Всегда

Плотные шторы почти не пропускали дневной свет, только один луч, тончайший, как лезвие, прорезал прохладный сумрак палаты. Снаружи шёл один из тех дней, когда солнце устраивает весеннюю генеральную уборку, заглядывает в каждый паучий угол, в каждую мышиную щель, в каждое наглухо заколоченное сердце, растапливает случайные остатки снега, пробуждает под землёй семена и луковицы растений. Но покой Больничного крыла ничто не тревожило. Здесь было очень сонно. В воздухе витал тонкий аромат лечебных трав. За стеной какие-то мальчишки, очевидно, невезучие драчуны с младших курсов, играли в города, но скоро игра переросла в спор, послышалась возня, потом шаги и голос медсестры... Спать не хотелось. Читать не хотелось тоже. — Только недолго, — донеслось от двери. Маргарет оживилась, во взгляде полыхнул интерес, но сразу же погас: вошёл Тиберий Филч. Робко так вошёл. Повернувшись лицом к двери, закрыл её — аккуратно, бесшумно. Сделал несколько шагов и, наткнувшись на пристальный взгляд широко распахнутых глаз, еле заметно вздохнул. Наверное, надеялся застать её спящей. — Привет, — сказал Тиберий, бодрясь. — Привет, — эхом отозвалась Маргарет и сглотнула сопли: простуда уходила медленней, чем заживали раны. — Это тебе, — сказал он, протягивая букет белых, чуть поникших, цветов. — Спасибо, — она улыбнулась. Тиберий огляделся в поисках вазы или банки. — Как ты? — спросил он. — Нормально. Она подпихнула подушку чуть выше. Он запоздало потянулся помочь, но Маргарет дала понять, что не нужно. — Скоро меня отсюда выпустят, — она решила добавить подробностей, короткие ответы звучали обидно, а ей не хотелось его обижать. — Писать пока трудно, рука не слушается. — Прости меня, — он, наконец, выдал то, зачем пришёл. Маргарет посмотрела на луч — он удлиннился, почти достал до умывальника. Она подбирала слова для правильного ответа. — Ничего не скажешь? — реплика Тиберия опередила её ответ и отчасти определила его. — Ты уже извинялся, — сказала Маргарет. — Когда просил повлиять на решение, касающееся твоего дедушки. Помнишь? — Тогда я... — Тиберий трепал стебли букета и отчаянно хотел отвести глаза, — говорил неискренне. Нужно было сначала извиниться, а потом просить о чём-то, верно? А теперь я всё понял. Прости меня. Ну, не смотри ты так! Маргарет поймала себя на том, что действительно смотрит, и, должно быть, взгляд этот был неприятным. Должно быть, в нём отразилось то слегка брезгливое удивление, которое она предпочла бы спрятать. Понял он всё, вот ведь как... Она и сама не понимала всего. — Я и сама не понимаю всего, — произнесла она вслух. — Хотя много думала. Знаешь, откуда пошла эта сплетня? — "которой ты так легко поверил", — хотела добавить она, но сдержалась. — От Тёмного Лорда. Вот за кем ты повторял. Кто-то из Ближнего круга что-то слышал, как-то понял, пересказал в кругу семьи или коллег... Она шмыгнула носом. Тиберий кусал ноготь. Солнечный луч переместился и почти трогал спинку его стула. — И ведь неизвестно, что на самом деле имел в виду Тёмный Лорд, — продолжила Маргарет. — Будет смешно, если твоё воображение оказалось грязнее, чем его. — Да при чём тут вообще Сама-Знаешь-Кто? — Тиберий сплюнул откушенный ноготь. — Я с ним на брудершафт не пил. Я уже сказал, что ошибся и сожалею, ты можешь меня не прощать, если не хочешь, издеваться только не надо. — Я знаю, при чём здесь Тёмный Лорд, — ответила Маргарет. — Очень даже причём, просто раньше я не хотела сложить два и два. Ты вряд ли поймёшь, с твоим-то характером... но иногда проще жить, не задавая вопросов. — Я и не претендую, — буркнул Тиберий. И положил цветы на тумбочку. Она вздохнула. Луч совсем истончился, стал пунктирным. Нужно просто закрыть глаза и молчать, он уйдёт. Нужно попросить его принести банку для цветов, он выйдет, и дежурная его больше не пустит. — Ну, поверил ты наветам, — проговорила она с ноткой мольбы. — Ну, убедил себя, что я — любовница Снейпа. Что ему нужна такая любовница. Тебе было противно. Ты считал меня гадкой, что у меня стыда нет. Мог попытаться вразумить или перестать общаться... Но ты, — она снова втянула сопли, — подумал, что можешь это использовать. Я не знаю... Слова иссякли, а легче не стало. Какой смысл озвучивать то, что разговором не изгладить? Тиберий водил неровным краем ногтя по обивке стула. — Ясно, — обронил он. — Понятно. Я тоже не знаю. Стул всхлипнул, его ножки скрежетнули по каменному полу. — Поправляйся, — Тиберий направился к двери. — Тиб, — позвала Маргарет. Он остановился. — Мне просто нужно время, чтобы перестать злиться. Он кивнул. Оба понимали, что дело не во времени. После его ухода Маргарет некоторое время молча глядела в потолок. Потом встала и, подойдя к двери, попросила банку с водой. Для цветов. - - - — Это, ну... психологическая штука. Речь парня звучала тягомотно, он то и дело затруднялся подобрать слово. Если пауза затягивалась, журналист вставлял реплику — аккуратно, чтобы не спугнуть мысль собеседника. — Взрослые его боялись, а это, ну, не способствует авторитету. Ты не можешь воспитывать того, кто сильнее. В смысле, когда на Гарри находило, они же не могли ничего сделать. А что они могли сделать? Если бы он навредил кому-то, или себе, наверное, примчались бы эти, ну, ваши... Но тогда получается, что без них мы не справляемся, это зависимость, понятно, да? Журналист кивнул. — Ну и вот. Парень сбился с мысли и замолчал. — Вы имеете в виду, мистер Дурсль, что способности вашего кузена мешали установлению контакта с приёмной семьёй? Очень любопытное наблюдение. Дадли скривился. Фраза напомнила ему то, что много раз звучало на разные лады на приёмах у психотерапевта. — Мы не были его семьёй, — высказался он. Откашлялся и пояснил: — Никто не хотел, чтобы вырос Гарри Дурсль. Если бы можно было его не отдавать нам, так и не отдали бы, но там какие-то выходили проблемы с законом, ну, я не юрист. Ну и, в общем... Да что ж так сложно сказать-то, а? Он замолчал, на этот раз приведённый в раздражение собственным косноязычием. Журналист выдержал тактичную паузу, листая свои заметки. — Вы говорили о том, что магические способности Гарри казались угрозой, — бросил он вскользь. — Да, я же сказал, — парень глотнул воды. — Я вот что хочу сказать. Это как воспитывать Чужого. Вы не смотрели, да? Ну или вот волки. Человек воспитывает волка, и либо он выбивает из него палкой волчьи повадки, либо сам опускается на четвереньки, учит волчонка рвать добычу зубами. Опускается, понятно, да? По-волчьи это правильно, но не по-человечески. Я хочу сказать, тут у вас, ну, здорово и почётно такое, что у нас тянет на дурдом. Он перевёл дух. Его утомило длинное объяснение, для которого пришлось состредоточиться. — Вы дружили? — спросил журналист. — Нет, — быстро ответил парень. Журналист всем видом показывал жажду подробностей. Его собеседник то ли сомневался, стоит ли ими делиться, то ли снова тугодумно формулировал. — Мы им не подходили, как... как принцип, — выдавил он, наконец. — Гарри должен был вырасти не таким, как мы, и как-то они это делали... Вот вы сейчас скажете, что это теория заговора. Типа виноваты мы сами, потому что не любили его, но ведь он не хотел того, что было у нас. Новая приставка — не интересно. Новая машина — не интересно. Не поедешь на море — не больно-то и хотелось. Он всегда делал такой вид, как будто наши интересы, как сказать... — Поверхностные? — подсказал журналист. — Да, вот именно. Как будто он сейчас пойдёт и найдёт себе лучше. Он снова глотнул воды. — Ну, ещё мама не хотела, чтобы мы дружили. Психотерапевт сказал, это подсознательно. Она дружила со своей сестрой, а потом они поссорились. Мама боялась, что у меня с Гарри будет то же самое, что Гарри сделает мне больно. Это психотерапевт так сказал, — повторил он задумчиво. — Что-то в этом есть, да? - - - Мистер Уизли отложил газету. На лице его застыло болезненное напряжение. Жестом подозвав жену, он ткнул пальцем в разворот. Миссис Уизли пробежала глазами несколько строчек и прижала руки к груди. — Гарри этого не должен видеть, — приказным тоном произнёс он. — Собственно, почему? Супруги синхронно повернули головы. Гермиона отдёрнула занавеску и спустила ноги с подоконника. Когда она читала, то вела себя так тихо, что о её присутствии легко забывали. — Я рано встала и уже прочла газету, — пояснила она. — И как раз думала, как сообщить Гарри. Нельзя такое скрывать, это же его семья. — Это ловушка, — возразил Артур Уизли. — Кто-то очень хочет выманить Гарри из укрытия. — А нам не надоело сидеть в укрытии? Гермиона переводила взгляд с Артура на Молли и обратно. Молли молчала, но по лицу можно было прочесть, что она не одобряет горячность невесты сына. — То есть, это правильно — просто бросить Дадли в руках Пожирателей смерти? — продолжила Гермиона. — Гарри нельзя подвергать такой опасности, — мягко произнесла Молли. — Как и всю нашу семью, — добавил Артур. — Дадли — тоже семья, — непреклонно отчеканила Гермиона. — Спросите Гарри. Дайте ему решать. Молли покачала головой. Артур, напротив, сделал приглашающий жест — продолжай, мол, аргументируй. — Это потому что Дадли — маггл? — спросила Гермиона резко. — Поэтому его можно не брать в расчёт? — Что ты говоришь... — возмутилась Молли. Артур тронул её за запястье, призывая умолкнуть. — Вы бы меня тоже бросили? — выдохнула Гермиона в повисшей наряжённой тишине. — Возможно. — Артур Уизли сухо кивнул. — Сядь, девочка. Я буду говорить с тобой очень серьёзно. Гермиона в замешательстве опустилась на стул. Пожалуй, впервые она услышала в тоне мистера Уизли эти властные безжалостные нотки. — Два дня назад Драко Малфоя положили в фамильный склеп, — начал он. — Мне бы очень хотелось верить, что самодельное взрывное устройство, которое сработало на его похоронах, не имеет отношения ни к талантам моего Джорджа, ни к твоему сумасбродству. Можно ли этому верить? Гермиона молчала, опустив глаза. Идея принадлежала Новаку, и была высказана почти в шутку. Но Джордж от этой идеи полыхнул, как канистра с бензином. Гермиона сразу поняла, что отговорить его не удастся, да ей и самой, чем чётче вырисовывался план, тем больше он нравился. Там соберётся весь хвалёный Ближний круг. Пусть знают, что сопротивление не сломлено. Пусть знают, что их ненавидят, что им будут платить их же монетой. Если удастся зацепить хотя бы кого-нибудь... — Перси должен был вернуться со смены вчера, — продолжил мистер Уизли. — Я не предполагал, насколько сильно нужно беспокоиться. Пристрастие сыграло злую шутку, мне не пришло в голову, что мои дети стали террористами. — Других методов у нас не осталось, — прошептала Гермиона. — И мы... хорошо замели следы. — Ещё бы вы их плохо замели, — сурово оборвал её Артур. — Но они всех перетрясут. Допросят Перси, Джорджа, Молли... всех. Пострадали Нотт, Мальсибер, жена Гойла, журналистка Уинни Сэнд и, сильнее всех, телохранитель Малфоя. Поразительно успешная операция. Он побарабанил пальцами по ручке кресла. — Возвращаясь к твоему вопросу. Ты мне как дочь, Гермиона, но ты не моя дочь. И если придётся выбирать, ты не в приоритете.