***
Даня дергается вперед, садясь на месте, нервно дыша и распахивая глаза. Он не знает, почему сердце бьется так резво, почему дыхание такое частое, почему взгляд бегает всюду, но ничего не может подловить. Ведь последнее, что он ощущал – полное умиротворение и чувство совершенного долга. Откуда паника? Откуда все это? Под боком также раздается шевеление. Миша садится рядом, сонно щуря глаза – почти также, как во... сне? Это ведь был сон, да? - Что такое, Дань? - его голос сиплый, словно прокуренный; может это спросонья, а может он и впрямь слишком много выкурил прошлым вечером. Рэнделл все не может отойти. Его грудь часто-часто колышется, он схватился одной рукой за голову и вперил взгляд в Мишу, всматриваясь в острые черты лица, словно пытается ухватиться за знакомый образ, как якорь за дно океана. - Хэй, все хорошо, - паренек заволновался, видя, в каком нервном состоянии находится тот, поэтому поспешно кладет руку на плечо, чуть сжимая и поглаживая, - Кошмар? - Не знаю, - не менее сипло выдавливает Даня, часто заморгав и понемногу расслабляясь, - Это был очень… очень странный сон. Очень. Миша замолчал, поджимая губы и подсаживаясь чуть ближе, так, что его голые тощие колени касаются коленей парня рядом. Он не был уверен, стоит ли спрашивать: что это было. Но ему и не пришлось. - Это было похоже… Это было похоже сначала на рай. Было очень легко и хорошо. Ты был со мной. Нам было хорошо. Но потом что-то пошло не так и… - Рэнделл резко дернулся и заелозил рукой по своему животу, поднимая серую ткань футболки и со вздохом облегчения осознавая, что никакого кровавого осколка в нем нет, - и я умер. Но ты. Ты остался жив, и это было главным. Словно я должен был навсегда остаться в аду, а ты продолжил ехать к морю, продолжил свою жизнь в рае. Совергон замер, не зная как ему реагировать. Что обычно делают в ситуациях, когда тебе рассказывают сон, в котором дорогой тебе человек погибает из-за тебя? Что обычно делают, когда твой возлюбленный говорит о своей смерти с таким облегчением, при этом стеклянным взглядом рассматривая свои руки? - Но это был сон. И он закончился, - рука Миши оказалась на подбородке парня, слабо обхватывая его и заставляя повернуться в свою сторону, - Рай, он здесь и сейчас. Для меня рай – быть с тобой. И он никуда не денется потому, что я тебя не отпущу. Чтобы этот странный, девичий монолог оборвать, Михаил неловко и быстро чмокает Даниила в губы, на долю секунды запечатляя там свои эмоции и чувства. Доля секунды – а печать на вечность и больше. Даня млеет под боком паренька и подается вперед, чтобы поставить ответную печать на чужих губах, но не желая задерживаться там только на долю секунды.Часть 1
26 июня 2015 г. в 15:10
Рэнделл сидел за рулем автомобиля, крепко сжимая кожаные дуги. Солнце из ярко-желтого медленно переоблачалось в вечернее одеяние, даруя миру вокруг оранжевые и даже алые тона. Оно не было ослепительным, но он все равно чуть щурился, не спуская глаз с дороги. Летняя жара почти не била в нос, ведь из приоткрытого окна струйки ветра обдували лицо, заставляя волосы чуть виться.
Даниил не был уверен, что на самом деле умеет - или умел - водить. Он просто держит ноги на педалях газа и тормоза, плавно нажимая на них в нужный момент. Он просто обхватывает руль руками и бережно поворачивает его в сторону при поворотах. Он просто переключает передачи в определенные минуты, когда это требуется, не глядя перенося ладонь к коробке передач справа. Он просто ведет машину.
Равнина вокруг кажется смолистой из-за солнечных бликов. Она настолько неестественно-настоящая, что от нее не хочется отрывать взгляда – от этой сухой заасфальтированной дороги, от серо-желтых мертвых кустарников по сторонам, от слабой, тоненькой полоски реки. А еще Даниил испытывает очень мутные эмоции по отношению к ней, равнине: вроде бы, место кажется немного, самую малость знакомым, но в то же время парень уверен – он здесь впервые. Но даже подобное не настораживает его.
А еще рядом, на пассажирском сиденье, млеет под нежными, не палящими лучами закатывающегося небесного светила Миша. Он также чуть щурится и улыбается самым краешком губ, но это – именно это так правильно и естественно, так очаровательно. Прошедший день оставил в его волосах, на лбу и в ложбинке над губой небольшие капельки, бисеринки пота. Они настолько крошечные, что не имеют никакой возможности скатиться по загорелой коже вниз, оказаться на подбородке и капелью спасть на одежду.
Солнце стремительно, но в то же время тягуче-медленно продолжает свой путь, продолжает закатываться за небольшие холмы и выкатываться из-за них, все сильнее склоняясь к линии горизонта. Его движение заставляет двигаться и тени. Теперь они гуще, но от того не мрачнее. Казалось бы, все, что способно коснуться Миши - мгновенно становится чем-то светлым в глазах Дани. И поэтому все оттенки, что таятся в складках изглаженной темно-синей футболки паренька, олицетворяются в прекрасном.
Мотор обыденно гудит, и его рев сливается с сердцебиениями обоих. Их сердцебиения сливаются друг с другом и с ревом мотора, если быть точнее. Все вместе переплетается и становится чем-то связанным и единым. Одно без другого превратиться в ни что, и все - он, Миша, автомобиль - это осознают.
На пару секунд Рэнделл позволяет себе полностью отвести взгляд от дороги, уходящей куда-то дальше вниз, и он пересекается на время этих секунд со взглядом Совергона. Нет ярких искр, нет ничего шумного и излишнего. Есть чудесный день и каждый наслаждается им и друг другом. Да, это та самая легкость, которой, кажется, и не хватает в обыденности. Но Даня не уверен. Он не помнит обыденности.
До моря еще достаточно миль, но Даниил уверен, что услышал неровные звуки чайки. Большая белая птица рассекает своими острыми крыльями небо, направляясь в ту же сторону, в которую едут два беззаботных паренька. Она летит, летит, встречает своим оперением попутный ветер и продолжает стремиться к тому западному острову.
Миша не способен свести с нее глаз, зачарованно приоткрывая рот и почти прижимаясь носом к стеклу.
Внезапно все меняется. Равнина остается все такой же смолистой, солнце все так же катится к линии горизонта, чайка все так же продолжает лететь вперед. Но все меняется. Нет той легкости – есть страх. Страх и паника. Страх, паника и твердость действий, которая приходит в экстренных ситуациях.
Теперь руль приходится резко выворачивать из стороны в сторону, ведь сзади их догоняют и поджимают другие машины. Даня не знает, почему он так мчится, зачем он мчится, от кого вообще он мчится – он ничего не знает, он действует на чистых инстинктах и внутреннем голосе, который не кричит, но орет: "Опасность!". И парень не позволит погибнуть ни себе, ни Мише. Ни за что.
Совергон схватился одной рукой за небольшую ручку над окошком, другой – вцепился в кожаную обивку своего сиденья.
В его глазах тоже страх, тоже паника и тоже некая твердость. Даня не успевает задуматься о том, чувствует ли Миша то же забытье – приходится снова вывернуть руль в сторону и вдавиться боком в дверь, их достаточно сильно занесло. Но парень смог выровнять автомобиль, возвращаясь с пыльной земли на серый асфальт и продолжая свой путь после того, кто тот чуть повилял из стороны в сторону.
А их все догоняют. Ближе. Ближе. Непозволительно близко – и машину начинает чуть трясти, когда чужое колесо сталкивается с ее. Она толкается в ответ, надеясь завести врага в опасный поворот, но терпит неудачу.
Рэнделл хмурится, сжимая сильнее руль, почти впиваясь ногтями в ладони и уже чувствуя пульсирующую боль в костяшках от натуги. Бросает взгляд в сторону Миши и ему не надо ничего произносить вслух, чтобы сказать "Держись". Автомобиль тряхануло с такой силой, что, кажется, он сейчас окончательно перевернется на бок и покатится дальше, совершая множественные обороты. Но он просто оказывается в очередном заносе, из которого его в очередной раз возвращает Рэнделл, выкручивая себе руки.
От них не отстают, вновь оказываются рядом, вновь толкают. И им вновь отвечают. На этот раз сил хватает и "вражеский" автомобиль резко завилял, приводя в ужас только из-за такой хаотичности движений. Сворачивает в сторону и наезжает на оградительный забор, что был вдоль дороги. Скорость слишком велика, и он перескакивает его, врезаясь и переворачиваясь вверх дном, с грохотом катится вниз, по оврагу.
Они не слышат криков. Плача. Визгов. Не слышат ничего человеческого – только глухие отголоски холодного железа и хрупкого стекла.
Но конца этому нет, потому великий огненный шар решил сделать им подарок и засветил своими яркими, бьющими в глаза бликами, падающими на лобовое стекло внезапно появившейся сзади машины. Рэнделл не был уверен в том, что сможет от нее также отбиться. Но он был уверен, что Миша не погибнет.
Он был прав, в обоих случаях. Грохот. Визжание шин об асфальт. Битое стекло, разметавшееся по дороге. На руле больше не было длинных бледных пальцев.
Даниил повернул голову в сторону и увидел пустое пассажирское сиденье. Улыбающееся лицо Миши, чуть жмурящееся ни то из-за легкости на душе, ни то из-за солнца, осталось где-то там, в еще не покинувших его уголках памяти. Отсутствие человека, такого чертовски дорогого, важного и любимого, не огорчило его – наоборот, заставило выдавить хоть и вымученную, но улыбку. Если его здесь нет, значит, он жив.
Длинные бледные пальцы в самом деле больше не обхватали кожаный руль. Но они обхватывали броскую рубашку, которая ранее - совсем недавно - была такой небесно-голубой. Сейчас же ее полил алый дождь и омрачил такой кристальный, но далеко не невинный осколок стекла размером с ладонь, часть которого скрывалась где-то слишком внутри. Слишком.
Глаза также щурились на последних солнечных лучах, который еще падали со стороны моря. Его было видно отсюда, совсем чуть-чуть. Дане казалось, что именно они, солнечные лучи, не позволяют ему чувствовать то, что он мог бы чувствовать сейчас. Поэтому ему так адски хотелось, наконец-то, закрыть глаза и впасть в небытие и сделать это до того, как светило исчезнет, передавая свою эстафету другому, но не такому спасительному.
Алые капли быстро впитывались в ткань, стекали по пальцам, обволакивая косточки меж фаланг и почти щекотно касаясь перепонок. Они брали свой путь и дальше, капая в ноги, на обивку сиденья. Они были тем самым алым дождем, которого не хватало местным засушливым землям долгое время. Рэнделл подарил им его.