Девяносто девять

Самоубийство — это глупо. Слишком по-детски. Именно так говорит себе Шерлок, на мгновение выглядывая в окно перед тем, как задёрнуть выцветшие шторы с пятнами от химикатов и зияющими ранами ожогов. Он снова на Бейкер-стрит и снова один. Пустое кресло мозолит глаза, однако Шерлок не решается его убрать. Десять, одиннадцать, двенадцать. Самоубийство ничего не изменит. Но он всё равно продолжает считать, стараясь не шевелиться и даже не думать — слишком опасно. Шерлок плотно прикрывает глаза, задерживает дыхание, словно во время глубоководного погружения, и считает, считает, считает. Тридцать шесть, сорок восемь, пятьдесят пять. Счёт переваливает за седьмой десяток. Перед глазами плывут круги, грудь трепыхается в бессильной попытке заполучить хоть каплю кислорода, всё внутри жжётся от невыносимого ощущения. Шерлок громко выдыхает и так же шумно вдыхает, коря себя за то, что не продержался ещё немного. Счёт начинается заново. Самоубийство не вернёт ему Джона. В прошлый раз оно только отпугнуло его и направило прямо в руки женщины. Восемьдесят три, восемьдесят четыре. Шерлок вспоминает, как однажды продержался без воздуха три минуты и как у него кружилась голова после такого упражнения. Ему кажется, что он может больше, но сомневается в собственных силах: организм просто не выдержит. Самоубийство — это дополнительный адреналин в крови. А он без адреналина жить не может. Шерлоку кажется, что иногда он забывает дышать: когда смотрит на свадебные фотографии, когда выдёргивает из собственных вен провода с физраствором, когда смотрит на потрескавшийся потолок и считает. Девяносто девять... Шерлоку нравилось чувствовать, как чужие руки крепко сжимаются на его горле и упорно не дают ему дышать. Ему кричат прямо в ухо: дыши, мать твою, просто дыши! — когда он снова теряет сознание, обессиленный, окровавленный, запутавшийся. Самоубийство — упорно твердит Майкрофт — было бы лучшим выходом.