Just in Case

Китнисс Пейзажи на бешеной скорости проносятся за окнами вагона-ресторана, когда я выбираю себе еду на завтрак. В жизни бы не подумала, что не стану навалавать полную тарелку щедро мне предложенной снеди, но сейчас моего аппетита хватит разве что на полкусочка тоста. Цинна, Порция и визажисты уже ушли готовить все к новому дню, а Эффи задержала Хэймитча и нас с Питом здесь, в столовой, чтобы еще раз подробно пробежаться по сегодняшнему расписанию. Я не особо вслушиваюсь в ее болтовню о Дистрикте, который мы нынче посетим: что мы там скажем, где будем есть, во что будем одеты и в какое точно время все это должно случиться. Вместо этого я ловлю себя на том, что разглядываю Пита, сидящего напротив. Кажется, что он слушает Эффи внимательно, уместно кивает и улыбается ей в нужные моменты в ответ на ее безудержную болтовню. Но я знаю его достаточно, чтобы понять, что мыслями он сейчас далеко. Интересно, о чем он думает? Все эти дни меня мучают сразу два чувства вины: за поцелуи с Питом перед камерами и еще более сильное — за то, что без камер я пользуюсь защитой его сильных и надежных рук, чтоб не поддаваться ночным кошмарам. Граница между тем, что реально, и что нет, так сильно искажена, что невозможно определить, в какой стороне от нее мы находимся. Мои мысли прерываются, когда его большая ладонь накрывает мою, и коротко, но ощутимо ее сжимает.  — Китнисс? — шепчет Пит, приподняв брови. Только сейчас я понимаю, что все за столом умолкли и смотрят на меня выжидательно. Пит кивает мне на Эффи, на лице которой застыло строгое выражение, а руки решительно уперты в бока.  —  Ой! Прости, Эффи. Что ты сказала? Та лишь раздраженно закатывает глаза.  — Я сказала, что тебе пора идти готовиться, Китнисс. Твоя команда, должно быть, уже тебя заждалась.  — Верно, готовиться. Ладно, — Пит выпускает мою руку, я поднимаюсь с места и иду вслед за ней к выходу, но успеваю подметить сколь многозначительный взгляд она бросает на Хэймитча, когда мы покидаем вагон-ресторан. Она сопровождает меня через два вагона, что ей вообще-то несвойственно.  — Эффи, я в норме. Я и сама могу дойти до подготовительной команды, — говорю я.  — На самом деле, Китнисс, мне надо поговорить с тобой минутку с глазу на глаз, — отвечает она, берет меня за руку и тянет в гостиную. Подозревая, что она сейчас начнет лекцию о моей неспособности в последнее время сконцентрироваться, я скрещиваю руки на груди. Но она обманывает мои ожидания. На своих нелепо высоченных каблуках Эффи шествует к дивану и пристраивается на самом его краешке. Потом она похлопывает по сидению рядом с собой, давая понять, что и мне не помешало бы присесть. Я неохотно плюхаюсь на диван и жду, когда она начнет.  — Китнисс, хочу с тобой поговорить приватно, как женщина с женщиной. Думаю, этот разговор назревал уже давно. Мой желудок ухает в пропасть. Бог мой, не собирается же она…  — Я знаю, что вы с Питом… активны. Именно что собирается.  — Я понимаю, что вы оба очень сильно влюблены, но я должна тебе сказать, что это просто неприлично для столь юной, неженатой пары спать вместе в одной постели. Уставившись на нее, я не в силах выдавить из себя ни слова, совершенно огорошенная этими беспочвенными (и ложными) обвинениями. Не обращая внимания на мои беззвучно, как у рыбы, шевелящиеся губы, Эффи несется дальше на всех парах.  — Ты же понимаешь, конечно, какой скандал разразится, пронюхай кто-нибудь за пределами этого поезда что там между вами происходит? Да вы же еще не до конца взрослые! Подумайте о ваших семьях… Я знаю, как твоя мать смотрит на ваши отношения с Питом, Китнисс, и я совершенно уверена, что она бы со мной полностью согласилась.  — Эффи! — восклицаю я, отчаянно желая ее остановить, — Я… Это не то… что между Питом и мной. Мы не были. В общем, мы этого не делали. Свет в купе кажется мне слишком резким, воздух - тяжелым и тягучим, и лицо у меня определённо пылает от смущения, но я стойко выдерживаю испепеляющий взгляд Эффи и сама пялюсь на нее с вызовом. В конце концов она поглаживает мою руку, и ее накрашенные губки растягиваются в сочувственной улыбке.  — Китнисс, дорогая, — говорит она как заговорщица. — Я еще помню, что значит быть молодой и влюбленной. Желание выразить любовь через интимные отношения совершенно естественно, и я понимаю, что, что бы я ни сказала, это вас не остановит… Однако я прошу вас вести себя более сдержанно. Отчаянно киваю, осознавая, что бесполезно уверять ее, что мы с Питом спим в одной постели лишь потому, что оба страдаем от ужасных кошмаров — это путь в никуда. Попытка объясниться только затянет этот ужасающе унизительный разговор.  — Сдержанной… Я могу быть сдержанной, — соглашаюсь я поспешно. Эффи довольно кивает, кудряшки на макушке ее оранжевого парика так и подпрыгивают, а потом оглядывается, будто опасается лишних глаз и ушей в этой ярко освещенной гостиной. Удостоверившись, что поблизости — никого, она роется в своей маленькой сумочке и достает оттуда идеально наманикюренными пальчиками крошечное нечто.  — Что это такое? — спрашиваю я, когда она кладет мне его на ладонь.  — Это, — говорит Эффи, вставая с дивана, и наполняя водой стакан из бара в углу комнаты, — это противозачаточная пилюля. Она поможет тебе не забеременеть. Снова теряю дар речи от изумления. Тем временем моя сопровождающая приносит мне стакан воды и сует мне его во вторую руку.  — Она действует целых две недели. А потом, как только доберемся до Капитолия, посмотрим, как получить рецепт на постоянной основе, — умолкнув наконец, она взирает на меня с симпатией, явно неверно истолковав мое молчание. — Ты ведь не хочешь пока заводить детей, Китнисс? По крайней мере, пока вы не женаты, а до этого, я уверена, еще далеко. Поверь мне, сейчас лучше подумать о безопасности, а обо всех взрослых вещах заботиться после. Я едва сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть в ответ — видимо, убийства детей и занятия сексом в ее мире не тянут на «взрослое» времяпрепровождение. Но замечая, как ласково она на меня смотрит, я, тут же прикусив язык, слегка киваю в знак согласия. Эффи снова поглаживает мою руку и срывается по направлению к двери.  — Выпей сейчас пилюлю и быстренько иди готовиться. Мы уже выбились из графика, а ведь у нас впереди важный-преважный день! — бросает она через плечо. Когда за ней закрывается дверь, я и не думаю шевелиться, а только попеременно пялюсь то на крошечную белую пилюлю в одной руке, то на стакан воды в другой. И думаю о последствиях. Я должна спустить ее в канализацию, она мне не понадобится по-любому. Все, что связано с Питом и так весьма запутанно, и я, конечно, вовсе не готова к «интимным отношениям», как это называет Эффи. Но потом мои мысли плавно дрейфуют к Питу — к его длинным ресницам, сильным рукам и теплому телу, к его отважным поступкам и непоколебимой любви ко мне, и я думаю… может быть. Возможно, когда-нибудь. В мгновение ока, чтобы не передумать, я проглатываю таблетку и запиваю ее водой. На всякий случай. Пит Я начинаю всерьез переживать за Китнисс. Всю неделю она едва притрагивалась к еде, и сейчас она снова начинает походить на ту изголодавшуюся девочку, что сидела, скукожившись, под нашей яблоней так много лет назад. Даже толстый слой мастерски наложенного грима не может скрыть её мертвенного взгляда, запавших щек, по крайней мере, не от меня, наверно потому, что я так хорошо уже изучил ее лицо. Поездка вымотала нас обоих, и я бы ничего так не желал, как просто все прекратить. Перекрыть беспощадный поток замечаний Эффи на тему наших манер и предстоящих встреч. Прекратить эту показуху, которую мы должны устраивать каждый день. Прямо сейчас остановить этот поезд и сойти. Краешком сознания я улавливаю, как Эффи начинает раскладывать по полочкам наше расписание еще на один день в еще одном Дистрикте. Китнисс безучастно пялится в окно, явно не разбирая ни слова. Думаю, я должен слушать сопровождающую за нас обоих.  — …и потом, когда вы предстанете перед всеми с вашими нагрудными знаками, у вас будет время переодеться перед ужином в 7:00 с мэром и его супругой. У них двое детей, Магнус и Брайар. Не забудьте эти имена, ладно, это будет очень невежливо, ведь правда? — Эффи прерывается, чтобы взглянуть на нас, я ей киваю и улыбаюсь. Вполне этим удовлетворенная, она продолжает. — Мы пребываем примерно через полтора часа, так что, Китнисс, тебе бы уже пора идти к своей подготовительной команде, потому что у них столько работы с этими твоими мешками под глазами! Китнисс! Китнисс? Китнисс до сих пор смотрит в пространство, полностью игнорируя слова Эффи, так что я хватаю ее за руку под столом и сжимаю, шепча параллельно ее имя прямо ей в ухо. Это, кажется, вырывает ее из задумчивости и она смотрит вопросительно. Я киваю в сторону Эффи, которая явно вне себя оттого, что Китнисс ее не слушала. Вскоре, когда дамы покидают столовую, я не могу оторвать взгляда от спины удаляющейся Китнисс, пока за ней не закрывается раздвижная дверь. Не желая оставаться наедине с Хеймитчем, который выглядит угрюмым как никогда, я поднимаюсь с места.  — Постой-ка! — хрипло бросает он мне через стол. Мне остается лишь смерить его любопытным взглядом.  — Что? В ответ он протягивает мне прозрачную бутылку с темной, янтарного цвета жидкостью — наипервейшим виски из Капитолии.  — Хочешь глотнуть? Поверь мне, это тебе не повредит.  — Хэймитч, сейчас 9:30 утра. Мой наставник просто пожимает плечами и щедро плескает себе из бутылки в кофейную чашку.  — Ладно. Но не говори потом, что я не предупреждал. А теперь садись. Я подчиняюсь и покорно жду начала разговора, но тщетно. Заместо речи он, порывшись у себя в кармане, через стол красного дерева бросает мне что-то блестящее. Стоит мне опустить глаза, как я замечаю маленький пакетик из фольги, прямо возле моей тарелки с завтраком. И внезапно чувствую, как мои щеки розовеют и начинают гореть.  — Знаешь, что это такое, малыш? — спрашивает Хэймитч. Конечно, знаю. Каждый мальчишка в нашем Дистрикте, не важно — торговец он или из Шлака — знает, что внутри такой упаковки.  — Да, — говорю я с вызовом.  — Знаешь как этим пользоваться?  — Да! Конечно, я знаю как им… Почему ты вообще мне это даешь? — спрашиваю я растерянно. Вместо ответа Хеймитч делает глоток из своей кофейной кружки и затем снова фиксирует на мне свой водянистый взгляд. После нескольких секунд напряженной тишины, он выдает:  — Эффи сказала, что ты ночуешь у девчонки в комнате. У меня отваливается челюсть, а щеки еще больше багровеют от смущения. Я и не думал, что кто-нибудь заметит.  — Ну… да, но…  — Да ничего, — Хеймитч продолжает сидеть, подливая себе из бутылки, — Слушай, я обещал Эффи, что я это сделаю, так что не усложняй мне и без того нелегкую задачу. Хоть вы и спите с этой девчонкой вместе, будь я проклят, если она от этого залетит. И мне не нужны ваши миниатюрные копии, чтобы об них спотыкаться. Я и вас-то самих с трудом переношу. О, мой бог. Ну, Хеймитч прав хотя бы в том, что сейчас  я бы и впрямь не отказался от глотка той жидкости.  — Но, Хеймитч, ведь это все не по-настоящему. И тебе это известно! Все это, все наши «отношения» — это ложь. Я слышал той ночью, как Китнисс кричала во сне, и пришел к ней в комнату. Хотел разбудить ее от кошмаров обо всех этих ужасах арены, о переродках и бог его знает, о чем еще! И когда, в конце концов, она успокоилась и заснула… я просто не смог ее оставить, — со стоном я прячу лицо в лежащих на столе ладонях.  — Каждую ночь всю неделю? — спрашивает Хеймитч, скептически приподнимая брови.  — Я… Я… — я заикаюсь, растеряв на этот раз все слова. Наставник подается вперед, чтобы мои глаза были на уровне его взгляда, удивительно ясного для того, кто с начала нашего разговора приговорил полбутылки виски.  — Слушай, малыш. Я скажу это только один раз, так что слушай внимательно. Эта девочка… — и он указывает в направлении двери, в которую недавно вышла Китнисс. — смотрит на тебя так, как будто солнце сияет прямо из твоей задницы. Как будто кроме тебя никого нет в комнате. Как будто ты оазис посреди чертовой пустыни, и, может быть, если ты прекратишь упиваться жалостью к себе, ты и сам сможешь это заметить…  — Но, — перебиваю я, но он предупреждающе воздевает ладонь, вынуждая меня умолкнуть.  — Я знаю, знаю, «все это было ради Игр», — насмехается он, выливая в рот остатки янтарной жидкости, — Но, поверь мне, это не было только ради Игр. Солнышко понятия не имеет, чего она хочет, но это определенно не ее чертов «кузен» дома. Прими это от меня, — говорит он, наклоняется со своего стула и достает уже целую коробку презервативов. — однажды она и сама это поймет и, когда это случится… просто предохраняйтесь, — он бросает коробку мне, и я ее ловлю, переживая сразу шок и унижение от неожиданного поворота нашего разговора. Я спешу покинуть комнату, пока он еще наливает алкоголь себе в чашку, и когда я закрываю дверь купе, мне отчетливо слышно его бормотание: «проклятые дети». Пересекаю холл поспешно, но так, чтобы не привлекать к себе внимания, держа коробку с презервативами в ладони, подальше от чужих глаз. Оказавшисьв своем купе, я быстро запираю дверь и падаю на постель. Мозг лихорадочно прокручивает его слова: «она смотрит на тебя так, как будто солнце сияет прямо из твоей задницы». Хеймитч хоть и не лезет за словом в карман, но может ошибаться. Не знаю, кого любит Китнисс, но точно не меня. Она цепляется за меня в темноте, потому что только я ее здесь понимаю. Когда же мы вернемся домой, кто знает, чьи руки она будет искать для утешения? Она не гонит меня лишь потому, что я ее единственный вариант. Но потом… Я вспоминаю, как она льнет ко мне по утрам, когда думает, что я все еще сплю. Какое у нее теплое и мягкое тело, когда она так близко. Как ее волосы щекочут мне щеки, а дыхание нежно овевает мое лицо, когда она спит. Я все еще люблю ее, не важно, как часто я пытаюсь убедить себя в обратном. Знаю, этого уже не изменить. Возможно… возможно, однажды она тоже это почувствует. Я бросаю на коробку последний пытливый взгляд и прячу ее в глубине ящика ночного столика. На всякий случай.