Мёртвые, но мыслящие *временное*

Сырой, спёртый воздух. Почему-то при вдохе саднит горло, словно вдыхаешь не влажную прохладу этого места, а угарный газ. Фран медленно открывает глаза и принимает сидячее положение. Всё как всегда:ничего не меняется уже на протяжении шести месяцев. Всё та же небольшая комнатка с четырьмя белоснежными стенами, от ослепительного цвета которых слепит глаза, и абсолютно не меняющийся потолок и пол – чёрные, блестящие, гладкие, антрацитовые. Здесь нет двери – ни входа, ни выхода. Фран, когда оказывается здесь, забывает всё: кто он, что он здесь делает, абсолютно всё, кроме своего имени. Почему он уверен в этом единственном знании – он не понимает и не может объяснить почему. Комната начинает медленно таять. Стены, потолок, и пол невыносимо медленно истончаются, становятся прозрачными. Вот уже видно неровные просветы дыр, которые с каждой секундой расползаются всё сильнее, пока не исчезают вовсе. Фран уже так много раз был здесь, что запомнил всё до мельчайших подробностей. Его уже ничем не удивить в этом месте, даже если бы он и мог испытывать это чувство – удивление. Как всегда за тем кубом, где первое время гостит всегда Фран (хотя прибывание там от него не зависит), находится очень большой длинный зал. Он абсолютно чёрный, от слова абсолютно. Под невысоким потолком закреплены факелы, которые поспешно загораются сами собой, стоит только Франу даже мельком разглядеть этот зал из ледяного куба, не говоря уже о непосредственном присутствии в нём. Весь зал пересекает довольно узкая красная дорожка с золотой тесьмой по краям. В шаге от этой тесьмы склонились в почтительном поклоне, едва не до пола, очень много людей. Все они выглядят придворными: дамы в потрясающих воображение пышных платьях с гигантскими шлейфами, которые, если присмотреться, поддерживают многочисленные лакеи, тоже согнувшиеся в три погибели; мужчины, некоторые со шпагами, в блестящих камзолах, некоторые с орденами на грудных лентах, все без исключения увешанные драгоценностями, совсем как женщины. Фран брезгливо морщится. С любопытством прикидывает размер и вес их париков – такое чувство, что эти шуты устроили соревнование, у кого он больше. Ан, нет, ошибочка вышла – они не могут быть шутами. Ведь у них нет лиц. Ни глаз, ни бровей, не ресниц. Носа, рта – ничего такого, что вы! Фран за все свои визиты в это немое королевство никогда не видел лиц этих бессменных придворных. Сплошная гладкая натянутая кожа, будто на выпуклую деревянную заготовку. И как таким уродцам можно смешить людей?! Они совсем неинтересные. Фран идет по красной дорожке в самый конец этого зала, поприветствовать безликого, но такого прекрасного Короля. Он очень интересен, этот Король! Он сидит на троне, отделанном красным бархатом и позолотой. У красивого Короля очень красивые золотистые волосы, не спрятанные под париком, в отличие от его придворных. У Короля на голове небольшая золотая корона, которая на его слегка вьющихся светлых волосах смотрится просто нелепо. Он в каком-то странном полосатом чёрно-фиолетовом камзоле и в совершенно потрясающей красной мантии, подбитой горностаем. У Короля этого немого зала тоже нет лица, но у него есть рот. Который застыл в широкой безумной улыбке. Застывшие мышцы так напряжены, что, кажется, будто не выдержат такого напряжения и лопнут, словно струны. Но этого не происходит, сколько раз бы здесь не бывал Фран, и сколько бы ни смотрел на этот пугающий завораживающий оскал. Фран всегда много думал, и сегодняшний визит не исключение, - почему у Короля есть рот, а у его слуг – нет? Это чтобы Король отдавал им приказы, а они не смели возражать? Потому что слуги?! Потому что не имеют право на собственное мнение?! На собственные мысли? Не имеют право не подчиняться своему владыке?! Фран не знает; он видит немых шутов своего прекрасного Короля. Они стоят по обе стороны от трона – три справа, три слева. Абсолютно идентичны друг другу – одинаковый рост, одинаковая комплекция, один и тот же чёрный костюм на всех и та же чёрная маска, гротескная с уродливой улыбкой и отвратительными прищуренными разрезами для глаз. На голове у этих братьев колпаки, с тремя концами, на которых большие помпоны. Эти шуты такие чёрные, что сливаются с этой антрацитовой залой, и их очень сложно разглядеть. Чёрные колокольчики, пришитые там и сям вразброс на их идентичных костюмах, тоненько звенят. От этого рождается странное тошнотворное чувство в животе. У Франа начинает болеть и кружиться голова. Он знает, что сейчас будет, но не может осознать полностью. Словно некоторые отделы мозга заблокированы, и разум не может последовательно и правильно анализировать бесконечный поток информации. Фран, пошатываясь, хватаясь одной рукой за свои волосы на затылке и с силой потянув их, чтобы не потерять сознание от тошнотворной волны, прошедшей по его телу сверху вниз, другую руку протягивает к Королю, пытаясь дотянуться либо до его короны, либо до его губ. Чтобы почувствовать, почувствовать хоть что-нибудь - холод металла, или тепло и сухость кожи. Что-нибудь! Хоть что-нибудь!!! Чтобы окончательно не свихнутся в этом неосязаемом пространстве, где всё: от звуков до изображения искажено так, что, кажется, всё это ненастоящее. Но это невозможно!!! Фран знает Короля! Совершенно определённо знает, только не помнит. Не помнит откуда. Не знает имени. Изображение, посылаемое глазами прямиком в мозг начинает рябить, медленно расплываясь. Фран пытается открыть рот. Ему надоело. Он хочет закричать, чтобы хоть раз разбудить Короля и его одеревеневших слуг. Не получается. Губы не размыкаются, будто пришиты друг к другу. Как бы Фран не напрягался, ни звука не слетает с его губ. Он опускается на колени и бессильно свешивает голову вниз. Судорожно вдыхает влажный воздух трепещущими ноздрями. Чувствует толчок в голове и понимает, что пришло время прощаться со спящим Королём.