Дживс и клуб инвертов

Хотелось бы мне сказать, что все началось довольно невинно. Да, хотелось бы – но не скажу, поскольку это было бы откровенной ложью, и, честно говоря, я думаю, вы заслуживаете куда более обстоятельного введения в курс дела. Что я имею в виду: вот вы сидите, готовясь внимать моему рассказу – возможно, уже заранее убаюканные ежевечерним ритуалом изучения вустеровских хроник за трубочкой табака и чашечкой чая, – и наверняка ждете от меня очередной побасенки о раздорах моей кузины Анджелы с ее суженым или о моих приятелях из клуба «Трутни», преследующих очередную ладную дамочку. Но это история немного другого сорта: в ней не будет моих тетушек с их нелепыми ультиматумами и она не заканчивается тем, что Дживс отправляет какой-то мой возлюбленный – однако, по его мнению, совершенно неподобающий – предмет одежды в мусорное ведро. История такого рода приключилась со мной впервые, и я обязан предупредить вас, что началась она отнюдь не невинно. В один прекрасный день Сирил Бассингтон-Бассингтон – наверное, вы помните этого сумасброда, которого настолько захватила бродвейская театральная жизнь, что ради нее он пожертвовал карьерой дипломата, – явился ко мне на Беркли-сквер. Сирил – парень странноватый, но я считаю его другом и потому оказал ему весьма теплый прием – пусть и с освежающей ноткой осмотрительности. После того как Дживс забрал у него шляпу и трость, я спросил этого чудака: – Каким ветром тебя занесло сюда, Сирил? Ты что, больше не выступаешь в Нью-Йорке? – Нет, Берти, – вздохнул он, принимая от меня стул и сигарету, – гастроли закончились. Я легко получил бы роль в новой постановке нашего режиссера, но, если честно, мне до смерти надоел этот надутый индюк и его так называемое режиссерское видение. – Неужели? – произнес я как можно вежливее (ибо, как ни крути, актер Сирил довольно-таки паршивый). Сирил утвердительно промычал в ответ и махнул зажатой в пальцах сигаретой. – Я решил, что пора попытать счастья на Вест-Энде. – А-а, – поджал я губы, надеясь, что со стороны это смахивает на искреннюю заинтересованность. – Понятно. – Но вообще-то я не по этой причине пришел к тебе, Берти. Я... – Тут Бассингтон-В-Квадрате устремил рыбий взор на Дживса, который по обыкновению безмолвно держался в стороне, в любую минуту готовый к услугам, и многозначительно кашлянул: – Дживс, ты не мог бы принести мне стакан воды? Заранее спасибо. Прошелестев: «Разумеется, мистер Бассингтон-Бассингтон», Дживс прохладным ручьем вытек из комнаты. Сирил наклонился ко мне и торопливо зашептал: – Берти, я пришел попросить тебя об одолжении. Дело очень деликатное, поэтому я и услал Дживса за водой. На самом деле я совсем не хочу пить – мне нужно было, чтобы он... – Да-да, – я нетерпеливо помотал рукой в воздухе, – я так и понял. Говори дальше, Сирил. Он нервно крутил сигарету в пальцах: – Я хотел бы узнать, не сходишь ли ты со мной в клуб. Довольно странно для тайного одолжения, скажу я вам. Все мои знакомые в курсе, что Бертрам У. Вустер и так охотно снимется с якоря ради веселой пирушки в мало-мальски респектабельном заведении. Нет ничего лучше, чем поднять кубок в компании наидостойнейших, – хотя мы обычно устраиваемся для этой цели в «Трутнях», о чем я напомнил Сирилу. Но скользкий тип покачал головой: – Не все так просто, Берти. Видишь ли, это... необычный клуб. – Да ну? И что же в нем такого необычного? – Берти, это... – Сирил огляделся по сторонам, но Дживс все еще находился в процессе своего знаменитого трюка с исчезновением. – Это клуб для джентльменов... с особыми интересами. Я понимающе закивал: – Сплошь театралы, да? – Не совсем, Берти. Ладно, давай начистоту, потому что ты... э... наверное, самый надежный парень из всех, кого я знаю. И если что, ты меня не выдашь. – Хм... спасибо большое. – Надеюсь, то, что я скажу сейчас, не очень тебя расстроит. – Я тоже на это надеюсь. – Берти... это клуб для джентльменов, которые не интересуются обществом леди, – пискнул наконец Сирил. Я уставился на него, как на сумасшедшего: – Сирил, покажи мне парня – если он в здравом уме, конечно, – которому интересно общество его теток и кузин! Сирил закрыл лицо руками и издал звук, смахивающий на скрип несмазанного колеса. Поскрипев вдосталь, он зашипел: – Я имею в виду – в постели, придурок ты несчастный! Я говорю о мужчинах, которым не нужно общество леди в постели! – О, послушай-ка... – Вот именно. – Ну и как я должен был понять, к чему ты клонишь? – Признаюсь, меня немного злила эта Сирилова манера считать, что все вокруг обязаны с ходу разгадывать его туманные намеки. – Слушай, это неважно, – вздохнул он. – Я хочу посетить это место, но один идти не желаю. – Он нервно потеребил запонку. – В общем, если ты ничем не занят... Меня за всю жизнь успели обвинить во многих грехах, но пока никто не упоминал про отсутствие сердца. Глядя на сидящего передо мной юного Сирила, который только что доверил мне свою тайну, я смягчился. Хоть Сирил и бывает временами сущей докукой и даже под страхом смерти не способен произнести ни строчки текста без ужимки, но он имеет право на безобидные развлечения, как любой другой парень. – Ну конечно, я пойду с тобой, – сказал я. – Атмосфера музыки и легкомыслия – моя стихия. Я уверен, мы отлично повеселимся. – Значит, тебе все равно, что это за клуб? – жеманно ухмыльнулся Сирил. – И кто его посещает? Я небрежно отмахнулся: – Ерунда. Кто не рискует, тот не пьет шампанское. – Сказать по правде, мне самому стало любопытно – очевидно, на долю этих ребят выпало то же, что и самому младшему из Вустеров в смысле дел любовных. В свое время мне довелось перепробовать множество разных штучек, о которых джентльмен не станет упоминать вслух. В конце концов, я учился в Оксфорде, и, думаю, этим все сказано. Итак, мы с Сирилом договорились отправиться в указанный клуб в субботу вечером. Как только обсуждение этого вопроса подошло к концу, Дживс вернулся из кухни с тем, что можно было назвать самым элегантно поданным стаканом воды в истории человечества. Дживс имеет сверхъестественный талант появляться ровно в тот момент, когда требуется его присутствие. Не будь он самим собой, я мог бы заподозрить его в привычке греть уши возле замочной скважины и всяком таком. Но Дживс есть Дживс, и я готов предположить, что он узнаёт, когда нужно войти, благодаря некоему шестому чувству, которым простые смертные не обладают. А подслушивать под дверью – это ниже его достоинства. Когда, наконец, подоспел субботний вечер, я попросил Дживса приготовить мой любимый черный смокинг с черной бабочкой. Белая была отвергнута из опасения пересолить с торжественностью, ибо Сирил упомянул только про костюм, а когда я в сомнениях по поводу галстука, то всегда выбираю неформальный вариант. Дживс наверняка выразил бы неудовольствие, поделись я с ним планами на вечер, поэтому я просто сказал ему, что у нас с Бассингтон-Бассингтоном билеты в театр, и дело было в шляпе. Сирил заскочил за мной, и мы вдвоем отправились в этот его вожделенный клуб. Пока мы шли, помахивая тросточками, он рассказывал мне о тамошних правилах: – Он находится на Ковентри-стрит, называется «Черная Маска», – торопливо вещал он одним уголком рта, хотя никто из прохожих не собирался нас подслушивать. – Мне рассказывали, что каждому посетителю там выдают маску, и он должен носить ее весь вечер. – Это зачем же? – Для анонимности, Берти. Силы небесные, туда же могут заявиться шантажисты, или полицейские в штатском, да и просто психи, которых везде полно. Лично мне неохота светиться перед подобными типами, да и тебе, думаю, тоже. – Ну, наверное. Но когда все в масках, как ты поймешь, с кем разговариваешь? Сирил закатил глаза к небу: – Это совершенно ни к чему. Там все скрываются под псевдонимами. – Заметив удивление на моей физиономии, он пояснил: – Сам подумай – ведь когда не знаешь настоящих имен, сойтись можно с кем угодно. Джентльмены из знатных семейств, вроде нас с тобой, могут свести знакомство с торговцами, художниками или, прах побери, даже со слугами! Туда пускают всех, лишь бы костюмчик сидел. Разве не шикарно? Гораздо лучше, чем шляться по Пикадилли. Но меня терзали сомнения по поводу шикарности описанного: – Сирил, сводить знакомства – это мое все. Ребята могут подтвердить, что никто так не сводит знакомства, как Вустер. Но не знаю, по душе ли мне вся эта маскировка. Сам знаешь, я не мастер на перевоплощения. – Да брось ты! Увидишь, будет классно. Ну, вот мы и пришли. Сирил потянул меня за рукав и провел вверх по каменным ступеням к двери, над которой не было ни надписи, ни вывески, указывавшей, что за ней находится клуб. С улицы это было здание как здание, больше похожее на солидную контору. Мы вошли в вестибюль, где сидел один-единственный пожилой служитель, который, не издав ни звука, принял у нас пальто, шляпы и трости. С его проворством черепахи это заняло некоторое время, затем он занял оборонительную позицию за стойкой и раскрыл фолиант, оказавшийся регистрационной книгой. – Ваши имена? – внушительно осведомился он, достав перо. – Мистер Себастьян Крофт, – весело отозвался Сирил. Я уставился на него во все глаза – у меня не было времени, чтобы придумать себе подходящее nomme de plume, а Сирил изобрел его за секунду, да еще какое! Надо же! – А вы, сэр?... – спросил меня служитель, пока я глазел на приятеля. Однако Сирил предусмотрел ответ и для вашего покорного слуги. – Это мистер Николас Бентон, – сказал он, широким жестом указывая на меня. Пока старикан заносил в книгу эту ересь, я прошептал Сирилу на ухо: – Какой из меня, к черту, Николас?! – Глупости. Тебе идет. – Сирил поправил галстук перед потускневшим от времени зеркалом на стене. После того как мы заплатили скромный вступительный взнос и выслушали целый трактат о правилах поведения в клубе (большинство из которых напирало на важность сохранения анонимности), служитель запустил руку в небольшую картонную коробку на стойке и вытащил из нее два лоскутка в форме бабочки с прорезями в крыльях. Он протянул их нам, и мы с Сирилом взяли по одному. Рассмотрев свой повнимательнее, я понял, что это маленькая маска-домино, вроде тех, что носят на итальянских карнавалах. – И это, по-твоему, маска? – спросил я. – Когда ты говорил о них, я думал, ты имеешь в виду настоящие маски, которые закрывают все лицо! – Если маска будет закрывать все лицо, как ты узнаешь, симпатичный парень или нет? – откликнулся Сирил, прижимая домино к лицу и закрепляя его на затылке тонюсенькой тесемкой. – Да, но как тогда эта фитюлька, – я помахал в воздухе миниатюрным кусочком ткани, – поможет сохранить анонимность? – Я нацепил этот кусочек на себя и повернулся к Сирилу. – Ну вот, я тебя уже не узнаю. Пошли, Николас, – мой компаньон расплылся в довольно легкомысленной улыбке, – пора присоединиться к вечеринке. – Сюда, господа, – сказал пожилой служитель и повел нас по узкому коридору к тяжеленной деревянной двери. Дверь открылась, впуская нас; за ней оказался главный зал, наполненный таким количеством хохочущих, курящих, выпивающих, поющих, танцующих и просто фланирующих туда-сюда мужчин в масках, что глаза мои едва не выпрыгнули из прорезей домино. Мне это напомнило сувенир «парусник в бутылке» – никто толком не знает, как такая здоровенная штуковина умещается в таком маленьком сосуде. Однако передо мной было доказательство того, что это вероятно: порядка сотни, а то и больше человек в одном просторном бальном зале с несколькими кушетками, креслами и диванами, расставленными в художественном беспорядке. Потолки были высоченными; лепнина и декоративные панели, тянувшиеся вдоль стен, придавали помещению торжественный вид. С потолка, стекая хрустальными каплями, свешивалась люстра размером с двухэтажный автобус. Все это показалось мне немного слишком – даже в «Трутнях», являвших собой пример перегруженности интерьера, было поскромнее. От основного помещения, по-видимому, ответвлялись три или четыре коридора, вход в которые прикрывали тяжелые занавеси из красного бархата. Посетители без конца показывались из-за этих занавесей и ныряли обратно, словно муравьи, снующие по муравьиной куче. И бог ты мой, сколько же здесь было народу! На первый взгляд, завсегдатаи клуба «Черная Маска» ничем не отличались от посетителей других клубов, в которых мне доводилось бывать: масса особей мужского пола, во все лопатки смеющихся, курящих, кутящих и каламбурящих. Ничего выдающегося, скажу я вам. Но стоило присмотреться повнимательнее, как глаз начинал цепляться – то за парочку мужчин, держащихся за руки; то за парня, целующего другого парня в шею; то за двоих в дальнем углу, стоящих чересчур близко друг к другу во время разговора. Взгляд мой так и перебегал от одного мужчины к другому. Невысокие, рослые, толстые, худощавые, молодые, старые, невероятно миловидные, ужасающе обыкновенные, – словом, экземпляры на любой вкус. До этого мне и в голову не приходило, насколько разномастными могут быть представители семейства Прирожденных Холостяков, к каковым я причисляю себя. Размеры толпы и колоссальный гул, стоявший в зале, признаюсь, слегка обескуражили меня, хотя обычно я чувствую себя на шумных вечеринках как дома. Но в этот раз все было по-другому – потому что, за исключением Сирила, я не знал здесь ни души. И даже узнай я кого-нибудь из друзей, нельзя же было орать на весь зал: «Салют, Биффи (или еще кто-нибудь)!» Маски, правила и все такое. Однако для Сирила эта толпа была что прозрачная заводь для утки. Даже не отдышавшись, он нырнул в самую гущу и в конце концов набрел на немолодого джентльмена с гривой серебристых волос (я всегда подозревал за Сирилом пристрастие к мужчинам в возрасте). Вдвоем они завели разговор о каких-то кушаках, а я так и остался мяться на пороге. Боюсь, я выглядел легкой добычей, только и ожидающей, когда ее попробует на зуб какой-нибудь предприимчивый субъект, и этот субъект нашелся – плавной походкой он двинулся в мою сторону, совершенно ослепительный в своем миниатюрном домино. Я понятия не имел, кто это, но, глядя на его осанку и манеры, задал себе вопрос, не учились ли мы вместе в Оксфорде. – Растерялись, бедный мальчик? – спросил он. – Меня зовут Питер. Могу я протянуть вам руку помощи? Он в буквальном смысле протянул мне руку, я пожал ее и попросил называть меня Николасом. Затем я оглядел комнату, ища о чем бы поболтать, и так вышло, что взгляд мой остановился на большом кабинетном рояле, притулившемся в углу и заставленном пустыми бокалами. – Вы не знаете, этот рояль настроен? – поспешно спросил я. – Я хотел бы что-нибудь сыграть, если это, конечно, позволено. – Он еще спрашивает, позволено ли! – Питер (хотя на самом деле его наверняка звали Уинстон или как-нибудь вроде) откинул назад свою благородную голову и расхохотался. – Николас, здесь все позволено. Сыграть нам песенку – это наименее непозволительная вещь, которую вы можете себе здесь позволить. При этом он как-то хищно взглянул на меня, и я решил, что пора уносить ноги от этого малого. Не потому, что он был некрасив – совсем напротив, надо сказать. И не потому, что он был недружелюбен – дружелюбие у него просто через край лилось. Но этот Питер показался мне типом слишком настырным и – как же это называется? Чересчур прямолинейным, вот. Когда его взгляд шарил по персоне Вустера, я едва ли не чувствовал, как он представляет упомянутую персону без черного галстука и прочих предметов гардероба. В целом, конечно, ничего страшного – и того же Сирила, например, ничуть не смущало подобное обращение со стороны его седовласого знакомого, который пялился на него сейчас примерно так же. Однако лично я не торопился вступать в эту игру. Несмотря на любопытство и желание помочь старине Сирилу найти себе компанию, сам я отнюдь не жаждал ударяться в поиски поклонников. Меня словно не пускал какой-то невидимый поводок, если вы понимаете, о чем я. Что-то удерживало меня от флирта с Питером, несмотря на все его авансы. И я решил сбежать. – Я только разок попробую, хорошо? – бросил я через плечо этому распутнику, уже лавируя между тесными группками посетителей и немногочисленной мебелью. Почти у всех в руках были бокалы с коктейлями, и где-то в отдалении я заметил бар; но я чувствовал, что лучше сначала сделать передышку у рояля, прежде чем накидываться на бренди. Короче говоря, я уселся за инструмент, размял пальцы, поднял крышку – и заиграл. Начал я, недолго раздумывая, с простенькой песенки, которую выучил в «Трутнях» ранее на той же неделе; вроде бы она называлась «Чай на двоих» и звучала в отличном шоу, которое совсем недавно пошло на сцене. Во время игры я по привычке немного импровизировал, и через какое-то время вокруг рояля собрался целый круг улыбающихся слушателей, которые подпевали и кивали головой в такт мелодии. Один пожилой тип с огромными седыми усами хлопнул меня по плечу, когда я закончил играть, и сказал: – Я Хортон. А вас как зовут, сынок? – Сказали, что Николас. Он рассмеялся: – Вам нужно познакомиться с Виктором – он у нас тоже любитель пощекотать клавиши. Думаю, из вас может выйти неплохой дуэт. Куда он запропастился?... Виктор! А, вот он идет! – Хортон показал на какого-то человека, который только что появился из сумрачной тени занавеса, скрывавшего вход в один из коридоров. Этот Виктор был высоким и темноволосым; он что-то говорил стоявшему позади него парню, поэтому лица его было не видно. Мой усатый приятель позвал его снова, пытаясь перекричать несмолкающий гул в зале: – Виктор! Поди сюда! Я нашел тебе компаньона для игры на рояле! Держа в одной руке сигару, а в другой – бокал скотча, Виктор повернулся к нам. И сразу же застыл на месте, а довольная полуулыбка немедленно сползла с его губ. Глаза его, обведенные контурами черного домино, заметно расширились – для тех, кто его знал, это безошибочно означало, что он шокирован. И он действительно был шокирован. Потому что я узнал в нем своего камердинера, Дживса. Что касается меня, вустеровская челюсть, должно быть, отвисла до упора – ибо, в отличие от некоторых, я не мастер сохранять лицо перед подобными выкрутасами судьбы. Менее всего я ожидал увидеть своего слугу в клубе «Черная Маска». Я всегда считал камердинеров народом тихим, подверженным раздумьям и самоанализу; другими словами, я никогда не думал, что кто-то из них (не говоря уже о Дживсе) способен поддаться первобытным инстинктам и переспать с женщиной (не говоря уже о мужчине). Но я же не мог высказать все это вслух, верно? Завопи я во все горло: «Ой, да это же мой слуга!», я не только разрушил бы дружескую атмосферу клуба, где, очевидно, все были на равных, но и страшно смутил бы Дживса. Глядя на него, разодетого в смокинг и черный галстук, я понимал, что здесь к нему относятся не как к представителю класса прислуги, но как к лицу из высшего общества, если просят сыграть на рояле и все такое. На удивление быстро придя в себя, я закрыл рот, поднялся на дрожащие ходули и протянул руку для приветствия. – Николас Бентон, – выдавил я, чувствуя, как у меня начинает гореть шея. – К вашим услугам. А вы?... – Виктор, – представился Дживс, и если до этого у меня и роились какие-то сомнения по поводу его личности, то этот бархатистый тембр голоса разбил их в пух и прах. – Виктор Ларсон. – Он отставил свой бокал в сторону и пожал мне руку. – Виктор, ты должен сыграть с Николасом. Он только что прелестно исполнил «Чай на двоих», – заявил мой новый приятель Хортон. – О да, чудная мелодия, вы ее знаете? – затараторил я, стараясь держаться как можно естественнее. Дживс глядел на меня с подозрением, словно прикидывая – то ли я намеренно не выдаю его тайну, то ли я в самом деле настолько без царя в голове, что меня ввела в заблуждение эта его малюсенькая маска. – Если хотите, я могу взять на себя басовую партию, – медленно проговорил Дживс, и мы сели бок о бок на банкетку возле рояля под внимательными взглядами чуть ли не тысячи лондонских поклонников Уайльда. Среди этой толпы я попытался выцепить Сирила, уповая на то, что у него достанет хоть капли мозгов не оповещать всех и вся о подлинной личности Дживса; однако его нигде не было видно. Едва я успел распределить взмокшие пальцы по нужным клавишам, как Дживс извлек первый аккорд. Я начал вести мелодию; он, в свою очередь, весьма неплохо мне аккомпанировал. Когда пространство вокруг нас наполнилось громкими звуками песни, я еле слышно прошептал: – Не знал, что ты умеешь играть. Вероятно, он не услышал меня, потому что никакого отклика не последовало. Мы лихо неслись сквозь жизнерадостный мотив, порой добавляя фразу то тут, то там – один мог отклониться от заданного ритма, ожидая, что другой его догонит, чтобы затем поменяться местами и импровизировать дальше уже наоборот. Аудитория вскоре присоединилась к нам, горланя припев с таким энтузиазмом, что, будь у меня на голове шляпа, ее непременно бы сдуло напрочь: Подумать только, ты и я – Ты для меня, я для тебя, И вечер невесом и тих, И чай заварен на двоих! Должен сказать, по уровню исполнительского мастерства хор «Черной Маски» был на голову выше хора «Трутней». Закончив играть под бурные аплодисменты, мы с Дживсом отвесили по легкому поклону, после чего освободили инструмент для тех, кто горел желанием исполнить что-то свое. Пока мы пробирались в зал, нам в спину грянула новая песня. Дживс вполголоса обратился ко мне: – Бар там. Пойдемте? Лично я не мог бы высказаться яснее. После того как мы договорились насчет коктейлей (Дживс заказал себе новый, а я – свой первый за этот вечер), я уже не так нервно воспринимал факт общения со своим слугой в клубе для инвертов. После того как я сделал глоток-два из бокала, мне пришло в голову, что нам обоим нет смысла тревожиться по этому поводу. Странно было бы возмущаться: «Дживс! В клубе для инвертов! Какой позор! Какая дерзость!» – когда я сам находился здесь, верно? Но это же оправдание работало и в мою пользу: я мог не волноваться, что Дживс смерит меня взглядом и изречет нечто вроде: «Я крайне опечален неосмотрительностью, которую вы проявили при выборе своего интимного окружения, сэр», – ибо окружение у нас было одинаковое. Глубокомысленно попивая коктейль, я увидел, что Дживс заново раскуривает сигару. Я никогда не видел, чтобы он курил сигары – только сигареты, – и, боюсь, слегка засмотрелся. Он заметил это и сделал изящный жест сигарой. – Гаванская, – пояснил он. – Я стараюсь не злоупотреблять, но время от времени не отказываю себе в удовольствии. – Он вел себя раскованно и непринужденно, но, приглядевшись, можно было заметить легкое напряжение вокруг его глаз, почти неразличимое под маской. Мне уже приходилось видеть на лице Дживса подобный взгляд а-ля «сейчас и другой ботинок грохнется на пол» (чаще всего во время долгих пауз в разговоре с моей тетей Агатой), и я попытался ободрить его. – Знаете, Виктор, – сказал я, – я еще никогда не встречал таких, как вы. В смысле, вы и на рояле прилично играете, и знаете, какому бармену послать дымовой сигнал, чтобы получить б. и с. покрепче, и сигару держите, словно кинозвезда. – Я облокотился на стойку, подпер ладонью подбородок и невинно посмотрел Дживсу в глаза. – Встречи с новыми людьми так поднимают настроение. Голубиный взор Вустера тем временем телеграфировал следующее: «Не бойся – я буду молчать, если ты тоже промолчишь». Выражение надутой лягушки слегка смягчилось: – Соглашусь с вами, это необычайно воодушевляет. До того момента я не замечал, насколько непривычно гладко звучит голос Дживса без этих «сэров», которые он пристегивал к каждой фразе. Мне вдруг показалось, что я сошел с ума и что этот Виктор и не Дживс вовсе. Но... нет. Узенькая маска и пропущенное обращение не могли меня обмануть. Человек передо мной с головы до ног был Дживсом, вплоть до маленькой родинки слева на шее и едва заметного шрама на подбородке, который я заметил, когда он отпил из бокала. Я крутил напиток в своем бокале и смотрел, как Дживс в очередной раз затягивается сигарой. – Вы часто появляетесь на этих soirees, Виктор? – спросил я. – А у меня это первый визит, знаете ли. Пришел за компанию со старым другом. Дживс стряхнул пепел с сигары в хрустальную пепельницу рядом с собой, прежде чем ответить: – Я постоянный посетитель «Маски» в течение уже нескольких лет. Этот клуб вполне отвечает запросам тех, кого интересуют легкие развлечения, а не интеллектуальные беседы. Я понял, что он имеет в виду. Здесь был его второй дом, куда он сбегал, когда «Юный Ганимед» начинал его утомлять. Что ж, ничего удивительного. В этот «Ганимед», насколько я знал, слетался на посиделки целый рой лучших во всей Британии камердинеров, дворецких и прочих слуг мужского пола; но наверняка там было чертовски трудно найти молодого человека таких же склонностей, как у нас с Дживсом. Всем дворецким, которых мне довелось видеть, было в среднем лет по восемьдесят девять, и они не очень-то благоволили к музыкальным упражнениям в четыре руки. Я снова обвел взглядом переполненный зал. Количество одетых с иголочки субъектов увеличилось в несколько раз; все держались более чем свободно, как будто прекрасно знали друг друга. Например, два парня, стоявшие рядом со мной в баре, всерьез зацепились языками. В буквальном смысле. Боюсь, при виде подобного зрелища в считанных дюймах от вустеровского носа я слегка оторопел – даже, наверное, чуть-чуть подпрыгнул на месте. Заметив, как я взвился в воздух, Дживс издал странный звук. Я не стану называть его смешком, поскольку Дживс не смеется, даже когда изображает кого-то, кто ни капли не похож на него самого. Пожалуй, я мог бы назвать этот звук «отдаленным рокотом веселья». Я повернулся к Дживсу, чтобы объяснить, что я не какой-нибудь там неофит (если я правильно выражаюсь) во всех этих делах с целующимися парнями; просто не привык видеть такие вещи настолько вблизи от себя, да еще в помещении, где полно народу. Однако прежде чем я успел хоть что-то пискнуть в свое оправдание, Дживс перегнулся через меня и похлопал по плечу того парня, который сидел поближе к нам. – Кристофер, – сказал он, – возможно, было бы лучше, если бы ты отвел своего друга в альков? – Он произнес это в той деликатно-непреклонной манере, в какой обычно давал мне советы по поводу галстуков и всего остального. Кристофер оторвался от своего увлекательного занятия, чтобы глотнуть воздуха, улыбнулся нам с Дживсом и пожал плечами: – Ты прав, Виктор. Извините, похоже, я слегка разошелся, да? – Он подхватил своего компаньона под руку и исчез вместе с ним в толпе. – Альков? – переспросил я, глядя, как они удаляются прочь от нас. Дживс изучал тлеющий кончик своей сигары. – Клуб предоставляет их посетителям, которые желают уединиться в тихом уголке за пределами главного зала, – сказав это, он покосился на меня, и я уже было приготовился расспрашивать его на эту тему дальше, когда с другого конца барной стойки послышались громкие вопли. Мы с Дживсом вытянули шеи и увидели, что двое джентльменов почтенного возраста затеяли между собой шумную свару. Причины спора были неясны, но, полагаю, корни его крылись в том, чтó один из старичков брякнул или натворил в году этак примерно 1892-м. – Простите, я покину вас на минуту, – сказал Дживс, кладя сигару в пепельницу, – я должен пойти посмотреть, что случилось. – И он проплыл в сторону дерущихся с невозмутимостью признанного миротворца. Бармен подошел вновь наполнить мой бокал и начал болтать, как это у них водится, чтобы клиент не скучал в одиночестве. – Похоже, вы друг Виктора? – спросил он. – Я вас здесь раньше не видел. – Нет, я только что с ним познакомился. Классный парень. – Я увидел, как Дживс наклонился и шепнул что-то на ухо одному из крикунов – уж не знаю, что именно, но тот немедленно притих. – Он тут что-то вроде неофициального блюстителя порядка, как я понимаю? – спросил я бармена. Тот рассмеялся: – По-другому и не назовешь. Мы все время от времени обращаемся к Виктору за советом или помощью. Если у тебя неприятности с законом или ссора с любовником – словом, что угодно, – Виктор всегда знает, что делать. Да взять хотя бы меня – именно благодаря ему я получил эту работу. Что ж, я мог понять, почему Дживс озаботился судьбой этого молодца. Бармен был парнем дружелюбным, но, как бы это сказать, в излишне очевидном смысле. Работай он в банке или еще где-нибудь, его пришлось бы огородить занавесочкой. Каждое слово, вылетавшее у него изо рта, буквально кричало о том, что говорящий – инверт. – Значит, Виктор – очень популярная личность в клубе? – Я пока ни разу не видел, чтобы к Дживсу кто-то клеился, но был, как говорится, еще не вечер – возможно, предмет его обожания появится позже. Не знаю, отчего мне вдруг показалось так важно услышать ответ на свой вопрос, однако, признаюсь, я навострил уши. Бармен нахмурился: – Его здесь уважают, если вы имеете в виду именно это. Но между нами, мой милый, – Виктор не из тех парней, кто охотно поедет к вам домой, так что поберегите силы для кого-нибудь другого. Ничего себе заявленьице! Конечно, я не мог не вспылить в ответ: – Я никого не собираюсь тащить к себе домой! И, между прочим, что во мне плохого? Он опять хихикнул – видимо, в ответ на гримасу, которую я скорчил, – и сказал: – Я ничего против вас не имею, с виду вы просто ягненочек. Но Виктор уже очень давно не брал никого под свое крыло. – Мы оба проследили взглядом за тем, как Дживс заставляет недавних драчунов обменяться рукопожатием. – Как давно? – спросил я. – О, уже года два-три, – сказал он, протирая бокал полотенцем. – До этого он встречался только с самыми сливками клуба. Может быть, ему просто надоело, кто знает. В этот момент Дживс снова возник рядом со мной. – Оказалось, что джентльмены поспорили из-за молодого человека, – сказал он. – Насколько я понял, его зовут Себастьян. – Прах побери! – Я со стуком опустил бокал на оцинкованную барную стойку. – Чертов Сир... в смысле, Себастьян! Это мой старый друг, видите ли, еще со школы. Если он выставит себя ослом... – У меня создалось впечатление, что он выпил гораздо больше положенного. В настоящий момент он танцует на столе в главном зале. Я бросил пару банкнот на стойку рядом с недопитым коктейлем: – Лучше пойду сниму его оттуда и вызову такси, а то он допрыгается до того, что нас обоих вытурят отсюда за милую душу. Дживс мягко опустил большую теплую ладонь мне на запястье. – Из этих слов следует, что в будущем вы собираетесь посетить это место снова, Николас? – Ну... – Я взглянул на это поразительно благородное лицо с точеными чертами и синими глазами, которые не могло скрыть крохотное черное домино. – Должен сказать, я отлично провел здесь время. Возможно, нам удастся встретиться еще разок? – Возможно. – Тяжесть его руки покинула мое запястье, после чего я со всеми распрощался, отыскал Сирила и его сбившийся на сторону галстук и выволок их обоих в вестибюль, где служитель забрал у нас маски. Потом я впихнул Сирила в такси и поехал вместе с ним до его дома. Убедившись, что он благополучно добрался до квартиры, я вернулся и попросил шофера отвезти меня на Беркли-сквер.