***
Билл уже хлопотал на кухне. Наблюдая за ним, я мысленно делал выводы. Надо что-то с этим делать. Не может же он у меня всю жизнь жить? Надо будет попробовать починить его драндулет. — Приятного аппетита, — сказал Билл, ставя передо мной тарелку с блинами и стакан молока. Как же давно я не ел блинов. — Спасибо, Билл, — сказал я с набитым ртом. Мой взгляд привлекла мигающая кнопка на телефонном аппарате. Голосовое сообщение. Жестами я показал Биллу, чтобы нажал, не хотелось отрываться от еды. Сначала послышались какие-то шорохи и кряканье, потом шепот — выяснение, кто будет говорить. — Привет Том! — послышался веселый голос Георга, — Пошел ты… — последнее, явно относилось не ко мне, это было ясно из смешков на заднем плане. — Мы это, с пацанами решили, чего тебя дергать, суббота как ни как, сами забежим за текстами, щас я… — послышался шлепок, и визг на заднем плане. Смешки, сопровождающие Георга все это время, стихли, а потом послышался нарастающий гул. — Убью тебя, сука! Иди сюда! — голос был похож на Густава. И снова крики. — Это, Том, короче… — это был уже Алекс, — мы будем у тебя ровно в 12 часов. Я поперхнулся и судорожно закашлялся. Билл постучал мне по спине, мне стало легче. — ВО СКОЛЬКО?! — завизжал я удивительно тонким фальцетом. — В 12, — повторил Билл. Я глянул на часы. Ровно 12. Звонок в домофон. — Билл, быстро в комнату, поройся в моем шкафу и одень что-нибудь приличное! Живо! — Билла и след простыл, а я кинулся к домофону. — Привет! — друзья ввалились в квартиру. Я сделал вид, что рад их видеть, натянув на лицо фальшивую улыбку. Я очень переживал по поводу Билла. Что делать? Что делать? Как мне объяснить наличие мальчика в моей квартире, тем более, абсолютно идентичного мне? К моему огромному несчастью, Георга с Густавом я знаю очень давно, и они знакомы лично со всеми моими немногочисленными родственниками. Я пожал всем руки, лихорадочно соображая, что говорить дальше. — Густав, что с тобой? — спросил я, указывая на массивный синяк у него на лбу. — Не спрашивай, — буркнул он, косясь на Георга. У Георга под глазом налился не менее впечатляющий синяк. Повисло молчание. Алекс захихикал и получил локтем в живот. — А мы тут за текст… — начал Георг. — На! — оборвал я, вручая ему стопку листков. Я слишком быстро отпустил, и ему не удалось удержать их. Далее пацаны, естественно, хотели остаться, но я сказал, что занят. И они уже собрались уходить. Я уж было подумал, что обошлось. Но тут, как назло: — Том, а можно… — из-за занавески вышел Билл. — Оба на! — воскликнул Георг. Густав присвистнул. — Так вот, чем ты тут занят… — снова захихикал Алекс, и снова получил в по башке. Только уже от меня, и тапком. Билл понял свою оплошность и глупо улыбнулся. А все-таки чувство стиля у него определенно есть. Надел мою некогда любимую белую футболку и голубыми разводами, ой, как они были сейчас не кстати, и мои широкие джинсы. — Пацаны говорили, что ты того, а я-то, дурак, все не верил… — протянул Алекс. — Ты точно дурак! — огрызнулся я. — Ну-ну, голубок, остынь! — начал было Георг, но, молчавший до этого момента Густав, сделал жест рукой, и все замолчали. Густав подошел ко мне, и внимательно посмотрел мне в лицо, а потом на Билла. — Том, а это случайно не…? — Густав запнулся, так как знал, что при мне это имя употреблять запрещалось. — Да, Том, — теперь и остальные поняли, в чем дело. — Ты же говорил, что он… или нет? В сердце вновь закололо. Но я справился с этим, уже не больно, почти… Зато я знал теперь, что надо делать. И нерешительно кивнул. — Но он же вроде… — …пропал без вести, — закончил я. — А теперь вернулся. И все вопросительно уставились на Билла. И я дико испугался, а вдруг просекут? Понял ли Билл? Да, точно, не понял. Но то, что сделал Билл дальше — повергло меня в глубокий шок: он опустил голову и подошел ко мне. — Знаете, — произнес он, глядя щенячьими глазами на меня, — это так тяжело… знать, что где-то есть родной, близкий тебе человек, и не иметь возможности видеть его, не знать, где он… — Билл поджал губы, опустил взгляд, и подался вперед, уткнувшись лицом мне в шею. Тонкие ручки обвили мою шею и талию. Я последовал его примеру и крепко обнял Билла, прижимаюсь щекой к его лбу. Должен признать, Билл был гениальным актером. Так натурально вздрагивали его худенькие плечи, и всхлипы были такими реальными. Замечательно! Театральное училище с руками и ногами оторвет! Я почти поверил ему, если бы не знал… и я знал, пока по коже не пробежала теплая капля, оставляя за собой влажную дорожку. Я похолодел. Слезы? Неужели… Мальчики, переговариваясь о чем-то, тихо удалились. Я дождался момента, пока шаги за дверью стихнули, и оттолкнул гуманоида от себя. Билл отлетел и прикрыл глаза рукой. — Билл, что с тобой? — тихо спросил я. Но он отрицательно покачал головой и убежал в ванную. А я сел на стул, ожидая Билла. Он вышел посвежевшим, но без своей фирменной улыбки. — Том, — тихо произнес он, опускаясь на стул рядом. — Я так понял, что меня приняли за кого-то другого? — я кивнул. — Может, расскажешь? — я сначала кивнул по инерции, но потом отрицательно покачал головой. Не хотелось мне говорить об этом… Билл снова отвел взгляд. А может, и правда станет легче, если поделиться с кем-то? — Ладно, слушай… — тихо произнес я начал рассказ… — Этот день на долго запомнился всем врачам и персоналу. А именно, в этот день, 1 сентября, когда миллионы дети по всей планете идут в школу, на свет появилось одно из чудес науки, точнее два. Родились близнецы. Большая редкость, между прочим. Так чем же именно эта пара заинтересовала медицинских работников? Первый ребенок роился абсолютно обычным. Крепкий, тяжеленький мальчишка. Мать окрестила его Томасом. А вот второй ребенок появился на свет и тоже, как и все, заорал. Только этот крик не был похож на крик младенца, а, скорее, на истерический вопль. Мальчика окрестили Вильгельмом. Мальчики были абсолютно одинаковы внешне и капитально разные внутренне: Том был очень активный, ребенок, ни секунды не мог устоять на месте! Самый обычный ребенок. А Вильгельм был невероятно спокойным, что вообще не свойственно маленьким детям. Он любил одиночество и не любил, когда его кто-то трогает. А Тому было вообще не легко. Чувствительному и игривому мальчишке, лезшему к брату поиграть, часто доставалось по голове чем-нибудь тяжелым. Том плакал и убегал. Мальчики немного подросли, но ничего не изменилось. Том оставался прежним, да и Вильгельм тоже. Мало говорил, часто сидел, просто тупо глядя в одну точку, или рисовал что-то странное. Родители никак не могли понять в чем же дело. А потом случилось страшное: У Вильгельма обнаружилась эпилепсия. Как он ей заболел — неизвестно. Я не знаю, как точно ее подхватывают, но факт остается фактом. Родители были очень расстроены. Болезнь мало приятная и не излечимая. Были подозрения насчет Тома, близнецы, как никак. Но все обошлось, Том был здоров. Жизнь вернулась в прежнее русло, и снова трагедия… В тот день родители ушли в кино, а четырехлетние мальчишки остались с няней. Няня была преподавателем химии в вузе и очень любила свой предмет, поэтому, когда дети засыпали, она раскладывала в кухне все свои пробирки и начинала химичить. Вильгельм неожиданно проснулся и пошел на кухню. Ребенок тихо зашел в комнатку и… Это был несчастный случай, и, собственно никто не был виноват. Но с тех пор Вильгельм ослеп. Органы полностью атрофировались, а от глаз до ушей ярко очертились вены. Радужная оболочка была почти не заметна. Родители разошлись: отец не хотел иметь такого сына как Вильгельм. Мама тоже не горела желанием. Вильгельма отправили в интернат для людей с ограниченными возможностями. Мама не упоминала о нем. А я, войдя в сознательный возраст, даже не знал, что у меня вообще есть брат. Я узнал об этом в 8 лет. Перебирая бумаги, я случайно нашел свидетельство о рождении. На нем стояла моя дата, мой город, мой роддом, мои родители и моя фамилия. Но вот только имя было не знакомо мне. И я подошел к маме и… нет, я не показал ей его, я попросил показать мое. Мама показала. А потом я отдал ей зеленую бумажку. Мама расплакалась. После длительных убеждений, она все же рассказала. Признаться, у меня был шок. Я всегда чувствовал что-то не то, как будто чего-то не хватало, но я и подумать не мог, что у меня есть близнец. И я не мог усидеть на месте, каждый день я просился туда, к нему. Очень уж хотелось познакомиться со своим близнецом, да оно и понятно, а какой реакции можно ожидать от восьмилетнего ребенка? Мама предупреждала, что лучше не надо, что это не принесет мне ничего хорошего, но я настоял… Порой, я очень жалею, что вообще нашел это чертово свидетельство. Но… может, оно было и к лучшему…***
Высокая девушка в белом халате вела меня по светлым коридорам интерната. Мне было не по себе. Я старался не смотреть на его обитателей, потому что зрелище было не для слабонервных. Когда мы проходили четвертый этаж, мне закрыли глаза. Я так и не понял, кто там жил, но мне сказали, что моя детская психика этого не выдержит. Я не спорил. Мы остановились перед бежевой дверью с номером 302. Мне было страшно. Девушка улыбнулась мне и легонько толкнула вперед. Я сглотнул и толкнул дверь вперед. Признаться, я был удивлен. Я думал что мой брат лежит в белоснежной, выложенной кафелем палате, с потрескавшейся плиткой, но мои ожидания не оправдались. Палата радовала теплыми тонами бежевых обоев и темно коричневым полом. Она была не большая, но уютная. Из мебели были только шкаф, кровать, тумбочка и несколько стульев. Еще около кровати высилась капельница. — Кто здесь? — послышался детский голосок. Я вздрогнул. Мне казалось, я вошел бесшумно, оказывается, нет. Голос был чем-то похож на мой, только казался чуть ниже. — Твои шаги мне не знакомы, кто ты?! — повторил голос, чуть раздраженней. — Я… я… — я не мог подобрать слов. Фраза типа: «Здрасте, я ваш братик» могла не прокатить. Да и как он отреагирует на нее? Знает ли, кто я такой? Знает ли о наличии брата? Вряд ли… Я сделал несколько шагов вперед, по направлению к кровати. Я подошел и обмер: в белых простынях лежал мальчик, абсолютная моя копия! Только моя кожа, успевшая принять оттенок легкого загара, отличалась от его мертвенно-бледной. Еще он был невероятно худой. Просто скелет ходячий! Кхем… простите… лежачий. И глаза… я никогда такого не видел! Это, правда, было жутко! Все, как описывала мама! — КТО ТЫ?! — рявкнул он. Я вздрогнул, подошел ближе и опустился на стул у кровати. — Привет, — тихо сказал я. — Ну, привет, — недовольно отозвался он, — Судя по голосу, ты мальчик, причем, не старше 10 лет, — я кивнул. — Да, ты прав, мне 8… — Так, и что же ты от меня хочешь? — он смотрел в одну точку, неужели правда не видит? — Меня Том зовут… — я в тайне очень надеялся, что мама говорила ему про меня. — Том? Том… Том! — некоторое время он произносил мое имя в разных интонациях. — Нет, я не знаю никого по имени Том, — заключил он, — уходи. — Нет! — возразил я, — я так долго ждал этой встречи, сам того не понимая. Неужели родители не рассказывали тебе? — Нет у меня родителей! — взвизгнул он, сжимая кулаки. — Есть! — воскликнул я, хватая его за руку, — Мама и папа, а я твой брат. — Брат? — слабым голом произнес он. Глаза медленно повернулись в мою сторону, — Томми? — в глазах его что-то мелькнуло, или мне показалось? Я улыбнулся, — да, мама говорила о тебе… — произнес он, садясь на кровати и улыбаясь. Сердце готово было выскочить из груди. Давление поднялось, в висках стучало. Было ощущение, что я на гране обморока. Он протянул ко мне руки, я осторожно приблизился к нему, обнял. — Братишка… — прошептал он, обнимая меня. — Да, мама говорила о тебе, какой ты умный и спортивный… — его руки нежно гладили меня по спине, как будто искали что-то, поднимали вверх, — какой ты веселый и способный, — я едва сдерживал слезы. Наконец-то, наконец-то я нашел тебя — самого близкого и родного для себя человека. Того, кто всегда поймет и поддержит. Того, кто любит меня, кого я люблю. Вильгельм взял меня за плечи и легонько отстранил от себя. — И как она тебя любит! — на последнем слове лицо его вдруг преобразилось, но я ничего не смог разобрать, так как холодные тонкие пальцы сомкнулись на моей шее, — да, я тоже давно ждал этой встречи, сука! Ждал и все думал, как бы отомстить. Ты отнял у меня все. Родителей, дом, все! Да, они приходили. Да, они говорили. О тебе. Только о тебе! Знаешь, как мне было больно? Сейчас узнаешь! — пальцы сжались сильнее. Воздуха катастрофически не хватало. Пальцы рук и ног похолодели. На глаза наползала чернота. Жизнь покидала меня. Последнее, что я помню — как в палату вбежали санитары, а потом яростный крик Вильгельма…***
Я замолчал. Билл сидел, опустив глаза. — А что дальше было? — тихо спросил он. — Да ничего, — пожал плечами я, — на следующий день Вильгельм умер. А через день в интернате случился пожар, и все документы сгорели. Многие воспитанники сбежали. Кого-то вернули, кого-то нет. Вильгельма записали в пропавшие, так как труп его исчез. Мама не сопротивлялась. Документов оформить все равно не успели, да и все сгорело, — Билл поднял на меня глаза. — Это так печально… Казалось бы брат близнец… — я кивнул, тупо глядя на стол. — Я долго не мог смириться. Очень переживал. А потом просто решил не вспоминать. Самое страшное для меня сейчас — осознавать, что я один, совсем один, понимаешь?! Мама умерла, папа тоже неизвестно где, родной брат убить пытался! У меня никого нет! — истерика. Банальная истерика, какие со мной бывают. Билл смотрел на меня с сочувствием. Такой судьбы, как у меня — врагу не пожелаешь, и он понимал. — Ты не один, — выдавил он, накрывая мою руку своей, — у тебя есть я, — я взял руку Билла в свои, рассматривая причудливые линии на ладони. В душе началась вторая мировая война. Было не то, чтобы больно, нет, боли я уже давно не чувствовал, было обидно. А Билл сидел молча, пока я рассматривал его руку. Взгляд мой остановился на длинных ногтях. — Билл, ты хоть раз со время прилета ногти стриг? — Что? — удивился он. Я провел пальцами по его длинным ногтям, — так их что, стригут?! — воскликнул он. Знаете, что такое детская неожиданность? А я теперь знаю. У Билла было такое удивленное, такое забавное выражение лица. Я моментально забыл про все на свете. Стало как-то весело на душе, и легко. Я ушел в комнату и вернулся с ножницами и пилочкой. Да, да, у меня пилочка была на самом видном месте. Во-первых, гитаристам положено следить за руками, особенно, за левой. А во-вторых, пилочкой очень удобно затачивать медиаторы, как бы это глупо не звучало. Звук совсем другой получается! — Давай руку! — сказал я, хватая его за кисть, но он поспешно отдернул руку, прижал ее к груди. — А больно не будет? — я засмеялся. — Да нет, конечно! Они же уже мертвые! Садись… — Билл недоверчиво устроился рядом со мной. Я взял его за руку. — А как вы ногти укорачиваете? Ну, там, у себя? — спросил я, аккуратно подпиливая уголки. — У нас такого понятия как ногти вообще нет, — ответил он, стараясь не смотреть на меня. И правда. Ногти у него были очень мягкие, как у маленького ребенка, но крепкие. Закончив маникюр, я сказал, как бы на будущее: — Я тебе первый и последний раз это делаю! Запомнил? Дальше сам будешь! Билл вздохнул, но кивнул в ответ. — Том, слушай, можно тебя попросить кое о чём? — Да, конечно, — ответил я. — Отведи меня на место, где упал мой корабль? Я ожидал чего угодно! Только не этого. Каждый шаг по направлению к полянке давался мне с трудом. Мы с Биллом живем вместе около недели, может полторы, так неужели Рик был прав, и я привязался к нему? Еще недавно я бы с радостью отправил его обратно, откуда он там прилетел. Но сейчас почему-то не хотелось, чтобы он улетал. Я так привык возвращаться в чисто убранную квартиру, где готов ужин, и кто-то ждет меня… Надо будет задуматься о серьезных отношениях. Секс на одну ночь весьма приятная вещь, но она быстро забывается, а вот длительные отношения… А еще, обязательно заведу собаку! Тем временем Билл копался в груде обгоревшего хлама, периодически выказывая свои эмоции. Я стоял в стороне. Мог бы и помочь, скажите вы. Мог бы, если бы хоть что-то понимал в кораблестроении. Единственное, чем мне приходилось заниматься в этой сфере — паять провода, и все. И то, только потому, что приперло. — Все! — воскликнул Билл. Я вздрогнул. Неужели починил? Грусть моментом наполнила душу. Вот и все… Билл, перепачканный сажей и неким подобием машинного масла. — Билл, я… — ВСЕ! — повторил он в сердцах. — Оно не чинится! — Я хотел… — СТОП! Что он сказал? Оно не чинится? Значит он остается!!! — Билл, это же замечательно! — радостно воскликнул я, хватая его за руки. — Что в этом хорошего? — недоверчиво покосился Билл. — Нет, ничего… — я пытался успокоиться, но получилось слабо…***
— Да хватит уже прыгать! — напряженно сказал Билл, когда мы заходили в квартиру. Думаю, он сделал неправильные выводы. Но это мало волновало. — Ладно, Билл, я пошел на работу, до вечера! — сказал я, пропуская все его слова мимо ушей. Билл что-то пробурчал, я игриво послал ему воздушный поцелуй и скрылся за дверью.