кто сможет, перетерпите начало, оно у меня всегда тугое.
Лазурные волны с ободками серебристой пены набегали на песчаный берег и вырисовывали кривую линию, темной границей пересекающей мокрые и сухие песчинки. В прохладном ветерке ощущался запах мороженого из переездной тележки. Та каждый битый час каталась вдоль пляжа туда-сюда. Яркие кругляши разноцветных зонтиков выстроились в ряды по всей территории, а под ними растянулись полуживые посетители курорта. Еле дышали, обмахиваясь купленными возле ресепшена веерами. Немногие выглядывали из-под своих навесов и шли купаться, а те, кто и осмеливался, брели обратно уже через минуты три. ЧанЕль их прекрасно понимал. Взрослые, в основном, приезжают в подобные места ради палящего солнца и идеального загара на бледных плечах, оставляя барахтанье в воде детям. Со стороны моря и слышались лишь детские голоса - издали они наводили тоску и дремоту. Чану же родители запретили даже посидеть в лягушатнике, описав множество случаев с утоплением ребенка, не умеющего плавать. Но ЧанЕль умел плавать. Просто ему самому не особо хотелось лезть в такой холод, сковывающий лодыжки и растрясывающий зубы. Сдув с лица упавшую черную прядку, мальчик зажмурился от лучиков солнца, припекающих макушку и кусающих за выглядывающие голые пятки. Он медленно разжал ладошку и высыпал на пальцы ног желтые песчинки, задробившие по коже. Вздох. Жарко. И томительно скучно, впрочем, как и полагается в пляжных поездках. Выкатив из-под кровати чемоданище и зловеще чиркнув молнией, мама заявила, что у нее отпуск, что сейчас лето, и, черт возьми, у всех ее подруг шоколадные спинки, а собственный паспорт без единой визы. Вся семья, за исключением младшего, согласилась. А он слезно уговаривал уехать без него, да только кто оставит пятилетнего ребенка в пустой квартире на две недели? Ведь на второй день же загнется от голода, стырит у кошки все консервы, не дай бог вывалится в форточку или забудет, как выключать кран в ванной. А если захочет попить воды, а кружка высоко, и залезет на стул, и потянется, а стул упадет, а кружка приземлиться на лоб, а следом и тарелки? Нет-нет, Чану всучили сумку и помогли отыскать свои плавки. Тот пытался сказать, что умеет готовить омлет, и знает дорогу к ларьку с яблоками, а дотянуться до верхней полочки может и без стула. Да и консервы у кошки – гадость. Никто его слушать не стал, конечно. И вот, грядущие каникулы, проведенные сиденьем на диване превратились в каникулы, проведенные клубочком в песке. В принципе разницы нет, разве что здесь теплее. Вздохнув, мальчик вытянул из-под себя нагретые песком ноги и сморщился от яркого света. В поле зрения, сузившееся до щелочек, попала семенящая вдоль берега женщина. Она вытянула перед собой руки и, с перекошенным от беспокойства или злости (трудно определить с далека) лицом спешила куда-то в сторону. ЧанЕль обернулся, высматривая ее цель. Ею оказался мальчишка, стоявший у самой кромки воды. Он неуклюже стряхивал с пяток песок, то и дело цокая и качая головой. Точнее, широкополой соломенной шляпой, из-под которой торчала линия шеи и плечи. Чем-то напоминала колхозника. Фыркая, мальчик нервно откидывал край, являя миру недовольную мордашку с маленьким, сморщенным носиком и розовыми щеками в разводах от крема. Весь лоб закрывали огромные черные очки, которые, казалось, вот-вот сваляться в песок, стоит ему только мотнуть головой. Пляжная футболка в полосочку с изображением якоря и белые шорты по острые коленки. На левом запястье – громоздкие зеленые часы, возле ног – желтые сандали в аккуратно вырытой ямке. Мальчик бурчал что-то под нос и постоянно поправлял шляпу, с которой игрался ветер. Заносил в разные стороны и шлепал краями по плечам маленького хозяина. Весь его вид говорил – нет, кричал – о том, что тут песок лежит неправильно, волны плывут не с той скоростью, все эти смертные на полотенцах спят не на тех боках, не туда смотрят, не так дышат, а он вынужден созерцать весь этот кошмар. В реальности – сверстник ЧанЕля, на вид – всевышнее божество. Весьма чем-то недовольное. С убийственными бусами из ракушек, болтающимися на шее. Вскинув руку, мальчик уже раскрыл рот, чтобы что-то крикнуть спешащей к нему матери, как вдруг его пяток коснулась набежавшая волна. Мальчик взвизгнул, подскочив на месте и подбросив в воздух комки грязи, тут же шмякнувшиеся ему на ноги. Берег заполнили полу-негодующие полу-яростные вопли, которые Чан услышал со своего места: - Мои шорты! Боженьки родные, мои ЛЮБИМЫЕ ШОРТЫ! ЧанЕль хмыкнул, опустив щеку на колено и прищурившись. Мальчик заколотил кулаками по бокам, топчась на месте, и его соломенная корона все же слетела. Подхваченная ветром, та полетела в сторону, а малыш, как минимум, был на грани взрыва. Себя или всего окружающего. На солнце залоснились его светло-русые волосы, залезли в глаза, зашлепали по ушам. А те забавные такие, выглядывали двумя квадратиками , плавились от злости. Мальчик придерживал ручками очки, а сам пытался догнать сбежавший убор, теперь колесивший по песку. С завидной грациозностью, которая только может быть в этом возрасте, он перескакивал чужие горки и куличи, ойкал, если наступал на камешки и все кричал: - Стооой! Стоять! Куда собралась?! Было очевидно, что непослушную шляпу ждет жесткое наказание после догонки, потому та и отказывалась останавливаться. Испытывала своего владельца. Тот уже порядком задолбался носиться вдоль берега. Шипел и ругался, и кто знает, сколько бы продолжался этот марафон, если бы не камень на пути и непроглядность черных очков, что и послужила аварии. И большущий комок грязи, в которую мальчик впечатался лицом, распластавшись звездой на песке. Резко, даже не успев как следует побранить того, кто положил сюда этот чертов камень. И навел эту жуткую грязь. ЧанЕль скрутил шею в спиральку, ожидая, что же произойдет дальше. Берег по минимуму должна была разразить молния . Или он должен быть стертым с лица земли. Но в итоге к своему сыну подбежала запыхавшаяся мама и потянула мальчика за руки. Вымученно что-то заговорила, снимая с ушей водоросли и оттряхивая щеки от комочков. Говорила, наверно, какой он у нее неуклюжий. Тот, казалось, был в шоке. Может, даже не дышал. Только трогал очки, убеждаясь, на месте ли те. Наверняка, у него сейчас глаза, как пару орбит. Стоило только об этом подумать, как мама мальчика сняла очки с сына и повесила себе на воротник кофты. И правда – две карие звездочки, маленькие, искрящиеся всей палитрой эмоций. Забавно. В них даже с такого расстояния читалось: «Святые угодники, что сейчас было?» Родительница поставила его на ноги и покачала головой – крепко взяла за руку и повела обратно, пока тот не опомнился. Пусть с запозданием, но мальчишка принялся вырываться, колотить пятками о песок, волчком вертеться, но за руку держали крепко. Аналог взвинченного щенка, которого тащат к будке, а его мячик укатился. Пришлось маме хорошенько встряхнуть юнца. Вернуть ему его прелесть, которую тут же на головешку нахлобучил с довольным видом. Тыкнул пальцем в шорты, оскалив зубы и потребовав обратно очки для успокоения. Подошел обратно к своим сандалям, поддел на палец и с гордым видом зашлепал по песку. Высоко задрал носик, надув губки. На виске блестела белая полосочка – и кто так усердно мажет лицо? Все равно уже кожа светится ровным медом, за исключением бледных щек. И вот снова волна – он отскакивает, боясь намочить ноги, и визжит: - Уйди-уйди-уйди. Снова откидывает края шляпы и одергивает край футболки. Та прилипла к спине, очертив выпирающие лопатки. Солнце цепляется за локти и щекочет ноги, выискивая еще бледные пятнышки на коже. А в нем столько энергии. Чайки в страхе разлетаются, когда он проходит мимо, а ребята в воде тянут шеи, чтобы взглянуть на проказника. Он, наверно, одаривает их презрительными взглядами а-ля: «Пузатая мелкота, чего выпучились?». Хотя сам походил на лилипутного гномика. С такими смешными бусами, позвякивающими при ходьбе. - ЧанЕль, идем! Мальчик обернулся и взглянул на маму, которая оттряхивала одеяла и звала к себе. Он последний раз бросил взгляд на маленького нарушителя тишины. Тот наклонился к песку за чем-то блестящим, а шляпа снова слетела с макушки, на этот раз в воду. Фыркнув под нос сквозь слабую улыбку, Чан поднялся и побежал к матери.***
Одна из привилегий курортного отдыха – большие шведские столы, ломившиеся от всякой вкусноты. Множества множеств рядов с салатами, супами, кашами, гарнирами. Высокие автоматы со всевозможным кофе, горячим шоколадом и чаями. И стаканы свежевыжатого сока. Что ни день – пир. ЧанЕлю особенно нравилось брать клубничное мороженое с бисквитной палочкой на ужин, порции две. Только это такое исключение – вообще, он смущенно глядел, как посетители загребают целые тонны на свои тарелки, а сам брал в основном то, что привык есть дома. Совсем немного. Потому что не хотел показаться жадным или невоспитанным. Вот и сейчас он размеренно жевал рис, скрючившись над столом, а рядом сестра кусок за куском давилась грибной пиццей. Родители о чем-то переговаривались, не смотря на детей. Столы вокруг постепенно заполняли люди, и ЧанЕль лишь изредка поднимал голову, когда кто-то громко отодвинет стул. Аппетита не было совсем – почему не разрешили еще поваляться в номере? Хоть по телевизору все каналы бормочат на английском, можно просто про животных посмотреть. Или посидеть на балконе в кресле, глядя на пальмы под отелем. Но его снова приволокли в ресторан, не выслушав про отсутствие голода. Нет, все же дома лучше. Там тише, да и рис помягче. И стоит лишь притвориться спящим на кровати, чтобы просто принесли тарелку в комнату, а не увели на кухню. Здесь так не пройдет. Потащат в самое человеческое пекло. - Кошмар, разве можно так себя вести? – послышался голос отца над ухом. Он вглядывался в кого-то перед собой, хмурясь. Впереди кто-то звякнул вилкой. ЧанЕль поднял глаза и удивленно вытянулся в лице. За столиком перед ними сидел мальчишка с пляжа. Отрешенно копался в тарелке с креветками и недоверчиво косился на кукурузный салат. А под столом мотылял короткими ножками туда-сюда, не доставая до пола и давно сбросив с колен полотенце. На этот раз хулиган ограничился панамой в цветочек. Резинка под подбородком, прогнувшиеся уши и никаких очков. А в глазах: «Аист, забери меня отсюда» или «При случае залезу обратно в капусту». - Я не буду это есть! – заявил он, отодвигая тарелку. Сидевшая рядом бабушка легонько шлепнула ладонью по столу. - Ты не получишь свою картошку фри. - А я сказал – не буду! - Быстро, все до ложки! - Голодом замори – ни одного сморчка в рот не возьму! Мальчик смастерил из пальцев что-то вроде кукишов и высунул язык. Тот оказался оранжевым. - Ты что, уже сладкого наелся?! Проказник развел руки. - Ба, один чупачупс. Та, казалось, была на грани истерики и слез. Шумно выдохнув, она склонилась над столом и думала, что ответить внуку. Тот уже навалил перед собой горку разорванных салфеток. Потом принялся составлять на тарелке мордашку из огурцов и капусты. Потягивал колу из трубочки , мычал что-то под нос и придирчиво оглядывал проходивших мимо людей. И очень внимательно разглядывал морепродукты на тарелке, а после этого заявил: - Ба, да они живые! Вот, смотри. – краем вилки тыкал в устрицы. – Видишь, видишь? Я не хочу убивать рыбок. Бабушка закатила глаза и махнула рукой. - Иди уже за своей картошкой. Тот рывком вырвался из-за стола и, скользя синими мокасинами по кафелю, бросился к столам. Казалось, на эти две минуты в пространстве стало на децибелу тише. И даже как-то блекло без желтой панамки и зеленого циферблата на маленьком запястье. ЧанЕль проследил глазами его обратный путь, когда мальчик вернулся с горкой фри, ягодным желе, куриными палочками под мышкой, помидором в зубах и еще одним стаканчиком колы под подбородком. Довольно улыбаясь и роняя по дороге добрую половину людям за шиворот. - Ты собираешься все это съесть? – выдохнула бабушка, когда ребенок шлепнулся рядом с ней. Тот одарил ее надменным взглядом. - Я и половину не принес. И уткнулся носом в жирные крахмальные ломтики. - И не говори. – произнесла мама, потрепав ЧанЕля по голове. – Хорошо, что наш Чанни не такой, правда? - Угу. - Пробубнил он сквозь сжатые губы и вернулся к еде. Однако взгляд иногда метался вверх, просто приковывался к мальчишке. Тот сражался с вязкостью десерта, атакуя его двумя ложками, и грыз кончик трубочки, точно глотку злейшего врага. И то и дело соскальзывал с места и шел к соседним столам, чтобы стащить коробочку с салфетками, ведь своя уже давно опустела. От интереса половина риса осталась нетронутой, а ЧанЕлю впервые не хотелось так быстро заканчивать обед.***
Детские площадки – поля гладиаторов, где если не задавишь – задавят тебя, и приходится постоянно выживать. Отвоевывать свой баллон , первому лезть на горку, сталкивая всех с лесенки, иначе же толкнут сзади, козявки. Высока вероятность угодить под чьи-то ботиночки или быть сбитым с ног налетевшим верзилой, который штыриться в догонялки с приятелями. В разноцветной гурьбе можно лишиться принесенной из дома игрушки или конфет из карманов, а что, во дворе воровство – не воровство, да и попробуй докажи, что это я в твоей куртке шарился. Могут еще утащить за волосы и потребовать быть вОдой, потому что никому не хочется лазить под кусты и искать спрятавшихся ребят. ЧанЕль вообще не любил прятки. И зачастую сидел дома и наблюдал за сверстниками из окна, а в садике предпочитал сидеть на скамейке с воспитателем. Хотя его уговаривали поиграть с ребятами, он еще дорожил только начавшейся жизнью. И не хотел лезть в шумные компании, которые штурмовали каждую перекладину. Но в отеле, как назло, имелась своя большая площадка, со всякими навороченными горками и спусками, с лабиринтами и лесенками, где зависала вся детвора. По возможности Чан всегда обходил ее стороной. Пусть родители думают, что он уже вырос с этих занятий, или у него опять-таки нет настроения. Уж лучше нахмуриться и покачать головой в жесте отказа, чем пойти на бойню с обезумевшими детьми. Они ведь не умеют спокойно себя вести, а ЧанЕль не умеет иначе. Но сестра, какой бы любимой она ни была, иногда напрашивается на мысли о сожалении, что он не один ребенок в семье. И не старший. Потому что у нее в одних из привычек – цеплять братишку за руку и волочить за собой, а протесты и возражения - в тождествах пустых звуков. И ЧанЕлю вовсе не хочется тащиться на игровую площадку, куда приехали аниматоры, совершенно не интересно, какие там будут двухметровые игрушки, дайте ему просто попародировать страуса, спрятавшись в песок. Там оказалось весьма шумно. Все дети скучнились вокруг огромных мягких костюмов, нависших над малышами, которые терлись у ярких боков. Все диснеевские герои, к которым ЧанЕль относился скептически – намного больше ему нравились короткометражки от Ворнер Бразерс, что смотрел за завтраком перед детсадом. Но и забавные уши Микки Мауса тоже неплохо клонят беднягу внутри из стороны в сторону. Да еще и дети с обеих сторон липнут, пытаясь пожамкать нос. Желание присоединиться не вспыхнуло, зато понаблюдать со стороны вполне можно, присев на скамейку на почтительном расстоянии. Ускользнуть не получится, ведь ладонь до сих пор крепко сжимают, пресекая заранее попытки побега. Кто-то пролил из бутылки персиковый сок, а возле разрисованных квадратиков для салок кучнятся девчонки с резиночками. Пришедшие аниматоры для радости детей к своему виду плюсовали бесплатные конфеты, которые доставали из мешочков и давали каждому, кто тянул к ним руки. - ЧанЕль, пошли поближе! – сестра дернула за запястье, поволочив братишку за собой, а тот только упорно качал головой, выискивая какой-нибудь сучок, чтобы уцепиться. Хотя она всегда была сильнее его безмышечных аргументов типа: «Юра, пожалуйста, иди без меня» или, еще безнадежнее «Я не хочу, давай посидим здесь». Жарко. И очень неуютно среди других детей, в чьих милых глазках всегда таится угроза. В них как обычно: «Тронешь мой мяч – ты трупак» или «Ну-ка отвернулся от моего рожка». А родители постоянно их подталкивают друг к другу, считая, что детки непременно подружатся , выпуская пастись рядом. Чан, может, и не против конфет, и костюмы мультяшек довольно милые, но гурьбы кричащих мальчишек всегда пугали его. И вынуждали зарываться в углы и щели, отнекиваясь от семейного хора: «ЧанЕль, ну иди погуляй». Как же вывернуться из этой хватки? Пузатого Винни уже разбирали на пух, когда в поле зрения неожиданно попал он. В своей непостоянной красе, что на сей раз – пестрый платок в два банта на шее, красная футболка и шорты в тон, пляжные шлепанцы, квакающие при каждом шажке. Головешка-одуван на удивление ничем не прикрыта, и этот мальчишка видимо посигнул на звание рискованного парня. ЧанЕль облокотился на собственную ладонь в преддверии нового представления с единственным участником. Он появился откуда-то из неоткуда, как бывает у подобных стихий. Уверенным шагом направился к детям и напористо растолкал всех локтями, прокладывая себе путь к аниматорам. Без зазрения совести вжался в опешившего двухметрового мыша, видимо, любимого героя, которого принялся дергать за уши и тыкать в поролоновый живот. Незамеченным не остался и Гуфи, чья зеленая шляпа теперь свисала на паре ниточек, а черный овал носа насчитывал пару впадин от маленьких кулачков. Дональд Дак предпринимал попытки сбежать по-быстрому, но запутаться в желтых резиновых лаптях - раз плюнуть, а догнать и вцепится в торчащий белый хвостик – мальчишке не проблема. И клюв у того уже скрючился пружиной, а нарушитель по очереди стянул у каждого полупустые мешки с конфетами. ЧанЕль из любопытства и внезапной очевидности отметил, что наблюдение за этим мальчишкой теперь один из его стандартов, а тот этого более, чем заслуживал. Всем своим видом он доказывал, что стиль «один браслетик хорошо, а десять лучше» еще жив, пластыри на локтях в виде рожиц креативней обычных, а внимание в этом мире нужно заполучать тараном. Он предупредительно глядел снизу вверх на всех играющих ребят, демонстрировано раскручивая на пальце йо-йо и прижимая к груди заветные угощения. - Бэкхен, поделись с другими детьми! – послышался со стороны скамеек усталый голос матери, и мальчик скривил губы в виде неудачной улыбки. Он отошел подальше от лесенок и вытянул голову, очевидно, решая, с кем разделить заполученное, а к ЧанЕлю пришлепала сестра с известием, что ей здесь скучно – одна малышня. В очередной раз едва не оторванная конечность и ворчанье Юры: - Ладно, радуйся, мы уходим. Еще никогда Чан так часто не оборачивался через плечо.***
У ЧанЕля исчерпался запас упрашиваний по просьбе оставить его в номере, а на стене объявлений неожиданно замаячили строчки про вечерний концерт. На который стоит обязательно-обязательно сходить, ведь не зря же мама привезла новенький Canon и коробище батареек. Да и вечером, когда вдоль пляжа зажигали огни, а берег пустовал, по большему счету делать было нечего. Развлекательная программа не включала в себя представления каждый вечер, чего не скажешь о соседнем отеле за забором, где шумно свистел микрофон и рубились в гольф. В этот раз на сцену амфитеатра приволокли динамики, и весь день проверяли прожекторы, готовясь к вечеру. Кажется, какие-то песни, какие-то танцы, какие-то конкурсы, в которых Чан в любом случае не примет участие, смотреть которые желания нет совсем. Но что значит его обыденное «не хочу»? Выбравшись из огромного халата и натянув поглаженную мамой одежду, мальчик смиренно пошел с семьей на представление. Которое к их приходу было в самом разгаре, вдаряя шум голосом ведущего (или что там за мужик на сцене) и оживленными людьми на сиденьях. Родители сели на ближайшие свободные места, а Чану досталось у самого прохода. Он забрался с ножками на мягкую поверхность и обхватил ручками коленки, надеясь в полутьме сумерек незаметно подремать. Только сестра то и дело проезжалась локтем по боку, заставляя разлепить веки. Все происходящее внизу было неинтересным, хотя кто знает, просто ЧанЕль даже не вникал. Он еще не отошел от острого перца на ужин, который Юра насильно впихнула ему в рот, обосновав: «Да ты только кусочек попробуй! Кусочек!» Чуть с тарелкой не скормила. Живот неприятно жегся. ЧанЕль пробежался взглядом по головам с ряда ниже, ради интереса пересчитывая шатенов и брюнетов. Выискалось даже пару блондинов. Только зрения на последние места не хватило, все сиденья шли вкруговую. Но все равно черненькие побеждали. Вздох. Прохладно. Яркие огоньки на заднем фоне красиво освещали темную гладь моря, с которого дул легкий ветерок. Крики чаек давно умолкли, или их тут просто не услышать. Зачем вообще взрослым нужны все эти концерты? Разве природы и небесной черноты недостаточно? Странные взрослые. Слева виднелся открытый бар, куда подлынивали за высокими бокалами с чем-то дымящимся. С лаймом и лимоном, скрученными трубочками и кубиками льда. ЧанЕлю всегда говорили, что ему это пить нельзя, а тому было до одури интересно, что же там такое. Наверняка, что-то вкусное. Вздохнув, мальчик перешел на ряд справа, что напротив прохода. Откуда-то сверху послышался топот по ступенькам, что не стоит внимания до того момента, когда в плечо легонько стукнули. ЧанЕль обернулся, скрючив пальцы, а неожиданности хватило только на немое «о» губами и пару «хлоп-хлоп» ресницами. Перед ним стоял тот самый мальчишка, нагнувшись к самому лицу. Любопытно оглядывал, едва не принюхиваясь. Если бы взглядом можно было трогать, то это был бы как раз такой момент. Даже не трогать, а лапать. ЧанЕль даже немного отклонился назад, нахмурившись. - Чего? – буркнул он, не понимая, на что у него можно посигать. Мальчик ответил моментально, звонко: - Ты на эльфа похож, знаешь, да? - Чего? – обычно ЧанЕль не вторит, но тут уж дело особенное. - Ушами. Тебе никто не говорил? Он протянул руку и нагло проехался пальцами Чану по уху. Тот дернулся от неожиданности. Впрочем, нечему удивляться – этому наглецу все в поведении – норма, а понятие этикета похоронено без креста. - Ты, случайно не сбежал от Санты? – хохотнул мальчишка, встряхнув головой. – Если так, то твой олень без тебя грустит. И если да, то ты дурак, потому что там бесплатные мандарины и леденцы. - Я не эльф. - Вот блин. - Не трогай мои уши, пожалуйста. - бормотанье под нос, взгляд исподлобья. ЧанЕля пугали такие звонкие голоса. А мальчик разогнулся и скрестил ручки на груди, кривя губами и взглядом бегая вверх-вниз. - А у тебя клевые шорты. – Выдал он, хмыкнув. – Очень-очень классные, правда. Только футболка совершенно не подходит, вот совсем. К ним лучше однотонную, белую или бежевую, без всяких рисунков, и, кстати, машинки с «Тачек» - прошлый век. Этот критик важностью не уступал павлину, а ЧанЕлю захотелось спрятаться под юбку сестры часика на два. Мальчишка так придирчиво оглядывал его шлепанцы, что Чан невольно поджал пальцы. И машинально глянул на свои цветастые шорты и красную футболку в катышках и принтом Молнии Маккуина. Сам пришедший был в белой рубашке и бежевых штанишках, на макушку нацеплены те самые два черных монокля, а на шее болтаются ракушки. - Тебе же это не интересно? – пальчик ткнул в сторону сцену. Чан не ответил. - Я и половину не слышу, тут слишком шумно, да? - он что, игнорировал игнорирование? – Пойдем, тут нечего делать. И, уже не глядя, стал отыскивать у ЧанЕля ладонь, а тот чуть не свалился с места, точно ему сунули носик горячего чайника на коленки. - Я не пойду никуда. - Не будь скучным, это не круто. - Мне нельзя уходить куда-то с незнакомцами. – Процитировал маму ЧанЕль, покосившись через плечо на родителей, что даже не заметили его диалога. Сестра зависла на каком-то парне на сцене, ей теперь не поможет и тряска ладоней перед лицом. - Пф, я Бэкхен из двести второго, вставай. Руку ЧанЕля все же сжала чужая теплая ладошка и утянула вниз, с сиденья, а затем и между рядами, мелкими шажками, цепляя за ножки стульев и не реагируя на протесты. ЧанЕль вывалил на похитителя все синонимы к слову «хватит», которые только знал, а тот отвечал, не глядя: - Фигня, а не концерт. Я спасаю тебя от тоски, не царапайся, больно же. ЧанЕль сжал губы линией шириной в соломинку лапши, а Бэкхен поудобнее перехватил его повыше, за запястье. Все-таки выражение «мертвая хватка» распространяется не только на крокодилов и старших сестер. Они перескочили маленький белый бордюрчик в самом низу, а за ним вместо каменной дорожки начинался песок. Бэкхен тормознул и сбросил с ног сандали, зацепившись пальцами за задники. - Меня потеряют родители, я не должен уходить. – Предпринял энную попытку ЧанЕль, пытаясь попятиться. Аналог щенка обернулся, заглянув в самые глаза. - Никогда не ослушивался родителей? Самая веселая штука в мире! Даже веселее горок. И уже не распуская руки, жестом позвал за собой. - Куда? – брякнул Чан. - Мне показалось, ты смотрел на берег. ЧанЕлю требовалось время, чтобы успеть как-то возразить, и оно истекло, когда Бэкхен без возражений засеменил ближе к деревянной дорожке. Не позволяя ему расплыться перед глазами белым пятном, ЧанЕль пошел следом, обеспокоенно оглядываясь назад. Будут ли его искать? И сойдет ли за оправдание: «Он магнитил меня своей русой макушкой и звоном ракушек на груди»? А еще вдобавок свежий морской запах и мягкость песка между пальцами ног, и прохлада. Музыка за спиной теперь сходила за дальний фон, а на переднем плане слышался шум прибоя. И волн. Стуча пятками по дереву, Бэкхен подошел к самому краю пирса, уцепившись за тросы. - Вкусно тут пахнет, да, эльфик? ЧанЕль отыскал пластиковый стул на ощупь и приземлился куда-то на край. - Прекрати, я не эльф. - Но ты безымянный, так что… - ЧанЕль. Уже усталым тоном. - Ну, прежний вариант мне нравился больше. – Бэкхен пожал плечиками. Чану стало как-то неуютно под его пристальным взглядом, когда мальчик обернулся и принялся вглядываться в него сквозь темноту. Почти темноту, так как по бокам вдоль берега светили фонарики. ЧанЕль опустил голову. - Что смотришь? - Все-таки твоя футболка никуда не годится. - Мне она нравится, а ты – прекрати. – Предупредил ЧанЕля, запахиваясь локтями. Бэкхен вздернул руки вверх: «сдаюсь». - Извини, но ты не умеешь быть красивым. - Зато ты очень симпатичное пугало. Идеальная картина включала бы в себя все, что сейчас вокруг, помимо этого самого мальчишки. Только вот именно он сюда притащил, а теперь докапывается. И кому еще интересно, почему у ЧанЕля нету в детсаде друзей? Бэкхен, однако, счел сказанное слабым поводом для обиды и только фыркнул. К ногам свалились очки. - Ну вот, если они разбились, ты… - он поднял их и оглядел на наличие трещин, - счастливчик. Целы. - Как ты только в них видишь? Напоминают лыжников… - Хочешь примерить? - …или космонавтов. Бэкхен уже потянулся к его лицу. - Эй, стой. - А тебе идет. – Оценивающе отозвался мальчишка, когда нацепил Чану очки, проехавшись по ушам и врезавшись крылышками в переносицу. ЧанЕль покрутил головой, теряясь в пространстве. - Ничего не видно. - Ну конечно, дурак, сейчас же ночь. - Не обзывайся. - Не капризничай. – Кажется, Бэкхен тоже умел цитировать. – Я с тобой по-доброму, кстати. Тут возразить было что, то Чан не стал, потому что его утянули вниз, к песку, снова схватив за руку в неожиданный момент. ЧанЕлю нравилось рассекать стопами бугорки, а Бэкхен вероятно привык дразнить волну, подскакивая к самому краю. Его радостные вскрики от намоченных пальцев вряд ли кто-то еще услышал. - Ты давно тут? – cпросил Бэкхен, крутанувшись. - Пять дней как. - И я. Скажи, что ты из Сеула, скажи, скажи, скажи. ЧанЕль фыркнул под нос. У этого мелкого хорошая интуиция или чутье, но потакать ему не хотелось вовсе. Даже если он, блин, угадал. - У меня ноги устали. – пробубнил он вместо этого, остановившись. – И мы гуляем слишком долго. - А ты признай, что тебе нравится. – Бэкхен широко улыбнулся. – В глазах прочитал. - Ты меня даже не видишь. - Ладно, идем, я все равно там сандали забыл. Они разделили на две половинки одинокий столик на пирсе, и еще несколько минут сидели, уставившись в небо. Кто знает, было бы так, если бы мальчишка не вытянул из кармана пакетик с мармеладками, вскрывая краешек зубами. - Намного вкуснее риса. – Заверил новый знакомый, тыкая пальцем в небо. - Гляди, это звезды. - Знаю. – На автомате. - Здесь их так много, но из отеля совсем не видно. - Ты часто сюда сбегаешь? – зачем-то-почему-то спросил ЧанЕль. - В первый раз, потому что отыскал компанию. А одному не хотелось, думал, от молчания усну в песке. - Я не очень люблю говорить… - пробормотал Чан, сгинаясь над коленями. - Меня хватит на двоих. – усмехнулся Бэкхен, очевидно, вновь расползаясь в улыбке. Они поочередно пускали ладошки в пакет, вытягивая конфетки, и кладя те на языки, а маленький модник гордо заявил о том, что знает Большую Медведицу. Он болтал ногами под столом, стукая ЧанЕлю лодыжки, а тот через каждую минуту отодвигался подальше, не понимая, почему Бэхен снова у него под самым плечом. Который болтал обо всем, что стреляло в голову, и от чего даже немного клонило в сон. Впрочем, ЧанЕля всегда дурманило от длинных монологов. Бэк рассказывал, какая у него большая комната дома, какие красивые значки от Марвел и какой классный самокат. Рассказал о своем садике, о группе мальчишек, которые «так-то ничего, но одеваются страшненько». ЧанЕль комкал в руках край футболки, чувствуя набежавшие мурашки, когда Бэкхен запустил в рот последнюю мармеладку, прерывая рассказ об умершем в прошлом месяце хомячке. Отсутствие воздуха его, значит, не останавливало, а вот нужда в еще одной крошке сладкого – обязательно. Чан был пятилетним ребенком, который не играл в футбол, не бился фишками, не катался на горках и не жаловался на тихий час. Он был пятилетним ребенком, который неожиданно слился на пирс без всякого предупреждения вместе с чудиком в черных иллюминаторах, раскритиковавшим его футболку, но отметившим уши. Бэкхен повел плечиками. - … так вот, отбираю я у него мяч и… Ты не замерз? Что-то стучит, я слышу. Похоже на зубы. ЧанЕль поежился. - Немного. - Мог бы сказать! Идем, и вправду холодно. Дуэтным топотом они по деревянной дорожке вернулись к амфитеатру, уже наполовину опустевшему. Никто не отметил, что музыка смолкла, и когда они упустили этот момент..? ЧанЕль поискал глазами родителей, только чтобы убедиться, что их тут нет, а значит казнь отклонена еще на немножко. - Мне туда. – Досадливо произнес Бэк, тыкая пальцем в сторону второго корпуса. ЧанЕль попрощался просто, сжатым «пока», но вдогонку ему полетело еще несколько слов: - Не сиди в номере, выходи, поиграем в «замок»! Я принесу свои лопатки, хорошо? И возьми полотенце, может, вода будет теплая! Эй, эльфик, спокойной ночи! Аргумент про магнитность не прокатил, но даже утром на губах еще чувствовался привкус фруктовых конфеток.***
Желтый песок может быть недостаточно желтым, если сравнить его с чужими плавками, от яркости которых ломило глаза. И не таким скучным, если всыпать его в глубокие ведерка и переворачивать, создавая симпатичные горки. Они по очереди бегали за водой и черпали в отдельное, чтобы смачивать, чтобы он не рассыпался. ЧанЕль возвращался спокойным шагом, аккуратно ставя рядом с их кучками, а Бэкхен с разбегу впечатывался в их задатки замка, окачивая его снопом брызг. Вообще, попытки построить высокий дворец из саморучно наведенной глины заканчивались провалами раз за разом, но, как и предполагалось, кое-кто тут не привык – нет, не умел – сдаваться. А в принципе, ЧанЕлю стоило только сказать: - Просто будь аккуратней. И процесс бы пошел, но в мире Бэкхена не принято делать что-либо со скоростью, меньше скорости света. У него оказался целый набор разноцветных совочков и лопаток для строительства, на которые завистливо косились все дети поблизости, а честь ими пользоваться вдвоем выпала Чану с непредсказуемостью рулетки. Бэкхен так неожиданно вцепился ему в локоть, стоило мальчику только высунуть из отеля нос. Родители поражено глядели, как их сына тащит на пляж какая-то шляпа с ножками, но не возражали, что ЧанЕль теперь возится в песке с чем-то, помимо собственных ног. И с кем-то. Бэкхеном, который искал палочки вдоль берега, чтобы вставить на крыши куличей как флаги, и не нашедший ни одну. ЧанЕль жмурился от солнца и загребал новую порцию песка, когда Бэк заявлял: - Еще три. Тут, тут, и тут. Они налепили целый город. Бэкхен довольно барахтался в вырытой ямке, прорывая все дальше и дальше и попадая Чану песком в глаза. - Знаешь, так можно дорыть до воды! – говорил он. - А за ней что? – спросил Чан, тря веки. - Не знаю, наверно, асфальт или камни. ЧанЕль рассматривает размытые узоры на своих ногах, понимая, что в конечном итоге ему все же придется искупаться. За весь отдых не залезал в воду, а теперь неизбежность засыхает корками на коленках. - Нужно отмыться. – констатирует Бэкхен, поднимаясь с пяток. Они откладывают совки и потягиваются, разогнув спины. - Давай на раз-два-три? – предлагает Бэк. - Думаешь, холодная? - Не хочу проверять по шажочку, да и выбора нет. - Сними шляпу. - А, да. Мальчик бросает рядом с полотенцем свою широкополую соломку и отсчитывает очень громко, кидаясь к воде. ЧанЕль спешит следом, но неуверенно, и у самой кромки тормозит, хотя по природе своей вовсе не мухлевщик. Просто Бэкхен так забавно кричит «Банзай!», а потом вдается в подробности всей некрутости холодной воды. Визгами, всплесками, оборотом, и возмущенным: - Эй, эльф, так нечестно, а ну давай сюда! ЧанЕль лишь с задержкой дыхания сумел поравняться с Бэком, дойдя до пояса, а тому вода лизала плечики. Он шлепнул рукой по воде, орошая его двойной порцией капель. - За задержку! - ну, хоть пояснил. – Между прочим, вполне терпимо. - Угу, тогда не трясись. Как и бывает зачастую, к температуре привыкаешь со временем, пару раз нырнув ко дну и сделав на дне сальто. Бэкхен все раскручивал Чана на соревнования: «кто дольше под водой просидит», а тот все нащупывал пятками редкие камешки. - Ты боишься открывать глаза? – удивленно спросил он мальчика, когда тот сказал, что ныряет, зажмурившись. - Вода же не чистая. - А чистая только с хлоркой, и вот там правда лучше не открывать. Не бойся, не больно, ты просто открой. ЧанЕль недоверчиво лег на спину, сужая веки до щелочек, а знакомая мордашка закрыла солнце. - Ты меня не слушаешь. – даже с какой-то ноткой обиды. - Я просто готовлюсь. - Хорошо, давай на раз-два-три? Только честно! - Честно. Расплывчатые облачка над подрагивающей кромкой сквозь воду такие красивые. И солнечные лучи, пробивающиеся сквозь волны, и песочное дно со всеми видимыми камешками, и ладошка Бэкхена, махавшая ему под водой. Они силились отыскать хоть одну пустую бутылку, чтобы побросать ее на дно, да только это не всея помойка берегов реки Хан, а ЧанЕлю удалось уговорить Бэкхена не разорять мусорки. И ограничиться догонялками в воде, которые Чан так не любил, потому и проигрывал. Плюсуя сюда напористость Бэкхена и хорошие способности плавать. И кстати, в боях брызгами ему так же не было равных, а ЧанЕль все-таки продерживался дольше, скрывшись от водных атак клубочком на дне. Когда они выползли на берег, ветер прошелся по мокрым спинам, вгоняя холод, а потому мягкие полотенца в три узла не заставили ждать. Усевшись рядом на шезлонг, Бэкхен копнул носком песок, смаргивая с ресниц бусинки. - После воды хочется есть, да? - Нет. - А я сказал, хочется. ЧанЕль поднял взгляд. - Пойду принесу печеньки. – Бэкхен помчался в сторону навеса с быстрыми перекусами, обернувшись на полпути и крикнув: - Тебе сок взять? - Апельсиновый! – отозвался ЧанЕль. - Я так и знал! – почему-то рассмеялся Бэкхен, а вернулся с двумя стаканами. – Эльфик, я тоже его люблю. Вот видишь, я не ошибся. - В чем? – поинтересовался Чан, вытягивая из-под себя сброшенные шорты. - В выборе того, кому смогу доверить совочки. При более близком рассмотрении, оказалось, большущие зеленые часы были в виде улыбающейся лягушки, а ракушки на бусах самые настоящие. Бэкхен тоже нацепил их Чану на шею, еще раз повторяя «а тебе идет», очевидно, готовый отзываться так о каждой своей вещи на новом друге.***
ЧанЕлю совершенно не нравились вечерние танцы в обще-коллективных кружках возле берега, где теперь , заменяя фонарики, светились обмотанные гирляндами пальмы, но Бэкхен, нацепившись сомбреро и обвешанный перьями, словно окунутый в радугу цыпленок был весьма убедителен. Точнее, весьма настойчив, когда заверял: - Будет весело, чего сидеть здесь, там притащили батут и раздают бананы с клубникой на палочках. ЧанЕлю оставалось дважды вздохнуть и самому протянуть ладонь, дабы ее снова попытались оторвать, поволочив за собой. И правда какая-то африканская музыка совершенно не подходила образу Бэка, тот вальяжно расхаживал между другими мальчишками, прежде чем помчаться ближе к колонкам. Ему неожиданно понравился звук бубнов, о чем он сказал ЧанЕлю, а тот поделился наблюдением, что ему вообще все нравится. - Нет, не все. – заверил его Бэкхен. – Мне не нравятся рисовый суп, дым от машин и горошек. ЧанЕль отыскивал взглядом ближайшее место убежища, стараясь не встречаться со взглядом матери, сидевшей неподалеку. - О, а еще мухи. - Нас здесь задавят. – ЧанЕль мотылялся туда-сюда, едва не попадая под ноги веселившимся взрослым. - Пойдем на батут, там как раз место освободилось! Впрочем, Бэкхен не отличался терпимостью и усидчивостью, зато если Чан внезапно его дергал за руку со словами: «подожди, голова кружится», он тут же подгонял все табуретки, что находил в радиусе всей площадки и отбирал у ближайшего соседа бутылку с водой. Когда они гуляли в живом уголке, Бэкхен наткнулся взглядом на игрушку в руках Чана, которую тот постоянно прижимал к груди, точно щит, и рывком выхватил ее. Фиолетового медвежонка Чичи из старого ситкома, которую любопытный мальчик тут же принялся изучать глазами и пальцами. - Что это? Сумочка? Рюкзачок? Где ту замочки? – едва не распотрошая. ЧанЕль потянулся к своему любимцу. -Это игрушка. - Зачем ты его таскаешь? - Он мой лучший друг. Бэкхен крякнул. - Друг?.. – и уперся взглядом в асфальт, выискивая камушки для пинания. – Разве можно дружить не с людьми… В один из вечеров Бэкхен перехватил взгляд Чана, направленный на открывшийся бар, где уже толпился народ, и ткнул в плечо. - Это не вкусно, если не знаешь. А очень-очень горько. ЧанЕль глянул на мальчика. - Ты пробовал? - Мм, а вот ты и не разу не спросил, откуда у меня это. – Бэкхен указал на свои пластыри. ЧанЕль был даже не против трех шариков мороженого, когда Бэк тормознул тележку, спросив: - Какое любишь? Мальчик скромно пожал плечами. - Шоколадное, наверное. - Что значит, наверное? - Я другие не пробовал. - Батюшки мои… Аджосси, можно вишневое, дынное и фисташковое. Оказывается, Бэкхен еще и умеет подбирать вкусы, а может, даже лучше чем комплекты одежды, которой у него, казалось, с запасом на несколько жизней. ЧанЕль печально глядел на занятые качели площадки, когда они бродили поблизости, а Бэкхен был профессионалом прослеживать чужие взгляды. -Хочешь покачаться? – не предвещающего ничего безрукоприкладного. Чан одними губами упрашивал «не надо», протестующе махая руками, когда Бэкхен встал сбоку качелей и угрожаще рыкнул мальчику: - Эй, давай останавливайся, ты тут не один. Тот хрюкнул, ответив лишь: - Хочу, и катаюсь! На что вышел неожиданно невинный тон: - А, ну хорошо . Давай я помогу. При каждом приближении Бэкхен хватался за перекладину и подталкивал ее дальше, сильнее раскачивая качелю. Вскоре мальчишка понял, что это ему грозит перевернутым «солнышком» и парочкой растерянных по всей площадке костей, потому и затараторил: - Все-все, я спущусь, прекрати. - Вот и ладушки. – Сверкнула точная копия беззубой улыбки Дейла. – ЧанЕль, садись. Он впервые не позвал своим глупым мифическим прозвищем, а ЧанЕль впервые так радовался звуку своего имени. После того батута, растрясшего все внутренности, Бэкхен отметил, что видел где-то поблизости тарелку с пирожным. - Никогда больше прыгать не буду! – выдохнул ЧанЕль, заплетаясь в ногах и валясь на бок. Бэкхен его перехватил за локти. - Сейчас все пройдет, ты смотри в одну точку. ЧанЕль почему-то выбрал торчащее ушко-квадратик. Родителям, в принципе, новый знакомый сына пришелся по душе, если опустить тот момент, когда Бэк дергает Юру за подол платья со словами: «похоже на мои шторы». Ведь это был первый друг, который теперь сдергивал Чана буквально с рук, занимая на целый день. Даже каким-то образом смахивал Чану в тарелку половину всего содержимого ресторана во время обеда и заставлял съесть. А еще у Бэкхена в каждом кармане склады чупачупсов на всякий вкус, и он стащил всю газировку из мини-бара в номере. Так же упрашивал Чана присоединиться к его антикоманде против бабушки, у которой теперь появился новый стиль отчитываний: «Посмотри на Чанни!», «А ведь Чанни так не делает!», «Бери пример с Чанни», а Чанни казалось, что их борьба может кончиться только поединком на саблях или инфарктом на почве слабости старческих нервов. И нет, наверно, никаких лучших способов провести здорово предвечерние нотки заката, развалившись на шезлонгах с пачками лимонных долек в руках.***
Жиканье чемодана неприятно резануло по слуху и груди, когда Чан откликнулся маме на ее «Ничего не забыл?» Номер быстро превратился в самый обычный, стерев их следы пребывания в виде кофт на стульях и беспорядка на кроватях. ЧанЕлю как-то грустно было уходить, а время почему-то летит слишком быстро, когда хочется его задержать. И вряд ли он один сделал такое открытие, но сейчас для мальчика это было настоящим разочарованием. Когда в дверь позвонили, он подумал: «ну вот, уборщица», ожидая, что его погонят быстрей-быстрей, не дав посидеть на дорожку, попялиться на пальмы в окно, но знакомый голос в коридоре заставил слететь с края постели и вылететь из комнаты. - Вы уже улетаете, да? А мы вечером, мне разрешили еще сбегать покупаться, а я к вам. – Бэкхен образовался в проеме двери, лучезарно улыбаясь матери ЧанЕля. Тот протиснулся сбоку. – О, эльфик. Все собрал? Мальчик продефелировал к ним в номер, поправляя бандану, и ухватился за край косяка. - Мне вот пришлось выгребать все фантики из тумбочки. Я хотел их оставить на память, а заставили выбросить… ЧанЕль пытался скрыть вторую волну грусти, накатившую с видом Бэкхена, у которого не тот же самый самолет. - Бэкки, милый, что-то случилось? Мы просто спешим… - успела вставить мама, и мальчик, точно проснувшись, дернулся к ней. - Ой, точно. – он запустил ладошку в кармашек футболку и вытянул сложенный листок. – Тут наш номер, чтобы ЧанЕль мог звонить, общаться со мной. И дайте мне свой, а то вдруг потеряете, а я точно не потеряю! Переглянувшись с сыном, она завертелась по комнате в поисках бумажки,а Бэкхен впился в нового друга взглядом. - Ты же меня не бросишь? Тот расщедрился на улыбку глаза-в-глаза. - Не брошу. - Слова – серебро, обещание – золото. – Бэкхен протянул мизинец, а ЧанЕль робко за него ухватился. И вспомнил, что взрослые часто говорят: «бывают такие вещи, меняющие всю жизнь».