Мне и не приходило раньше в голову, что управлять инвалидной коляской удобно и легко лишь потому, что Снейп аккуратно координирует каждое мое движение. И при этом было совершенно не важно, пользуется он магией или нет — даже малейшее движение его руки помогало мне освоиться в моем новом положении. Не меньше двадцати минут мы шли молча, погруженные в свои мысли, которые так и норовил выбить из нас ветер. — Я рад возможности, которую ты подарил мне, — вдруг произнес Снейп, но его голос почти перекрыли громкие гудки кораблей с порта, до которого уже было рукой подать. Я вздрогнул и поднял голову, интуитивно найдя взглядом лицо Северуса. Мне показалось, что я ослышался, да и выражение, застывшее на лице мужчины, не давало понять, вправду ли он произнес эти слова или нет. Но переспросить я не успел, потому что зельевар добавил: — Я рад, что не стал прислушиваться к доводам рассудка. Я улыбнулся, отворачиваясь только тогда, когда убедился, что Северус заметил эту улыбку. — Если бы ты только знал, как я сам этому рад, — тихо сказал я, не в силах прогнать с лица счастливую улыбку, которую родили слова Снейпа. Его признание было во много раз ценнее, чем все слова любви, которые от него я никогда не услышу.