В бастардах у судьбы

      Морриган смотрит на него золотыми глазами. Сама себе улыбается - почти мысленно, незаметно, но он все-таки ловит эту странную тень на ее лице, в предрассветные часы, когда лагерь собран, и он разминает мышцы перед тем, как облачиться в доспех. Он чувствует ее взгляд, и это ему... приятно?       Морриган любит свой лед. А он несется навстречу врагу в ледяных завихрениях, сбивает первого противника с ног ударом щита, слитным движением рассекает второго на две неравные части, бешено прорубает себе дорогу в застывающей массе порождений к их эмиссару, спешно бросающему ему в лицо волны черной магии. Он смеется, врезаясь в него всей своей массой и сшибая в снег. Он знает: ее защита сильнее.       Морриган многое принимает как данность. Младшего стража с ее стихийным восторгом и яростью, убийцу с его игрой слов и кинжалов, коссита, похожего на глыбу, пока не доходит до боя, - но не кровь их командира и их самих, когда наутро, после ночи отсутствия и вечера ожесточенного спора, разделившего лагерь на две половины, они приносят ей древний фолиант ее матери.       Морриган не умеет благодарить. Но чувство, похожее на благодарность, ведет ее к ним, говорит ей сесть рядом, позаботиться об их ранах и предложить своей похлебки, - мысль о том, что он все же не идеален, отзывается в ней непривычной нежностью.       Еще большей нежностью отзовутся в ней прикосновения его рук, скольжение по коже в тусклом свете стелющегося костра, теплым чувством в мыслях и жаром в глубине... Но об этом Морриган ему никогда не расскажет.