Две лжи

Ах, сколько бумаг им нужно было разобрать; на скольких из них стояла печать Пандоры – не счесть!.. Но леди Рейнсворт слишком уж хорошо знала, кто, когда и как работал в ее поместье, и иллюзий счастливых у нее вовсе не было. А так хотелось бы их иметь. Брейк всегда был чуть ленив и от работы отлынивал. Кажется, Шерон не видела ни одного рапорта от него, который рукой самого Брейка был написан – каллиграфический почерк Рейма слишком прекрасен был, чтобы его не узнать. Когда Брейк мог видеть, за него отчеты писал Рейм. Теперь он даже света не замечал, что уж тут говорить – какое перо ему держать, не говоря уже о дорогих чернилах, закупаемых герцогиней у Дома Барма по очень низкой, правда, цене. – Леди, вот еще письмо из Пандоры, – держась за восковую печать, протянул сверток своей госпоже Брейк и улыбнулся. – Что пишут? Шерон осторожно вскрыла ножичком письмо и развернула его, вглядываясь в буквы, написанные синими чернилами. – Это по прошлогоднему делу Фонарщика, – пробормотала она, кладя письмо обратно в конверт и водружая его на верх небольшой стопочки. – Ты тогда девочку напугал, она чуть от сердечного приступа не померла. – Всем дано право на ошибку, – облокотился на стол своей госпожи Брейк, широко улыбаясь и щурясь. – Она только сейчас выписалась из лечебницы для душевнобольных, – строго ответила та ему, поправляя мягкие свои волосы ручкой. – Забавно, ведь то, что она видела, вовсе не было плодом ее воображения... – Это не смешно, Брейк! – прервала его Шерон резко. – Ты виноват во всех ее мучениях. – Ее чуть не съел Фонарщик, она мне жизнью обязана, – помрачнел Брейк. – К тому же, – тут же он повеселел, – я тогда уже видел не очень, так что... – Ты врешь, – тихо пробормотала Шерон. – Врешь, и это подло. – Но вы ведь меня жалеете, верно? – достал конфетку из кармана Брейк и осторожно положил ее в рот, чувствуя мягкий вкус вишни, растекающийся по всему языку. – Значит, я все делаю правильно. Почему вы жалеете каждого ребенка, моя леди? – Потому что я люблю детей, но сама их иметь не могу, – отстраненно произнесла она, вглядываясь в серые тучи за окном. Начался дождь, и Брейк качнул ногой, когда небо озарила вспышка молнии. Он не вздрогнул от звука грома, а леди Рейнсворт – да; вместе с этим она вздохнула тяжко. – У вас все еще не настали регулы, моя леди? – еле слышно поинтересовался Зарксис, чуть ближе подсаживаясь и почти слыша, как гневно бьется сердце миледи. – Я не собираюсь обсуждать такое с тобой, – воскликнула она, зардевшись, и вздернула прелестный носик, на слугу глядя и зло щурясь. – А вы покраснели, да? – спросил он невзначай. А потом со стола соскочил, к госпоже приближаясь и мягко ее обнимая. – Не волнуйтесь. Рано или поздно природа вернет свое, – произнес он тихо, плечи Шерон сжимая. – Будет слишком поздно, Брейк. Никому не нужно вечное дитя, – чуть надломился ее голос, и Брейк, казалось, услышал тихий всхлип. Леди Шерон могла плакать, и Брейк не собирался ее останавливать. Так... Лучше будет, считал он. – Не говорите так, – почти печально протянул он. – Вы слишком великолепны, чтобы испугать своей вечной молодостью. Голову склонил, думая лишь о том, чтобы пряди седые прикрыли пустую глазницу. – Будь я вашего возраста, я бы не задумываясь замуж вас позвал, – осторожно наклонился он. – Правда. Мягко, почти по-братски, но слишком откровенно, губ леди Рейнсворт коснулся, нежно ее целуя, и прижал к себе сильнее. – Как бы я хотел видеть, насколько вы сейчас покраснели, – раздался его бархатный смех, и Шерон тихо ответила: – Ни на сколько. – А ваши щеки теплы, – осторожно ладонью их Зарксис коснулся, вздыхая. – Так что вы врете, госпожа. И прижался губами к ее виску. – А грудь вырастет. – Н-нахал, – оттолкнула его Шерон, дрожащими губами обвинение произнося, и поправила корсет. – Всю свою жизнь нахалом буду, – довольно улыбнувшись, запрыгнул на стол снова Брейк и протянул ей следующее письмо. – Тоже из Пандоры, госпожа. А Шерон взяла в руку ножичек для писем, осторожно его из ладони своего слуги забирая.