Анастасия. Возвращение к жизни

Княжна Долгорукая. Было что-то неправильное в том, что она теперь носит эту фамилию и этот титул. Словно само небо посмеялось над ней. К чему было соглашаться? Анна не знала. Но в тот день, когда к ней явился старый князь Петр Михайлович, который принес ей столько бед, что-то в ней сломалось. Он был убит горем, только что похоронив и сына, и новорожденного внука. Обоих унесла холера, вспыхнувшая в деревне, куда уехали князь Андрей с тяжелой Татьяной, слыша посылаемые им вслед проклятия князя. История рода повторялась. Княгиня обезумела и теперь не выходила из дому, потеряв всякий интерес к жизни. Младшая дочь Софья жила теперь с Репиными после того, как Петр Михайлович сгоряча выгнал ее из дому за интрижку, нынче уже не имевшую никакого значения. Лиза так и не сумела простить ему сумасшествия матери, гибели брата и собственной едва не испорченной судьбы. Одинокий и сгорбленный под тяжестью своей вины перед всей семьей, он вызывал жалость. И Анна согласилась принять это имя, чтобы хоть немного облегчить его страдания, с тем условием, что кроме имени и титула она не возьмет у него ничего, предпочитая заботиться о себе самолично. Теперь же Анна чувствовала, что за это имя она расплачивается перед судьбой. Она не имела права. Она изменила и себе прошлой, и себе настоящей. Что ж, похоже, Сычиха права, действительно существует проклятие рода Долгоруких. И она словно испачкала себя этим именем. Так, что не отмыться. Все эти мысли обрывками мелькали у нее в голове наряду со страхом – животным страхом потерять самое дорогое, что было в ее жизни. Они ехали к давно и вечно знакомому дому баронов Корфов – домой! Домой! Пора называть вещи своими именами. Рядом с ней сидел Михаил Репнин, а напротив – доктор Мартын Мандт, которому цесаревич перепоручил заботу об одном из самых лучших своих друзей. Миша скупо рассказывал о произошедшей трагедии. Еще одним ударом для Анны стала гибель Никиты Хворостова. Никита, ставший денщиком молодого барона Корфа, закрыл того своим телом, когда рядом с ними разорвался снаряд. Это спасло жизнь Владимиру, однако не уберегло от трагедии, возможно, еще большей для такого человека как барон Корф – при падении он повредил позвоночник. В тяжелом состоянии его привезли в Петербург благодаря личному вмешательству князя Репнина. Однако дорога заняла так много драгоценного времени. Кроме того, все еще были опасения относительно того, выживет ли молодой барон. Стоило озвучить эту мысль, как Михаил Александрович пожалел об этом. Лицо Анны посерело, а губы сжались еще плотнее. - Полно вам, сударь, пугать барышню, - сочувствующе проговорил доктор Мандт с легким немецким акцентом, - поглядим, что там с вашим подопечным. Диагнозы дозвольте ставить мне. Мало верю я в полевую медицину. Они решительно ничего не смыслят – все болезни ведь от спинного мозга случаются, а ваши русские лекари лечат внешние симптомы. - Конечно, ежели бы хорошие врачи были там, на Кавказе, а не в столичных салонах, была бы совсем иная картина, но они почему-то предпочитают все-таки салоны и известность среди власть имущих, - не преминул отпустить колкость Репнин, который резко огрубел и очерствел после последних событий. Но доктор Мандт пропустил колкость мимо ушей. Его положение при дворе было довольно прочным. А разработанная им атомическая метода в лечении почти всех болезней воспринималась государем как единственно и истинно действенная. С переломами же такого рода доктору Мандту встречаться еще не приходилось. К Владимиру ее пускать не хотели. - Пусть его сперва осмотрит доктор, - впервые с момента встречи мягко обратился к ней Михаил, - вас может испугать… - Меня ничего уже не испугает, отбоялась, - тихо проговорила Анна. - И все же подождите немного, Аня. – Его голос звучал так тепло и нежно, что Анна едва не заплакала – он пожалел ее. Он участлив, но это не сделает ее ношу легче. У каждого она своя. Анна решительно убрала руку князя с ручки двери и вошла в комнату, отчего-то думая о том, что никогда в ней не была, и должна бы была входить при совсем иных обстоятельствах. Запах болезни ударил ей в лицо. Кровь прилила к вискам. Сперва не видела ничего. Перед глазами летали цветные точки, от которых не было спасения. Потом все-таки заставила себя взглянуть на огромную кровать с зеленым бархатным балдахином. Ее освещал солнечный свет, попадая прямо на подушки, где лежал мужчина. Мужчина? Какой мужчина? Володя… Это Володя… Она медленно подошла к постели. Бледное лицо с заострившимися чертами и маской страдания, застывшей на некогда красивых чертах, она и узнавала, и не узнавала. Слипшиеся от пота спутанные волосы, сильно отросшие за последние месяцы, разметались по подушке, щеки и подбородок покрывала темная щетина. Мелкие краснеющие шрамы избороздили лицо – это от осколков, это пройдет. Под сомкнутыми глазами, расчерченными длинными черными рядами ресниц глубокие, сине-фиолетовые тени. Лоб покрывала испарина. Но дыхание было размеренным. - Он спит? – прижав ладонь к шее, чтобы удержать в груди бешено трепыхавшееся сердце, спросила Анна. - Да, ему дали сильный наркотик, чтобы уменьшить боль во время осмотра, - тихо сказал Миша. - Все верно, все верно, - громогласно заявил доктор Мандт, поставив на столике свой саквояж, - вот что, голубушка, вы бы отвернулись пока. А вы, - крикнул он служанок, - помогите-ка мне перевернуть барина набок. - Я сама, сама! – тихонько вскрикнула Анна и торопливо подошла к постели. Миша тяжело вздохнул и сказал стоявшим в углу девкам: - Ступайте на кухню да приготовьте чаю. А потом приблизился к Анне, в ужасе глядевшей на барона. - Я вам помогу, - хрипло проговорил он. - Спасибо вам, Михаил Александрович, - ровно сказала она, не отрывая взгляда от лица Владимира. Такое тонкое, такое изящное лицо, о котором вздыхала еще девочкой, которое позднее едва не возненавидела, а потом поняла, что любила всю жизнь. Он лежал распластанный по постели, не шевелясь. Это прежде здоровое молодое тело и теперь еще не выглядело немощным. - Аня… - прошептал Миша, - и все-таки лишнее… Но она решительно одернула одеяло. Миша помог ей перекатить тело барона набок, очень осторожно, чтобы не доставить ему лишней боли. Потом, поколебавшись, потянулся к рубашке, но Анна определила его, приподняла край, оголяя длинные ноги, покрытые темными волосами. Белая ткань ползла все выше, пока не раскрыла поясницу. Анна тихонько застонала – на пояснице не было живого места. Казалось, вся нижняя часть спины превратилась в сплошное черное пятно, покрытое мелкими порезами. - Идите, Анна, - сочувствующе прошептал Миша, - мы здесь сами. Я же говорил. - А я ответила, что остаюсь, - в ее голосе не было упрямства – одна только железная воля. Во время осмотра доктор Мандт все больше мрачнел, поджимал губы и хмурил гладкий лоб. Его пальцы бегло ощупывали спину барона. - Все же жаль, - наконец проговорил он, - что он спит – надо бы порасспрашивать. Боюсь, что из-за травмы барон мог потерять чувствительность ниже пояса. - То есть… - пробормотал Репнин. - То есть, молодой человек, мы имеем большой риск паралича. Очень похоже на рассечение спинного мозга.. - Но это значит, - побелевшими губами прошептала Анна, - что Владимир Иванович… - Да, мадемуазель, это значит, что Владимир Иванович, по всей видимости, не сможет стать на ноги. Анна покорно кивнула и тут же отрицательно замотала головой. - Но ведь это не точно, - проговорила она, - вы же сами сказали, что это не наверняка, что надобно поговорить еще с бароном во время осмотра… - Боюсь, мадемуазель, что почти наверняка. Все прочее – для проформы. - Доктор Мандт! – не выдержал Михаил. – Мне кажется, что ваша уверенность необоснованна до тех пор, пока мы не выслушаем мнение других лекарей. - Совершенно верно, сударь, - с мрачной улыбкой ответил доктор Мандт, - но будьте готовы к тому, что едва ли вы услышите иное мнение. Однако, могу вас утешить. Жизни его едва ли что-то угрожает. Силы постепенно вернутся. И он сможет жить почти обыкновенной жизнью. Конечно, на балы или в седло ему теперь путь заказан, но можно придумать множество иных занятий. Занятий? Господи, да каких занятий? Для такого человека, как Владимир Корф лучше смерть, чем осознание своей немощи! - Благодарю вас, доктор Мандт, - ровным голосом сказала Анна, - расскажите нам, что теперь в наших силах для скорейшего выздоровления Владимира Ивановича.