Ориентальный романъ.

Колеса застучали по стесанной брусчатке, и Варя впервые за долгое время услышала столичный рокот. Ни с чем не сравнимый визг торгашей и базарок, лязг подков, трескотня прикормившихся чаек, шуршание мешков и сухой соломы — все это мешалось с пряным, впивавшимся в ноздри запахом водорослей и тления. Этот запах шумел, как и волны, бьющиеся с размаха о камни и борта торговых суденышек. В просвете штор заблестела темная гладь — это было море. — Здесь? Но почему? — спросила Варя, выбираясь из кареты и кладя руку на локоть своего спутника. — Мне хотелось лишить вас уже состроенных дворцом паши иллюзий. — Что вы хотите сказать? — Посмотрите вокруг, мадемуазель, — Анвар чуть подтолкнул ее вперед, довольно щурясь, — что вы видите? Рынок? Суету? Море? В первую очередь, вы видите город. Настоящий Новый Рим. Тот Стамбул, который открывается из окон дворца Мидхата-паши, я никогда не приветствовал. Оттуда видны лишь крыши да сады, и от их вида на ум приходит мысль, что за всем этим тонким великолепием жизни нет. Здесь же, на пристани, сколько ни вглядывался, крыш не видно —  видно лишь ту самую скрытую жизнь. Здесь каждая торговка —  поэт, каждый моряк — добрый рыцарь, приносящий в город подводных чудищ с их вкусным мясом. Во дворце этого не ценят... Варя слушала молча, раскрыв рот, и лишь изредка вздрагивая, когда мимо уж слишком близко проносился очередной экипаж. Она никогда не видела Анвара таким: взволнованно-увлеченным, захлебывающимся своим рассказом о чем-то. Она вообще редко замечала за ним проявление эмоций, и от того, не найдясь что ответить, ляпнула невпопад: — Странный вы человек, Шарль. Когда надо, то и слова от вас не дождешься. А как легкая прогулка, так вас на философствования тянет. Анвар, будто воспрянув ото сна, смущенно и потерянно улыбнулся.  — Простите, мадемуазель, не хотел портить вам настроения. Но уж очень хотелось разъяснить некоторые детали. Впрочем, если вам не интересно… — Что вы! — запротестовала Варя, видя, как ее собеседник печально опустил глаза, — очень интересно! Я внимательно вас слушаю. Просто в этом шуме сложно оценить всю тонкость Константинопольского колорита. — Ах, милая Барбара, — улыбнулся турок, — в нем-то как раз вся прелесть. Ничего, когда-нибудь вы поймете. Я тоже разобрался не сразу. — Но вы же родились здесь! — Отнюдь. Я родился в маленьком боснийском городке, название которого вам ни о чём не скажет. А в Стамбул я попал лишь восемнадцать лет спустя, совсем мальчишкой. — Ах, да, помню, вы говорили, что еще учились в Швейцарии… — Да. Кажется, тогда у нас разговор с вами не слишком заладился. Анвар подмигнул ей, а барышня невольно коснулась собственной шеи. Воспоминание о мертвой хватке и дуле револьвера у виска еще не до конца стерлись из ее памяти. — А, впрочем, не будем ворошить прошлое, — турок как бы невзначай провел пальцами по Вариному плечу, — мы уже пришли. — Куда? Пронзительный скрежет бьющегося о пирс железного судна заполнял пристань. Где-то слышался стук деревянных башмаков, хлюпанье носов и плеск, очевидно, от рыбы в плетеных сетках. Варя вертела головой, но никак не могла понять, чем отличается это место от того, в котором она бродила несколько минут назад. — Не сюда смотрите, — усмехнулся Анвар, подводя ее ближе к деревянным помостам, — а во-о-от сюда. У борта вышеупомянутого железного корыта, едва сминая водную гладь, стучала веслами широкая деревянная лодка. На сидениях и по полу ее были раскиданы подушки, пледы, не покрывавшие лишь маленького выступа у носа. На нем, предусмотрительно укрытые навесом, стоял поднос с фруктами и бутылка игристого вина. — Это что? — Мадемуазель Барбара, вы так удивлены, будто бы не рады. — Анвар умильно поднял брови. — Слишком много непонятного за одно утро. — Варя угрюмо потерла нос. — Чего же тут непонятного? Разве не могу я развлечь приятную мне барышню так, как она этого заслуживает? От такой формулировки Варя окончательно смутилась. — А, может, у меня морская болезнь! — хотела было возразить она, но поздно. Суденышко с двумя пассажирами уже отчалило от берега. Шумный базар остался где-то позади, выделяясь на фоне города излишне пестрыми украшениями. А может, это были люди? Варя того уже не видела. Она задумчиво смотрела на фигуру лодочника, возвышавшуюся впереди. Солнце было еще не в зените, и поэтому мужчина стоял напротив него, отчего силуэт, большой и кривоватый, казался Варе чем-то мистическим, таким, что в любой момент готово исчезнуть с лица земли. — Во время Балканской войны его ранило осколком снаряда при эвакуации из Эдирне, где он находился вместе с братом, командиром роты, — сказал Анвар, и, видя, как поджала Варя губы, добавил, — не волнуйтесь, после этого он ничего не слышит. Так что можете говорить спокойно. Варя кивнула и снова вгляделась в фигуру лодочника. Он то и дело подносил руку к шее, проводя снизу-вверх, будто его мучил аллергический припадок. — С тех пор голова Исмета всегда клонится к левому плечу, и ему стоит больших усилий держать ее прямо, — продолжил эфенди, усаживаясь по-турецки на подушках, — к слову, событий более значимых, чем это ранение, в жизни бедолаги-лодочника так и не произошло. — Зачем мы здесь? — резко спросила Варя и дернулась, отчего их маленькое судно заметно покачнулось, — уж явно не за тем, чтобы пить шампанское и рассуждать о тяжелой судьбе лодочника. — И для этого тоже, — откусив от персика, ответил Анвар, — на самом деле, мне просто хотелось поговорить с вами в неформальной обстановке, — в любой другой ситуации Варя посчитала бы это началом любовного признания, но, зная Анвара, она лишь стиснула зубы и продолжила слушать дальше, — во дворце слишком много лишних ушей, а нам всё же стоит обсудить произошедшее убийство. "Наконец-то!" — возрадовалась истосковавшаяся по приключением девичья душа, а кокетство на пару с горделивостью вслух сказали: — Не лучшие разговоры для прогулки. — И всё же, — настаивал турок, — что-нибудь интересное заметили? — Когда там. Я же теперь все время под присмотром. Куда не пойду — за мной следят! — Я не буду повторять, что это сделано в целях вашей же безопасности, — спокойно сказал Анвар и выудил из-за пазухи футляр с затемненными очками. — Бросьте, — устало продолжила Варя, — вы меня, кажется, развлекать собирались. — Ну, а чем легкая аналитика вам не развлечение? Девушка лишь закатила глаза. — Итак, начнем, — Анвар галантно предложил собеседнице фужер с шампанским, — что мы знаем об убийстве? — Немногое. Жертвой должна была стать я, а стала Розафа. — Не всё так просто, — растягивая каждое слово, ответил Анвар, — вы же весь день провели с несчастной? — Только вечер. — Не страшно. Главное, что целью были не вы. Варя, уже открывшая рот, дабы положить в него дольку мандарина, со всплеском уронила плод за борт. — Ну сами посудите, — предварил ответ барышни турок, — зачем кому-то вас убивать? Я долго размышлял над этим и пришел к неутешительному выводу: убийцей могла бы быть сама Розафа, но, знаете ли, проблематично самой себе нанести подобные тем, что мы видели, увечья, себя же перепутав с объектом преследования. — Но почему она?! — Ревность. Она была молода, впечатлительна. Наслушалась в гареме сплетен о нас с вами и решила убрать мешающее звено. Варя покраснела. — Невозможно. — Согласен. Поэтому перейдем к версии номер два: убийца — одна из девушек в гареме. Ей бы точно также двигала ревность, но тогда возникают сразу два вопроса. Во-первых, как у воспитанных исключительно по заповедям Пророка и страхе перед ним девушек созрел в голове план столь изощренного убийства, во-вторых, где бы жительница гарема достала запрещенное на женской половине дома холодное оружие, и, наконец, в-третьих, почему убить решили вас, а не мою невесту? — И поэтому… — Поэтому я и пришел к выводу, что целью изначально была Розафа. Кто-то подслушивал ваш ночной разговор. — Но кто?! — вскрикнула Варя. — Пока не знаю. Но мотивов открывается сразу несколько. — И один из них, наверное, как в романе, должен непременно сблизить нас с вами? — засмеялась девушка, пригубив игристое. — Именно! — усмехнулся ее собеседник, — но давайте шутки в сторону. Убив Розафу, преступник подставляет вас. Из этой версии вытекают еще две, которые непременно оказываются с единым концом — вас во дворце быть не должно. Убийца преследует именно эту цель. — Но как?! — Вас могут либо казнить, либо выслать. И оба эти пункта неизменно связаны с моей должностью. Девушка поперхнулась. — Почему вы так думаете? — Вы — мой секретарь. Если что-то подобное произошедшему дойдет до халифа, это будет нешуточным ударом по моей репутации, а она, сами знаете, нарабатывается годами, а рушится в один миг. Испуганная Варя подвинулась ближе к краю лодки. — Нам срочно нужно найти убийцу. Я не могу допустить вашей отставки! Анвар рассмеялся в голос. — Ну, отставку мне не дадут, а вот лишить привилегий могут запросто. Да вы успокойтесь, мадемуазель, и со мной, и с вами тем более ничего не случится. Вы — иностранка, и максимум, что с вами сделают, так это отправят домой к господину Яблокову. На подобное замечание Варя лишь фыркнула. — Зря вы так, — усмехнулся турецкий шпион, — я вот в этом ничего плохого не вижу. Будете жить с ним в разных комнатах, утром встречаться, обсуждать политические новости, завтракать, а потом также мирно разбредаться по углам. — Избавиться от меня хотите? — язвительно спросила девушка, больно царапаясь о деревянный подлокотник. — Ну что вы, как можно, — Анвар протянул ей платочек, — как же я смогу без своего референта! — Заведёте себе гарем. По жене на каждый день недели. Они будут молчать и танцевать, а не приставать к вам, как я, с глупыми распросами. — Для начала, — то, как Варя напрашивается на комплименты, Анвар знал, поэтому подобные порывы всегда оставлял незамеченными, — в гарем «дурочек» не берут. Мужчине нужна не только женщина, но и собеседница. — Ну это как посмотреть, — барышне очень уж хотелось пококетничать, — я вот замолкаю редко, меня такую и в ваш гарем не возьмут, и вообще… — Сударыня, — зевнул Анвар, — тема себя исчерпала. Если вы хотите услышать, что вы — самая прекрасная женщина на земле, и каждый второй, или даже первый мужчина готов целовать вам ноги, то за этим, пожалуйста, к мсье шифровальщику. Про гарем я вам все объяснил, но вы же меня не слушаете. — Ах, так?! — Варя разозлилась. И в позе, и в речах Анвара ей почему-то страстно захотелось увидеть полковника Лукана — похотливого и понятного, потому что холодность турецкого советника была в разы больнее румынской пошлости. Раздосадованная собственным положением и, как показалось Варе, непривлекательностью для почтенного эфенди, барышня встала и дерзко поставила ногу на бортик шатающегося судна. — Вы, воспитанник швейцарского пансиона, вы никакого понятия не имеете о галантности! — Госпожа Суворова, сядьте, не хватало вам еще в воду свалиться. — А вот не сяду! — Варя уже давно поняла, как несостоятельна и совершенно по-детски глупа ее обида, но продолжала бороться, — вот заболею и умру, и будет это целиком на вашей совести! — Варвара Андреевна, я не шучу, — сказал Анвар уже по-русски, зло посверкивая очками, — немедленно сядьте. — Ни за ч… — Варя не договорила. Предательски высокая волна качнула лодку, и секретарь резидента турецкой разведки, раскинув руки, полетела вверх тормашками в мутную гладь Мраморного моря. Холодная вода обжигала. Барышня испуганно затрепыхалась, но ни куда она упала, ни где теперь была пресловутая лодка, определить не смогла. «А ведь говорят, что женщина на корабле — плохая примета» — подумалось Варе, запутавшейся в развязавшемся поясе кафтана. Она вдруг вспомнила о письме к родителям, которое три дня назад собиралась отнести на почту, но так и не осмелилась. Ну не готова была Варя рассказать, что сбежала во вражескую столицу, а врать про то, что Анвар украл ее, барышне не хотелось. Конечно, рано или поздно семья адвоката Суворова спохватилась бы, и стоило бы предупредить отца с матерью о щекотливости ее, Вариного, положения, но девушке было стыдно. «Давайте, забирайте, родные мои. Дурочкой оказалась ваша Варя, не место ей в секретарях советника» — начала продумывать девушка письмо, но вдруг почувствовала, что воздух в легких давно закончился. Она попробовала закричать, но сделалось только хуже — в горло полилась вода, а в глазах, и без того наблюдавших лишь зеленоватую муть, сделалось совсем темно. Тут что-то жахнуло рядом, и чудесная сила, как показалось Варе, своей могучей дланью потянула ее за шиворот наружу. В глаза ворвался яркий свет, и над ухом, тихо-тихо, как комариный писк, зазвенел чей-то отдаленный говор. Но и он через какое-то время сделался громче, невыносимей, а свет закрыла взъерошенная светлая макушка. — Ну слава богу, — выпалил Анвар, переводя дыхание, — ну и напугали же вы меня, мадемуазель. Нахлебаться не успели? — Долго я была без сознания? — мертвецким голосом спросила Варя, в душе радуясь тому, что собеседник был так взволнован. — Секунды две, не больше. Варя закашлялась, издавая звук, похожий скорее на брачный зов лягушки. — Значит, все-таки наглотались, — Анвар бесцеремонно дернул пуговицы женского кафтана, оставляя Варю в одной широкой рубашке. — Не смотрите не меня! — прохрипела девушка, пытаясь отмахнуться — корсета-то на ней не было уже с неделю. — Не смотрю, — турок демонстративно закрыл глаза и, не глядя, стал кутать Варвару Андреевну в свой камлотовый сюртук, — не хватало еще, чтобы вы заболели. — Не хотите со мной возиться? — насупилась Варя, легонько отталкивая Авара в сторону. — Не хочу один пить чай и мучиться с бумагами, — он улыбнулся, продолжая держать глаза закрытыми. Варя попробовала улыбнуться в ответ, но почувствовала, что от дрожи и зубом на зуб не попадает. — Вот это уже совсем ни в какие рамки, — Анвар осторожно приобнял девушку за плечи, — вы позволите? Варя не поняла, что должна была позволить, а потому ничего не ответила. Дрожь сковала язык и была такой сильной, что у барышни даже не сразу получилось утвердительно кивнуть. Впрочем, закрывший глаза Анвар всё равно ничего не увидел. Сморщив лоб, он властно притянул девушку к себе, обняв таким образом, чтобы та поскорее согрелась. Поняв, в какое положение ее поставили, Варя хотела было вырваться, но тяжелая ладонь уверенно придавила ее голову к мужскому плечу. — Лежите уж, — сказал Анвар устало, — что же я теперь скажу господину Фандорину при встрече? — Вы н-ничего ему не скажите, в-вы его з-застрелите, — проклацала зубами Варя. — Посмотрим. Мимо проплывали суда, и Варя, замечая хоть одного человека на палубе, стыдливо прятала голову в воротник мужского сюртука. «Ну и дела» — думала она, хихикая про себя с досадой, — «подумают еще, что мы « парочка влюбленная на прогулке». Лодка мерно качалась, ласкаемая солнцем и бегущими волнами. Вареньке вдруг подумалось, что не только жизненный уклад Анвара, но и жизнь всего этого города разнохарактерна и пестра, словно состоит из множества заплат. Природа и техника, тысячелетняя древность и нынешний день сосуществуют рядом. Красота и фальшь, полезное и ненужное уживаются друг с другом, переплетаются и громоздятся одно на другое, как разговоры об убийстве и позорное падение в воду в разгар погожего осеннего дня.