Не гасни, уходя во мрак ночной

Не гасни, уходя во мрак ночной Острый свет невыносимо яркого Чидори впивался в слегка прикрытые глаза. Учиха Саске кричал. Кричал от боли, от ярости, от безысходности. Пылающие руины разрушенной деревни вырисовывались сквозь слегка прикрытые веки уродливыми багровыми пятнами, заполоняя небывало ясное сознание отвратительными извивающимися фигурами. Учиха Сакура ждала. Ждала, когда возлюбленный муж, наконец-то, выбьется из своих, наверное, неисчерпаемых сил и перестанет рвать ее обезумевший мир своими криками. Сакура ждала. Наруто, кажется, не проронил ни звука с самого начала боя, старательно отводя удары осатаневшего Саске как можно дальше от того места, где, среди обломков дома Нары, сломленная Учиха Сакура притворялась мертвой. Живые мертвецы притворялись мертвыми. Сегодня утром она заварила невыспавшемуся Саске крепкий чай, а затем старательно разгладила невидимые складочки на плаще ворчливого мужа. Он шел на собрание АНБУ, складочек быть просто не могло. Учиха Сакура хорошая, образцовая жена, которая всегда смотрит вслед уходящему мужу и тихонько вздыхает от светлой зависти к самой себе. Саске, наконец-то, смог физически добраться до отклоняющегося от ударов Узумаки. Яростный удар справа сшиб седьмого Хокаге с ног, тот безропотно пролетел пару метров, приземлившись на стеклянные осколки от окна разрушенного магазинчика цветов своей крепкой спиной. Узумаки так и не проронил ни звука с самого начала боя. В последний раз такое было только, наверное, тогда, когда, смущенный от неловкости ситуации и оттого безмерно раздраженный, вернувшийся в деревню Саске сообщил, что собирается жениться, да и не на ком-нибудь, а на ошалевшей от такой новости Сакуре Харуно. Наруто, тогда еще не великий Хокаге, только напряженно сопел часа два, попеременно бросая на Учиху то раздраженные, то подозрительные взгляды. Но, в конечном итоге, смилостивился и одобрил союз отпетого преступника и образцового медика. Все равно не отговорит. Да и смысла не было. Сакуре тогда еще не снились обезумевшие голоса. Это было всего лишь десять лет назад. Наруто не поднялся после падения, только смотрел в густеющее темное брюхо нависшего неба своими пустыми глазами. Даже великий Седьмой не может найти в себе на это силы. Зато смогла найти малодушная и слабая Сакура, уже словно никогда прежде Харуно. Возлюбленный муж пошатнулся, упав на четвереньки. Черным потоком из сведенного судорогой рта на прожженную боем землю низверглась густая кровь. Саске застонал, хватаясь бледными, запятнанными руками за часто вздымающуюся грудь. Холод этих рук некогда острым ласковым льдом касался ее разгоряченной от смущения кожи. Это было всего лишь десять лет назад. Голоса по ночам не разрывали ее воспаленное сознание укоризненными воплями. Саске исступленно закричал, изо всех сил пытаясь поднять с земли свое умирающее тело. От бессильной злости из воспаленных глаз по грязным щекам текли никогда не виданные слезы. Саске не хотел верить. Саске еще было ради чего жить. Черноволосое дитя, выношенное измученной, искалеченной Сакурой, чье имя она, обезумевшая от боли, кричала во время ломающих пополам схваток. Дитя, легко забравшее у нее свое едва взлелеянное «я». Сакуре, как матери, было позволено назвать ее на свой лад. Сакура Учиха назвала недовольно толкающийся изнутри плод, символ своей вечной любви, Сарадой. Умирающему Саске еще было ради чего жить. Теперь он знал, что, когда его любимой дочери исполнилось пять лет, в светлой кухни их утопающего в тени деревьев дома Наруто сказал Сакуре, что Учиха Саске должен умереть. За стеной дети весело кричали, жадно поедая испеченный на День Рождения торт. Боруто запустил в лицо Сараде ложку крема, а в светлой кухне за стеной его отец сообщал замершей Сакуре, что ее муж должен умереть. Пусть тлеет бесконечность в яростном закате Кое-как, раскачивающийся из стороны в сторону, Учиха поднялся. Узумаки так и не пошевелился, вперив пустой взгляд в едва-едва просыпающиеся, еще сонные отблески далеких звезд на западе. Сакура продолжала лежать в развалинах дома Нары, следя сквозь полуприкрытые веки, как медленно и мучительно умирает ее возлюбленный муж. На расстоянии двух метров, удавленная каменным блоком своего нового дома, лежала убаюканная смертью Темари. Сколько их теперь по всей разрушенной яростью Саске Конохе. Сегодня ранним утром после того, как сонная Сарада съела свой ненавистный овсяный завтрак и угрюмо приложилась к щеке матери, не забыв наградить не менее сонного отца пылкими объятиями и более вменяемым поцелуем, Сакура закрыла за ней легкую дверь и вернулась к Саске. Она вернулась к мужу, который спешно запихивал густо смазанный джемом огромный кусок хлеба в несоразмерный рот. Учиха Саске порой себя переоценивал. Это его и погубило. От воя умирающего мужа, казалось, дрожал высокий небосвод, отзываясь самодовольными далекими отзвуками предсмертных стонов тех, кто лелеял мечту об его уходе. Слишком самовольный для этого уставшего от бесконечных войн мира. Слишком могущественный для крохотной Деревни, в которой уже есть свое божество. Божество, которое продолжало лежать и смотреть в густеющее брюхо равнодушного неба. Божество оказалось слишком слабым. Сакура оказалась слишком сильной. Искры от полыхающего пожара, сожравшего уже большую половину Деревни, визгливой насмешкой окрашивали редкие облака в ярко алый цвет. Ноги надломились под Саске. Он вновь упал, ударившись некогда безупречным лицом о вывернутую тротуарную плитку. Истошный вопль, разрывающий тонкие губы, захлебнулся в очередном потоке густой темной крови. Осталось совсем немного. Узумаки Наруто тоже был прав. Качая на неловких руках еще крохотную Сараду, засиживаясь вечерами с Саске на их светлой кухне и разговаривая до самого утра, пока их не разгоняла разозленная Сакура; обещая Саске, что присмотрит за его семьей, и, даже говоря Учихе, что он – его лучший друг, чертов великий Хокаге был невыносимо прав. Бывший мститель оставался слишком опасным. И проклятый Узумаки оказался провидцем. Разменяв свое искалеченное прошлое, он взял на себя ответственность за все. За каждую отдельную жизнь в этой стране, за все ее будущее. Он никогда не мог до конца верить Саске, время взросления приходит для каждого. Но и он молил небеса о том, чтобы Учиха не предал своего обещания, когда вскрывал тайное донесение от АНБУ. Тогда, в День Рождения ее дочери, Наруто все рассказал. Спокойно и ровно, периодически ковыряя недоеденное пирожное пальцем. Он рассказал, что Саске остался верен бунтующему нраву своего забытого в могилах клана: как некогда уничтоженный Мадара, Учиха пожелал создать новое. Во имя общего блага. Учиха не мог жить спокойно в мире, в котором его законы не главенствовали. Саске был слишком самоуверен. Он так и не смог простить тех, кто предал его семью. Он так и не смог обуздать свою силу. Узумаки же смог сломить в себе любвеобильного мальчишку, став великим Хокаге. Учиха Саске должен был умереть. Ради того, чтобы не бередить едва затянувшиеся раны уставшего от войн мира. Ради того, чтобы не гибли жители вверенной ему страны ради надуманного, призрачно-идеального мира Учихи. Когда-то юнец по-имени Наруто уже видел, на что способен этот клан. И единственный, кто мог помочь спасти находящийся на волоске хрупкий, нежный мир – слабая, малодушная Сакура Учиха. Та самая Сакура, что любила Саске больше жизни. Та, в которой силы оказалось больше, чем в новом коноховском божестве. Это случилось целую бесконечность назад. Она понимала, что должна была это сделать. Она хорошо помнила, что такое война. Умершие товарищи часто приходили в ее рваные сны. Сакура Учиха знала, что так будет правильно. Она всегда была верной дочерью своей страны. Человек согласился, оставшись где-то там. Мир, время и сознание после того, как великий Хокаге в первый раз произнес ей страшный вердикт, слились в единую полосу отрешенности, за которой уже не было Сакуры Учихи. Она продолжала готовить простые завтраки и старательно разглаживать складочки на плаще своего ничего не подозревающего мужа. Мужа, который так и не смог довериться ей. Это случилось всего два месяца назад. А неделю назад, после очередного утреннего собрания, когда зевающие шиноби покидали залитый солнцем кабинет седьмого, он втиснул в ее узкую ладонь маленький толстостенный пузырек, тщательно заткнутый деревянной пробкой. Его пальцы были влажные. Она знала, что четыре капли за завтраком убьют ее мужа за несколько минут. Узумаки решил, что так будет правильно. Без отдаленных стонов боя, без отчаянных болезненных воплей и очередных растоптанных жизней. Великий Седьмой боялся заглянуть в широкий омут зрачков умирающего Саске. Сакура уже не различала, что добро, а что зло. Она осталась где-то там, на Дне Рождения два месяца назад, на том берегу, где еще была жива. Как и Наруто. Они приняли на себя ответственность. Только он не знал, что укоризненные голоса по ночам рвали ее затуманенный мир на крохотные части. Молчаливая Хината сказала ей вчера вечером, что заберет рано утром Сараду на прогулку в ближайший лес вместе с Боруто. Сакура видела, как по фарфоровой щеке верной жены Хокаге в приглушенном свете уличного фонаря, катятся потоками блеклые слезы. Хината обещала ей, что Сарада не увидит того, как гаснет мир ее отца. Время пришло. Мягкосердечная Хьюго поливала никому не нужными слезами погребальный костер крохотной семьи Учих. Хината никогда бы не смогла. Как и ее гребаный муж. Зато слабая, изнеженная Сакура смогла, отдав себя в жертву всем надуманным идеалам. Наруто так и не понял, что Сакуры Учихи уже давно здесь не было. Встань против тьмы, сдавившей свет земной Внезапный истошный вопль потонул в булькающих звуках рвотных позывов Саске. Не чуя под собой ног, обезумевшая Сарада, размазывая по ветру горячие потоки слез, бежала по развалинам Деревни к своему единственному божеству. Не одна Сакура не сдержала своего обещания. Сентиментальная Хьюга не смогла. Или же крохотное, колотящееся в узкой грудной клетке сердце почуяло, что нужно своему возлюбленному божеству. Учиха Сарада каждый вечер ждала своего отца, периодически выбегая на дорогу через цветущий сад, чтобы убедиться, что он не решил поболтать с кем-нибудь, пока она изнемогает от ожидания. Сарада любила своего улыбающегося только с ней легендарного отца больше всего на свете. Как и ее мать. Мать, которая не смогла зажечь в лице дочери очередное солнце. Саске был единственным. Как бы ненавидящая себя за это Сакура не старалась. Она поливала недовольное сморщенное лицо едва рожденной Сарады бесполезными слезами осознавая, что не сможет любить это дитя так, как любила ее отца. Сакура ненавидела равнодушных богов, у которых когда-то вымаливала избавление от одержимостью Учихой. Ей незачем выть поминальные песни над своей изорванной и развеянной по ветру жизнью. Учиха Сакура умерла еще пару месяцев назад. Едва стоило понять, что Саске должен уйти. Он не будет одинок. Учиха, словно в бреду мотнув головой, подался навстречу той, ради которой страстно мечтал жить. Злой полустон еле слышными отзвуками сорвался с изодранных губ. Наруто, наконец, тяжело приподнялся, глядя на умирающего Саске пустыми глазами, впиваясь в самый омут его гаснущих зрачков. Сарада бросилась в объятья слабо разведенных рук отца, всем истерично трясущимся телом закрывая свое хрупкое божество от седьмого Хокаге. Встреть гневом смерть, прошу тебя, отец. Здесь все еще была ее семья. Но Сакуры Учихи здесь уже давно не было. Гаснущий закат легко вырисовывал на нежном бархате темнеющего неба кровавыми пятнами жизнь, которую он никогда больше не сможет увидеть. Сегодня утром она заварила невыспавшимуся Саске крепкий чай, не забыв добавить в него всего лишь две, а не четыре капли яда. После чего неспешно все рассказала своему уже не сонному мужу, не забыв добавить, что умирать он будет около суток. Учиха Сакура не смогла. Она осталась где-то там, на том берегу, где еще была жива. Там, где еще не сошла с ума. Учиха Сакура осталась хорошей женой. Она осталась верной дочерью своей страны. Сакура не позволила погасить его мир так легко. Пусть мир умирает вместе с ним. Какое ей теперь до него дело. Бунтуй, бунтуй, когда слабеет свет.