Maybe love

      — Морготов прислужник сильно пожалеет, — надменно сказал Трандуил, — что связался с моей невестой… женой. Верить, говорит Гэндальф? Да. Я поверил. Я слышу, она жива. И слышу, что жив сын. Она не даст его в обиду. А мое дело… мое дело — война. Я не позволю себе колебаться. Ольва вернется.       Облаченный в серебряные доспехи, сияющие в отблесках заходящего солнца бриллиантами Эребора, Владыка вновь вошел в родные покои. Веки, обрамленные густыми черными ресницами, опустились; Трандуил вдохнул запах лесных ягод и свежей травы, исходящий от его постели. Губы короля дрогнули в полу-усмешке, а глаза подернулись странной пеленой, не дававшей истинным чувствам так просто выйти наружу.       Неспешно снимая доспехи, эльф вспоминал, как это делала Ольва. Ольва Льюэнь... Подавив предательски рвавшийся наружу скулеж, Владыка ограничился лишь прерывистым вздохом. Он помнил все. Проклятая участь бессмертного короля не давала ему ни возможности, ни желания что-либо забывать.       Ненамеренно коснувшись кончиками пальцев едва заживших шрамов, Трандуил все-таки не смог подавить болезненный стон. Он помнил. Он знал, кто нанес ему эти раны. Смертельные раны, открывавшиеся раз за разом в присутствии его Ольвы. Да, только его невесты. Жены. Матери его ребенка...       Еще раз, сейчас уже нарочно, проведя ладонью по шраму на шее, эльф ощутил на них мягкие губы человеческой девы. Глаза короля распахнулись от нахлынувших ощущений, он как наяву почувствовал под тонкими пальцами мягкие локоны девушки. С минуту он сжимал в ладони воздух, глотая воздух приоткрытым ртом, а затем с трудом разжал ее и поднял прямо перед собой. Осознание того, что он может никогда больше не почувствовать этих золотисто-русых локонов под рукой, прикосновения шелковистой чужой кожи к своей, не услышать горячего шепота в пылу страсти, не заглянуть в эти желтовато-карие глаза, у Владыки невольно подкосились ноги.       Он не мог не вспомнить той боли, пришедшей на замену ушедшей жене и дочери. Он потерял всех близких, за исключением, разве что, Леголаса. Но и тот хотел покинуть эти края, отправиться путешествовать и совершенно не собирался обзаводиться потомством. Надежда была только на будущего сына. Но вот еще вопрос: появится ли он на свет?..       Трандуил, уже успевший за своими думами облачиться в свое обычное одеяние и налить густого красного вина в изящный кубок, тряхнул длинными светлыми волосами, отгоняя непрошеные мысли и, сузив глаза, сделал глоток. Нет, он не мог позволить умереть его сыну, его наследнику. Как и не мог позволить умереть его матери. Ольве. Он никогда не допустит подобного, не позволит никому сломать его неукротимый дух, не сможет снова потерять ребенка и супругу. Не просто супругу, возлюбленную...       Обыкновенная простушка, попаданка из неизвестного мира, невзрачная на вид и широкая душой девушка смогла растопить лед в сердце короля, вечную, казалось бы, мерзлоту, веками остававшуюся нетронутой ни одной самой прекрасной эльфийкой. Что он увидел в ней такого, что бы заставило его ступить на лезвие ножа?       Две судьбы. Такие разные, переплетенные, словно дорогое полотно. Величайший Владыка лесов Средиземья, неприступный и холодный, легенды о ледяном сердце которого знает любой ребенок и простая девушка из мира, куда Белый Совет отправил злейшего врага всех народов и всех времен, которой сама Смерть дышит в затылок. Что связывает их? Любовь? Возможно...       Золотая ножка кубка со звонким стуком, нарушаемым мертвую тишину, опустилась на неповторимые узоры липового стола в покоях Владыки. И снова прикрытые глаза и прерывистый вздох. Вдох. Выдох. Тяжелые дубовые двери открываются, стоит только Трандуилу взмахнуть рукой, и эльф выходит из комнаты в той же непроницаемой маске изо льда, которую все привыкли видеть. А в голубых глазах плещется чувство вины и тревоги.       Возможно, это любовь...       Кавалькада эльфов двигалась по лесной тропе. Надежда, а скорее вера, сверкнувшая в Трандуиле с утра, не угасла — но словно ушла внутрь. И король сделался замкнутым и горделивым.