Кит

Второй месяц совместной жизни парни все еще привыкали друг к другу. Митч был хоинговской домашней феей, бесплатно выполняющей желания от «заварить травяной чай» до «сбегать в Пекин за зарядкой для резиновой уточки». Но Грасси не жаловался, потому что желаний было немного и они никогда не доходили до категории «восемнадцать плюс». И не то чтобы он не хотел или, тем более, не хотел Скотт, просто они боялись спугнуть друг друга. И это опять же достаточно напрягало Митча, потому что довольно странно знать, что у его соседа в тумбочке его потрясающий альбом, где есть рисунки Грасси в повседневной жизни. Или рисунки, где они целуются, иногда без одежды, их много, Митчу очень нравится их разглядывать, пока Хоинга нет. Теплая волна бежит по позвоночнику, когда он пробирается в спальню друга, достает альбом и смотрит на эти карандашные прелюдии, выполненные настолько, черт бы его, правдоподобно, что Митч почти чувствует горячие объятия на спине, чувствует кожей шеи ухмылку и нежный поцелуй, повторяет то же довольное выражение лица, что и его бумажная копия. Это все охуенно так заводит. А потом приходит Скотт с этой его добродушной улыбкой, предлагает позавтракать, и Митч, заливаясь краской, идет на кухню, справляясь о здоровье и работе соседа с самым невинным в мире видом. Раскладывает яишенку по тарелкам с все тем же довольным выражением лица, вгоняя Хоинга в секундный ступор. «Да, я знаю, что ты скрываешь». Парень лишь вытряхивает эти мысли из головы и думает, что Митч бы никак не мог узнать об этом. Грасси только улыбается. Вся эта игра растянулась уже на два месяца и не могла продолжаться дольше, даже до боксерской головы Скотта это начинало доходить. Невозможно постоянно скрываться под предлогами, что Митч ничего не заметит. В конце концов, они вдвоем живут в одной квартире, а не в монастыре, хотя это тоже могло бы не спасти ситуацию. Митч — живой человек, у него есть чувства и желания, симпатии, в конце концов. Они никогда не ставили друг другу рамок, и ничто не могло сдерживать их. Это раздражало уставшего после работы Скотта, когда Митч заботливо приготовил ему сэндвичи и сел рядом, разглаживая влажную после душа челку. — Бусинка, как насчет отдохнуть вечером? Грасси вскинул бровь. Он уже даже не возмущался и не смущался от этой «Бусинки». Свыкся, как с неизбежностью, как с третьим именем, не он его выбрал и ничего тут не поделаешь. — Как насчет кушать молча? Я-то отдохну, а тебе вечером в клуб, насколько я помню. Сегодня пятница, все повалят развлекаться, думаю, у тебя куча работы. И неизменная милая улыбочка с блядскими, блядскими, блядскими ямочками. — Да, и я хочу, чтобы ты стал одним из них. Брось, у тебя вид, как у загнанной домохозяйки с отсутствием супружеского долга. Сходишь, отдохнешь, а я буду приглядывать за тобой на случай чего. — Ночные клубы — это не мое. — А натирать никому не нужные пластиковые стаканчики — твое? Как будто я не знаю, чем ты тут занимаешься, пока меня нет. Митч еле сдержал вырывающийся смешок. Нет, Скотти, не знаешь. — Я плохо танцую, не особенно много пью и не люблю знакомиться с тусовщиками. — Не особенно много пьешь? Не переживай, у нас не большой бар, думаю, тебе в самый раз. Потанцуешь со мной, обещаю, я поставлю пульт на автопилот и не дам тебе заскучать. Ну же, пошли? — Ну, Скотт… — Отлично, вижу, ты согласен, так что иди на работу, удачного дня и так далее, а я спать, вечером вместе пойдем на смену. — Хоинг наглым образом перебил парня и убрал свою тарелку. — Спасибо за завтрак, ты прелесть, — похлопал он Митчи по худенькому плечу и ушел к себе, не допуская никаких возражений. Грасси тяжело вздохнул и пошел собираться на работу, уповая на то, что Скотт все-таки забудет его взять, и тогда еще одна ночь в обществе черно-белых рисунков гарантирована. Каждое утро в жизни Митча теперь напоминало лотерею, благодаря Скотту. Вставать пораньше, готовить завтрак (Скотт настаивал на яичнице по утрам, но Грасси привык к разнообразию в пище), быстрый осторожный душ. Иногда сбегать в магазин, иногда убрать осколки разбитой Скоттом тарелки, иногда задержаться с утра на лишние десять минут и досмотреть выпуск новостей, иногда уложить друга спать, потому что у него страшно болит голова от ночного шума — каждое чертово утро. Нет больше графика, теперь дом — минное поле. Но это дом. Тихий и уютный. Митч удивительно гармонично вписывается в обстановку, и сам это прекрасно понимает. Он бы не понимал, если бы не видел довольное выражение лица Хоинга, когда тот застает его за каким-нибудь домашним занятием или просто за чем-нибудь, и тогда серые глаза, так напоминающие рассвет в океане, отдают светло-голубым, и это значит, что все как надо. Сегодня Грасси никак не мог нормально сосредоточиться на работе, это его раздражало. Концентрация исчезла напрочь, он постоянно отвлекался на мысли о вечере и от этого бесился еще больше, так что весь день походил на какой-то очень странный замкнутый круг, ни конца, ни края, просто усталость и раздражение. Во время обеда он спустился на квартал ниже и выбрал себе место, откуда виден спокойный просторный океан. Где-то тепло, люди слушают чаек или любимую музыку, рассекают пальцами теплый песок, щурятся на солнце, а он тут просиживает брюки на своей ненавистной работе, о которой даже думать не хочется. Как же он устал. Все, чего он когда-либо хотел, — огромный шумный красивый Нью-Йорк. Вовсе не жара, не влажный соленый воздух, не загорелые прохожие, не Голливуд, а мрачный деловитый Нью-Йорк, очаровательный в своей строгости, такой же, как и сам Митч. Ему кажется, что он создан для этого города, что там он сможет обрести сердце. То ли дело Скотт. Он настолько разносторонний и простой, что вписывается в любую местность. Он проживает в Лос-Анджелесе, где люди живут настоящим, и прекрасно себя здесь чувствует. Он впишется даже в мрачный серый величественный Лондон, он прекрасно выживет в ритме столичного Вашингтона, он — бледная Аляска, смелый Техас, блудливая Калифорния, он — красивый Нью-Йорк. Митч только вздыхает, в очередной раз возвращаясь мыслями к работе, и возвращается в офис, чтобы, наконец, заняться той кошмарной статьей о надвигающейся угрозе урагана, который, якобы, прогнозируется этим летом в Лос-Анджелесе. Он, мать его, затрахался с этой работой. Вечером, вернувшись домой, Митч уже направился в ванную, чтобы отлежаться в горячей воде и снять напряжение, но… — Детка, ты вернулся? — Да прекрати ты, блядь, называть меня так, окей? Я. Тебе. Не. Детка. Мне не восемь. — Что-то случилось? Грасси пожал плечами и уперся затылком в стену позади себя. — Нет, ничего. — Тогда собираемся? Ты ведь сегодня идешь со мной. — Да не пойду я никуда, я работал весь день и устал… — А сидеть в этой конуре ты не устал? Сколько можно бегать от офиса до квартиры каждый день? Ты как белка в колесе! Митчи, прошу, идем, ты ведь будешь со мной. Разве тебе что-нибудь когда-нибудь грозит, когда ты со мной? Брюнет обвел взглядом фигуру Хоинга и задумался… Да что тут думать, нет, конечно, рядом с этой дубиной никогда ничего не случится. И с Митчем в его присутствии тоже. — Ну… нет. — Заслуженный мастер спорта по боксу. Митч, это не «ну, нет», это «нет, невозможно, никогда». — Слушай, мне плевать, я не хочу никуда идти. — Объективные причины есть или мне тащить тебя силой? Ты худой, я справлюсь. — Я устал и хочу спать, хочу поужинать и, наконец, убрать в ванной, разобраться с одной статьей, с которой обещал помочь другу, и отлежаться в горячей ванне. — Нет. Думать забудь, либо я тащу тебя прямо в таком виде, либо полчаса на то, чтобы причесать челочку, и ты идешь со мной сам. Митч уже хотел послать друга, как передумал. Ладно, похер, действительно, может, он прав и стоит развеяться, тем более, Митч всегда может свалить домой, а Скотт ведь обещал не дать заскучать. — Полчаса и челочка. И еще… могу я задать вопрос… довольно личный? Скотт вскинул бровь в знак разрешения, мол, валяй. Рисоваться перед Митчем в последнее время становится жизненной необходимостью. — Если ты захочешь привести кого-нибудь домой… ночью, ну, ты понял, то дашь мне знать? Не хочу оказаться в неловком положении, не люблю я этого. Скотт только усмехнулся. Когда он последний раз кого-нибудь приводил? В эту квартиру он пускает только редкие кадры, заслуживающие такого отношения, а с остальными можно неплохо провести время в туалете, подсобке или на стоянке. — Не переживай, не окажешься. И тоже если захочешь, то я прогуляюсь или переночую где-нибудь. — Внутри все сжалось от мысли, что кто-то будет трахать Митча в тот момент, когда Скотт будет рисовать то же самое, но далеко отсюда. — Что? Нет, я так не могу, выставлять тебя и пускать сюда кого-то… это бесчестно. — Ты не должен так думать. Слова и мысли Скотта, видимо, идут разными путями. Любой, кто окажется в постели Митча, будет выставлен за дверь очень и очень неприятным способом. — Хорошо, все, я соберусь — и мы идем, ладно? Меня вообще пропустят через контроль? — Туда и менее красивых пропускают. — Что? — Что? — переспросил Скотт. Митч поджал губы, чтобы спрятать назревающую тупую улыбку, и пошел-таки собираться. Спустя вечность, он выполз из своей комнаты, смахивающий на садовую розу. — Если ты будешь постоянно так ходить, то мое предложение выйти за меня замуж все еще в силе. — О, то есть в толстовке ты меня не любишь? — Люблю, если в моей. — Что? — Что? — Хоинг улыбался одной из тех улыбок, за которых потом получают по морде. — Прекрати… это делать. — Что? Что я делаю, моя госпожа? Что? Заигрывает? Пугает? Флиртует? Шутит? Вместо ответа Митч толкнул его плечом, проходя на кухню, чтобы покормить кота перед уходом. — Ржать надо мной, иначе пойдешь один. — Ты совсем ничего не понимаешь в комплиментах и сарказме, котеночек. — Котеночек?! — «Детка» тебе не нравится. Митч поднял на него тяжелый взгляд, но Скотт расценил его только как очередной показ бусинок. — Оставь детку, звучит сексуально. — Мне и котенок нравится, но как пожелаешь, все равно ты Бусинка. — А как тебе вариант, что я Митч? — Бу-син-ка. Посмотри на себя в зеркало, серьезно, ну ты не тянешь на «Митч». А вот на Детку вполне. Хоинг дурной, совсем дурной, как думается Грасси. Красивый и дурной. Тем не менее, парни добрались до клуба без происшествий, если не считать угрозы «надрать тебе, засранцу, задницу, если еще раз назовешь меня плюшевым бегемотиком, блядь», но все обошлось, потому что каким бы идиотом Хоинг ни был, когда он улыбается, все прощается само собой. Ублюдок. А когда улыбается Митч и эти его сучьи ямочки расползаются по лицу, внутри Скотта все сжимается в маленький теплый комок чего угодно, только не любви. Так ему кажется. Это, наверное, главная причина, почему стоило вытащить Детку сегодня в клуб. В «Бриллард» сегодня намечается большая вечеринка, судя по количеству алкоголя, как сообщил Джо, и все VIP-комнаты уже забронированы. Скотт решил показать Митчу свое рабочее место и, пока подходил народ, рассказывал, что, где и как работает, потом Митч помог ему подобрать музыку. — В общем, вбивай сюда названия своих любимых песен и выбирай из списка ремиксы, вот наушники, можешь послушать. Когда послушаешь — щелкни два раза, и они попадут в плейлист, который я потом рассмотрю и добавлю в наш основной список песен. Идет? Митч был в восторге от этой работы и сразу же согласился, а Скотт спустился к другу в бар помочь. — Хей, как тут у тебя? Джо, высокий крепкий брюнет с сильными руками и довольно симпатичный на вид, всегда отличающийся здравомыслием и адекватностью, расставлял бокалы около шейкера, подготавливаясь к открытию. — Порядок. За пультом — твой парень? Не знал, что ты не свободен… — Нет, это Митч, мой хороший друг и сосед по квартире, вот, решил показать, где пропадаю ночами. — И вы просто друзья? — все еще давил Джо. Скотт кивнул. — Хоинг, ты серьезно? Таких мальчиков щенками разбирают, а у тебя он под носом ходит и вы «просто друзья»? — Это вообще твое дело? — Ты мой друг, так что да, мое. Он тебе нравится? — Что? Митч? С чего ты взял? — Я видел вас двоих, я видел, как ты держался с ним, я вижу, как твои бледные щеки сейчас цвета его бордовой рубашки. — И что? Какая разница вообще? Я его не для этого сюда привел. — Можешь врать сколько угодно, я всего лишь бармен в этой дыре. Но редко видел, чтобы хотя бы Джек приводил сюда хоть одну из своих «подруг» и давал ей хотя бы зайти в рубку, я уже молчу про пульт. — Митч — не какая-нибудь смазливая телка, он мой друг, повторяю. — Ладно, окей, разбирайся с ним сам. — Но… можешь приглядывать за ним, если что? Я ставлю автопилот, буду сегодня в зале, но мало ли, просто не хочу, чтобы с этой ромашкой что-то случилось и, еб твою, прекрати так улыбаться! От этого бармен только сильнее рассмеялся, и Хоинг, махнув на него рукой, вернулся к Митчу, который сидел в наушниках и отбивал ритм ногой, покачиваясь в такт песне. Скотт не стал его отвлекать, уселся в углу и стал заниматься тем же делом, каким и занимается всегда в это время, — рисовать Митча. Только теперь с натуры. За два месяца совместной жизни Митч привык к этому и был совсем не против, но Скотт, взяв в руки карандаш, снова и снова поражался, как этот слабый худой ребенок может выглядеть… так? — Что? — Что? — Доброе утро, Скотти. — Ты так странно на меня смотришь. — Не смотрю, а разглядываю, детка, ты сегодня на редкость… красивый. — В смысле? .. — В прямом, Грасси, ты красивый. — … Ты меня смущаешь… — Прекрати, давай лучше посмотрим, что ты там наслушал, потому что мне уже пора составлять список, который придется выслушивать примерно на протяжении часов восьми. Через всего лишь час клуб наполнился людьми, музыкой и запахами алкоголя, мятной жвачки и духов, словно все посетители пытаются запахами пометить территорию. — Скотт, я отойду ненадолго? — спросил Митч в тишине диджейской рубки, полностью звукоизолированной. Музыка, что звучит снаружи, передается только через наушники на шее Хоинга. — Окей, можем потом спуститься, если хочешь, здесь же скучно. — Нет, что ты, тут классно, я сейчас вернусь. Скотт кивнул в знак согласия, и Грасси побрел на поиски туалета. Было уже за полночь, и люди вокруг изрядно воняли алкоголем, сексом и теми же, блядь, духами, ну сколько можно! Кое-как он нашел мужской туалет, на удивление, без очереди, хотя отчетливо слышал, как в соседней дамской комнате кто-то трахается. Здесь же было тихо, спокойно, и стояли всего пара парней, справляя нужду, к которым, собственно, Митч и присоединился. Не прошло и пяти минут, Митч набирал СМС для беспокоящейся сестры, как его окликнули сзади. Парень поднял взгляд на зеркало и увидел сзади какого-то медвежеподобного мужика в наполовину расстегнутой рубашке. — Какие тут, однако, мальчики обитают. Где же ты был, что я тебя не заметил там? Грасси присмотрелся и увидел светлую золотистую серьгу в левом ухе парня. Понятно. — Там, куда и планирую вернуться, приятно было повидаться. — Митч хотел выйти, но парень перегородил ему путь. — Ну, раз приятно, то оставайся, будет еще приятнее. — Он протянул руки к ребрам Митча, и тот на секунду почувствовал тяжелый запах виски или коньяка, но… — Убери руки от мальчика, иначе я разобью раковину твоим лицом. — В дверях, чудо Господне, стоял Хоинг. — Смелый? Вали куда шел и не мешай нам, мы тут сами разберемся. Скотт только вскинул светлую бровь. За свою жизнь он разбирался со слонами посильнее и поумнее, а этот по интеллекту напоминает червя. — Нет, ты не понял и я поясняю для твоей ракушки: если ты дотронешься до этого парня, то тебе будет пиздец, как плохо, и даже охрана тебя не спасет, хотя она и не станет, я, видишь ли, работаю в этом клубе. Теперь медвежатина отвернулась и отгородила собой Митча, который своими преданными щенячьими глазками смотрел на Скотта, не зная, куда деваться. — Сказано: сами разберемся или тебе это объяснит мой кулак? — Пусть объяснит. — Скотт подошел ближе и оказался чуть ли не на полметра выше противника. — Скотт, нет, пожалуйста, не надо… — подал голос Митчи. Но было поздно, парень вскинул кулак и замахнулся на шею Хоинга, но не успел очухаться, как его запястье было вывернуто, а сам он стоял раком на кафельном полу. Митч, как бы странно это ни было, подлетел именно к Скотту. — Все, все, идем отсюда, он понял, не трогай его, пошли. — Его чуть ли не трясло. — С тобой все в порядке? Оно тебя тронуло? — Нет, мы просто говорили, все, идем, прошу тебя, хватит! Митч выглядел, как безумный, пока Скотт все же не отпустил парня и тот перебрался в угол, потирая запястье. — Что с тобой? Эй, Митчи? — Хоинг потянул руку к другу, но Митч увернулся и выскочил из туалета.