Intimacy

Я лежу в воде. Ощущая себя невесомой и изящной – ничего общего с тем раздувшимся и опухшим созданием, которое теперь все время глядит на меня из зеркала. Пит утверждает, что я прекрасна. Что он обожает мои растущие округлости и плавные изгибы в тех местах, где прежде лишь торчали кости. Но не ему ведь приходится жить и передвигаться в этом теле, ощущая, что центр тяжести сместился, и беспомощно наблюдая, как и конечности, и прочие части тела, включая грудь и живот, теряют свои привычные очертания. Хотя я все еще пытаюсь взглянуть на все его глазами. Пытаюсь принять эти перемены и напомнить себе, через какой ад нам довелось пройти, чтобы дожить до этого момента. Кладу руку на округлившийся живот. Под пальцами внутри что-то трепещет, и я невольно улыбаюсь, почувствовав, как по воде пошла легкая рябь от еле заметных пинков сидящего внутри меня ребенка. Пит кладет руку поверх моей на то место, где он заметил движение. Там вдруг появляются очертания крошечной ступни, которая еще пару секунд давит изнутри на мою кожу, а потом вновь исчезает. Он смеется и снова кладет руку мне на живот в надежде, что она снова будет пинаться. Но она, видать, уже заснула, и он разочарованно откидывается на бортик ванной. - Она снова возьмется за свое после ужина, - говорю я. - Хотя я не собираюсь спешить выбираться из ванной. Подушечки моих пальцев все еще сморщены после почти часа, проведенного в воде, зато я наслаждаюсь тем, что впервые за много недель я не чувствую себя неловкой и громоздкой. - Ну что, я был прав насчет того, что отмокать в ванной не хуже, чем плавать в озере? - говорит он, щекоча дыханием мне ухо. Его ладонь тоже меня щекочет, кончики пальцев поглаживают мне руку так, что я против воли дрожу. - Может быть. Он смеется. Сегодня утром я горько сокрушалась, что сейчас не лето и в такой холод я не могу пойти поплавать, чтобы унять вечно ноющие из-за растущей тяжести спину и бедра. - Давай тогда устроим водные процедуры прямо дома, - сказал он. Когда я посмотрела на него скептически, он взял меня за руку и чуть не силком запихал в ванную, набрав туда до краев теплой воды. Я, как осел, упиралась до последнего, и уступила только, когда, в конце концов, он согласился тоже туда со мной залезть. Вода из ванной льется через край, когда я стараюсь устроится в ней поудобнее и сесть. Я начинаю испытывать дискомфорт, хоть и не готова в этом признаться. Но он и сам это чувствует и тоже приподнимается, давая мне пространство для маневра, несмотря на тесноту. Чуть погодя, он говорит: - Китнисс… - Что? - Мы пока что толком не обсуждали имена. Моя рука снова ложится на живот, я бессознательно черчу круги вокруг своего выступающего теперь пупка. Срок у меня уже почти что тридцать пять недель, а мы действительно пока не трогали эту тему. Вначале мы, видимо, боялись сглазить, и, затаив дыхание все время ждали, пока пройдут десять недель, хотя вслух не решались в этом друг другу признаться. Чуть позже, во втором триместре, мной овладели ночные кошмары. Они усилились. Терзали меня каждую ночь. Пит был все время со мной, пытаясь словами и ласками умерить мои страхи, вернуть меня в реальность, заверить, что со мной и малышкой все будет хорошо, что мы сможем ее защитить. Что ей никогда не придется участвовать в Жатве. Об именах мы с ним пока не говорили. Не до того нам было, когда мы лишь пытались совладать с моим приступом паники. Теперь же, когда осталось всего несколько недель, меня вдобавок терзает зов из прошлого и посещает её призрак. Этого невозможно не заметить, и Пит пытается найти нейтральные слова, чтобы все с этим прояснить. Я вывожу его из затруднения и сама поднимаю эту тему. - Я не хочу называть ее Прим. Он приподнимает руку, чтобы поддержать мне голову. С нее стекает струйками вода – мне на плечо и по моей ключице. Она успевает остыть, стекая мне на грудь, в то место, где бьется мое сердце. Он отвечает мне без слов, одним лишь поцелуем, касаясь губами моей макушки. И там я ощущаю влагу – даже не знаю, вода ли это или слезы. - Не хочу, чтобы она всю жизнь несла это бремя. - Я знаю, - он вновь шевелится, и вода переливается за край. Я откидываю голову ему на грудь и вижу, как мой живот показывается над водой. - Иногда я даже думаю – смогу ли я вообще? Я так запуталась. Настолько сломлена. - Мы оба. Я вспоминаю о матери, которая ушла в свой собственный мир после смерти отца, да так ко мне вполне и не вернулась, когда мы обе потеряли Прим. Да и в моей душе осталось выжженное поле на том месте, где жила моя сестра. Если я сама настолько сломлена, смогу ли я посвятить себя ребенку? - Но мы все еще знаем, как любить, - говорит он. – Этого у нас никто не смог отнять. - А что если одной любви не хватит? - Прежде хватало. Он переплетает наши пальцы и поднимает их, чтоб обозреть на просвет. Я вижу, как блестит мое кольцо, как мягкий отблеск мелькает на венчающей его жемчужине. - А если нет… мы сможем ей помочь это понять. Я не спрашиваю его, как он собирается это сделать, ведь я сама не до конца все понимаю. Его губы вновь касаются моей макушки. Я физически ощущаю его слова, когда он их произносит, и пытаюсь их принять. Не просто осознать, но и поверить. - Наша девочка вырастет сильной, - говорит он. - Такой, как мы сами. Такой, какими мы сами должны быть. Он прав. Она будет сильной. Ведь она - дочь победителей.