Всегда

В канцелярском было людно. Пришлось подождать и даже потолкаться, чтобы оказаться возле прилавка с перьями. Перед началом учебного года всегда так. Маргарет быстро взяла всё нужное и добавила цветные карандаши, которые шли по акции. — Последний год, — раздалось над ухом. — Чувствуешь что-то особенное? — Привет, Малфой, — она положила карандаши обратно. — Вот пока ты не сказал, ничего особенного не ощущалось. А теперь даже не знаю. Он ухмыльнулся и взял рассмотреть поближе одно из перьев, выставленных как образец. — У меня никогда таких не было. Мать покупала только серебряные, каллиграфические. С выгравированными змейками. Даже не знаю, где она их брала. — Это от избытка любви, — задумчиво проговорила Маргарет. — Я же выбираю практически. — Помнишь, мы обсуждали один сугубо практический обмен? — заметил Драко к слову, выпуская перо из пальцев. Маргарет кивнула. Он смотрел выжидающе. Они загораживали проход к кассе. Их вежливо попросил подвинуться сначала один, потом другой покупатель. — Здесь неудобно разговаривать, выйдем? — предложил Малфой. Маргарет подобрала с прилавка перо, которое он бросил, обмакнула его в стоящие тут же подсохшие чернила и на обрывке пергамента нацарапала несколько слов. Потом поставила перо на место. — Прости, я сейчас тороплюсь, — сказала она, подвигая к нему записку. Они попрощались у дверей магазина. Драко развернул пергамент, прочёт и с досады едва не выбросил: он-то был уверен, что найдёт там день, час и место встречи. Однако же передумал и сунул в карман. - - - Рассказ Снейпа был гол и наукообразен, но Маргарет и не нуждалась в красочных описаниях. Как живые вставали они перед ней: Аластор, по прозвищу Грозный Глаз — кряжистый старик с тяжёлой поступью; порывистая и весёлая Нимфадора Тонкс с фиолетовой чёлкой; властный и любящий Альбус Дамблдор. Мельком прозвучали имена родителей знаменитого Гарри Поттера. У Гекаты обнаружились в рядах сопротивления погибшие родственники. Промелькнул профессор Люпин, немного сутулый, с опухшими веками; Сириус Блэк с небрежными жестами и колкой полуулыбкой; смешной упрямый коротышка Дедалус Диггл... Некоторых Маргарет даже знала по Хогвартсу, но никогда — такими, как в сухих интонациях профессора. — Это были совершенно разные люди. Кто-то знал, что делает. Кто-то продал свою жизнь дорого. Многих привели к гибели самоуверенность и безрассудство. Все они, видишь ли, умерли, защищая свои представления о светлом и справедливом мире. Хотя лично я не дал бы за этот мир ломаного гроша, — завершил Снейп. Маргарет долго смотрела на его руки, не решаясь поднять лицо и встретиться взглядом. Она точно знала одно: что никогда не будет вскрывать его почту, что бы там ни наобещал Малфой. Эта мысль зудела, как назойливый комар, казалось, зудение разносится по всей комнате. — Мне нужно завершить дела, — нарушил молчание Снейп. — Ты сняла копии, которые я просил? - - - С восходом солнца явился посетитель, которого Андромеда Тонкс меньше всего ожидала. Она попыталась захлопнуть дверь, но опоздала — гость уже перенёс ногу через порог и придержал дверь плечом. Отступая в узком коридоре, она выхватила палочку. — Андромеда, не надо, — просьба прозвучала мягко, и она замешкалась. Снейп аккуратно закрыл дверь и задвинул засов. — Спасибо, — сказал он. — Вовсе незачем терять время на выяснение отношений с оружием в руках. Исполненным достоинства жестом Андромеда предложила ему пройти в комнату. Там она уселась в высокое кресло хозяйки дома и повернулась, давая понять, что готова выслушать то, с чем он пришёл. Северус стерпел это и остался стоять — пусть урождённая Блэк потешит фамильную гордость. За годы, проведённые в обществе простых людей, она и сама опростилась, походка стала тяжелей, манеры бесцеремонней. Иной раз она могла припечатать собеседника солёным словцом. Вместе с тем блэковское высокомерие было в ней живо и только усилилось, когда она овдовела. — Андромеда, скажи, когда твой портрет выжгли с семейного гобелена, это повлекло какие-нибудь ощутимые последствия? В ответ она рассмеялась. — Не хочешь ещё спросить, больно ли мне было в первый раз? Снейп смотрел несколько растерянно, пытаясь понять, что она имеет в виду. Пауза затягивалась, становясь неловкой. — Ну да, ну да, — вздохнула Андромеда. — Чтобы задать вопрос, нужно иметь хотя бы отдалённое представление о предмете. — Ты знала, что портрет Сириуса сжёг сам Сириус? — Снейп зашёл с другой стороны. Снисходительная ухмылка сбежала с лица Андромеды. — С чего ты взял? — спросила она сердито. Снейп показал письмо. Андромеда впилась взглядом в сломанную печать Ориона. — Хочешь, чтобы я прочла?.. — полуутвердительно сказала она, не отрывая глаз от печати и нащупывая рукой очки сбоку на столике. Андромеда читала долго, по несколько раз возвращаясь к каждому абзацу, порой прикрывая глаза и погружаясь в себя. Снейп терпеливо ждал. Затем отошёл к окну и слегка отодвинул штору. Пожалуй, впервые в жизни Лондон открывался ему таким. Красноватые скаты крыш были обсижены птицами, кое-где из труб валили клубы дыма. Вдали в рассветных лучах блестели стёкла какой-то высотки. Снейп перевёл взгляд ближе. По обеим сторонам от окна к водосточным трубам спускалась побитая временем черепица. Голуби неумолчно ворковали, но их самих не было видно. На соседней крыше новенький флюгер застыл в ожидании ветра, на его стреле дрались два воробья. — Северус, я этого не знала, — произнесла Андромеда убитым голосом. Он отпустил штору и повернулся к ней. — Откуда оно у тебя? — продолжила она. — Это точно не подделка, — Снейп уклонился от ответа. — Так ты поделишься своим опытом? — Мы с Эдвардом подготовились заранее, нашли специалиста по проклятиям, — Андромеда сняла очки и потёрла глаза. — Сразу после ритуала у меня открылись признаки заболевания, которое у маглов называется гемофилия. Родители Эдварда очень переживали, показывали меня разным врачам — те только руками разводили. Разумеется, ведь они искали причину в хромосомах. Я выживала благодаря дорогим и сложным зельям, а роды меня едва не доконали, зато после родов проблема ушла сама собой — поверишь? Проклятие удалось обмануть банальным переливанием крови, — она остановилась и пристально поглядела на Северуса. — У Риуса ничего подобного не было. Почему мне раньше не показалось это странным? Снейп пожал плечами. — Я не оставлю тебе письмо, — сказал он, забирая и пряча листы. — Я оставлю тебе кое-что другое. Он снял с плеча сумку, которую Андромеда прежде не заметила. В ней оказались две стопки стандартных Хогвартских писем и два пергаментных свитка. У Андромеды не заняло много времени, чтобы понять смысл этих бумаг. — Что ты предлагаешь мне с этим делать? — спросила она. Снейп видел, как её раздирают сомнения: подозревать коварство или поверить в бескорыстный жест? взвалить на себя эту тяготу или отказаться, чтобы не навлечь беду? Он снова пожал плечами и потянулся за сумкой. Андромеда положила на неё ладонь. — Как ты меня нашёл? — спросила она. Снейп не отвечал. Осматриваясь в комнате, он обратил внимание на скудость обстановки. Как объяснить, например, побитую молью обивку дивана и отошедшие на стыках обои — при виртуозном владении трансфигурацией, которым славилась хозяйка? Здесь всё было сделано таким образом, чтобы в любой момент сорваться и бежать, не оставив и следа магии. — Достать сведения об имуществе Бруствера не так сложно, — объяснил он, оторвавшись, наконец, от созерцания обоев. Теперь он довольно бестактно разглядывал Андромеду. — Ты могла бы не прятаться, — заметил он. — Твоё происхождение даёт почти неоспоримый иммунитет. Сейчас каждая капля магической крови на счету. Ты могла бы вписаться в новое общество. — Я уже стара, чтобы вписываться в новое общество, — спокойно отозвалась она. — Да? — переспросил Снейп. — Мне вот недавно объясняли, что я для этого слишком молод. Андромеда встала, чтобы убрать сумку с письмами в шкаф. Никаких особых предосторожностей, она просто задвинула компромат шляпной коробкой. Но решение было продемонстрировано со всей очевидностью. Снейп собрался уходить. — И какой тебе интерес до Риуса? — она остановила его на пороге. — Неужели нельзя оставить в покое мёртвого? — Непроверенные данные всегда требуют проверки. Более ясно он не мог бы выразиться. Андромеда прижала ладонь к губам. — Кстати, насчёт этих писем я бы руководствовался как раз таким принципом. Он вообще универсален. - - - В фамильной библиотеке Драко никогда не засиживался подолгу. Он вообще по возможности избегал там бывать. Это не всегда было так: в детстве его влекли загадочные ряды полок, запертые шкафчики, связка ключей, которую отец откуда-то доставал заклинанием. Особенно нравилось ему забираться по лестнице на самый верх, туда, где под потолком висел скелет неизвестного науке ископаемого животного с хорошо сохранившимися тремя рядами зубов, огромными рёбрами, каждое из которых, как казалось мальчику, могло бы поддерживать свод собора, и хвостом, напоминающим булаву великана. В одну из таких вылазок он обнаружил тетрадь с пустыми страницами. Страницы были мягкими на ощупь, от них приятно пахло. Почему он не спросил разрешения у отца, навсегда осталось загадкой. В тетрадь так и просился какой-нибудь рисунок. Птичка вышла странная: глаз, похожий на человеческий, трёхпалые лапы, каких не бывает у птиц, улыбка в сочетании с клювом. Как только Драко закончил рисунок, чернила слегка запузырились и всосались в бумагу. Мальчик заглянул с другой стороны листа, но не нашёл и следа. Для проверки он попытался нарисовать ещё что-нибудь — обычные каракули. Всё исчезало, стоило ему ненадолго оторвать перо. Ночью Драко увидел во сне свою птичку. Её окружали странные растения, похожие на каракули. Вокруг был туман, и Драко уходил в этом тумане всё дальше и дальше, а птичка летела перед ним. Наутро мальчик проснулся неохотно. То лето было особенно дождливым, играть на улице его не пускали, а все домашние игрушки успели надоесть. Но едва Драко вспомнил сон, как азарт от удивительной догадки охватил его. Он прокрался в библиотеку и снова достал тетрадь. На этот раз он рисовал целенаправленно: получился кривоватый, но всё же узнаваемый гиппогриф. И несколько деревьев, похожих на огромные кочаны капусты. Гиппогриф и правда оказался в его сне. И деревья. И вчерашняя птичка никуда не делась. Драко был потрясён открывающимися возможностями: он создаст собственный мир, населённый удивительными существами, где будет хозяином и творцом. На следующий день он рисовал настолько увлечённо, что к ужину матери пришлось несколько раз посылать за ним. — Сынок, ты хорошо себя чувствуешь? — прохладная ладонь легла ему на лоб. Щёки Драко горели от возбуждения, пальцы мелко дрожали, но он не замечал этого. — Хорошо, мама. Он поужинал без аппетита и вернулся в комнату. Теперь его интересовало только одно: спать. Нужно было проверить, как там шестилапый пёс, рыбокрот, конь-огонь и множество других существ. Они ждали его в тени капустных деревьев. Под чёрными радугами он летал на гиппогрифе, а для рыбокрота решил нарисовать подводный лабиринт. Чем дальше, тем более сумасшедшими становились образы. И более злыми. Через некоторое время он придумал, как сделать зверей говорящими — подписывая рядом с их ртами реплики кривыми печатными буквами. Он дал каждому имена: кому-то сложные, кому-то просто Пёс, Конь. Неизменный туман покрывал ту часть мира, до которой ещё не добралась фантазия Драко, там что-то звало, требовало, тянулось к нему. Драко стал худеть. Мать пригласила врача, который велел чаще бывать на воздухе. Через пару дней отец принёс разрешение, и портал перенёс Нарциссу и Драко в Корнуолльское поместье. Люциус был вынужден остаться. Заветную тетрадь Драко увозил в сумке с прописями. В первую же ночь в Корнуолле из тумана навстречу Драко вышел взрослый мальчик, одетый в школьную форму Слайзерина. Шестилапый пёс ощерился и глухо заворчал. — Ты кто? — спросил Драко. — Я Том, — ответил тот. — Так это ты здесь живёшь... — Драко не мог скрыть разочарования. — А тебе здесь нравится? — дружелюбно улыбнулся Том. Драко огляделся по сторонам. — Интересно, — сказал он. — А мне скучно, — признался Том. — Хотя ты постарался. А корабль можешь нарисовать? Драко нарисовал корабль — огромный парусник с дырявыми бортами, похожими на рёбра древнего чудовища из папиной библиотеки. Он нарисовал гигантского змеекрокодила. Хищную русалку с двумя змеиными хвостами вместо одного рыбьего, а между ними что-то непонятное, подсказанное Томом. Днём он был послушен: садился за стол по расписанию, позволял надевать на себя перчатки и заматывать шарф до самых ушей. Гуляя вдоль моря, он рассматривал коряги, ракушки, мёртвых птиц и рыб, а вернувшись домой, пополнял их с Томом вселенную новыми деталями. Он стал хитрить, рисуя часть картинок на обычной бумаге, чтобы было что показать маме, впрочем, не только затем, чтобы защитить свою тайну: Драко замечал, что уровень его рисунков растёт на глазах, ему хотелось, чтобы мама гордилась им. Нарцисса поначалу и правда хвалила и удивлялась, но вскоре стала задавать глупые вопросы: почему кит плачет или зачем птичке зубы... Один рисунок с деревом, на котором вместо плодов росли скелеты рыб, она отложила в сторону и не вернула вместе с остальными. — Мне так грустно, когда ты уходишь, — пожаловался Том. — Куда ты всё время уходишь? Они сидели на берегу чёрного моря с рядами правильных греческих волн. Волны мерно били в борт корабля-скелета. Шестилапый пёс дремал, положив голову на вытянутые ноги Драко. Красный волк Тома рыл ямки в поисках крабопауков. — Домой, — объяснил Драко. — К маме и папе. Правда, папа всё время занят. — Ты мог бы остаться здесь подольше, — предложил Том. Драко задумался. — Нет, — сказал он, наконец. — Мама будет беспокоиться. Том поднял один из камешков-глаз, во множестве валяющихся кругом, и запустил его в волны. Он несколько раз подпрыгнул и скрылся под водой. — Тогда, может, найдём способ, как мне перебраться туда? — в глазах Тома вспыхнул голодный огонь. — Как думаешь, твоей маме я понравлюсь? Дальше всё смешалось. Его куда-то несли, кто-то плакал, кто-то повысил голос на Люциуса, и Люциус отвечал смиренно и нетвёрдо, не отпуская Драко с рук. Отчётливо впечаталась в память колба с тягучим сиропом, рядом капля этого сиропа и муха, застрявшая в ней двумя лапками. Ему говорили потом, что он напугал родителей серией необычно мощных выплесков магии и несколько недель пролежал в тяжёлом бреду. Рисовать он с тех пор разучился совершенно. Этот жутковатый эпизод — или всё-таки сон? — пришёл ему на память теперь, когда он решил поискать в библиотеке истолкование записки Маргарет. Он поднял голову, вглядываясь в очертания огромного скелета под тёмными сводами. Да, чудовище всё ещё пылилось там. Драко перевернул записку и, задумчиво обмакнув перо, одной линией вывел силуэт шестилапого пса. Нужную книгу он так и не нашёл. Ответ на запрос по цитате занимал полчаса в самых тяжёлых случаях, и Драко сдался: что если и нет никакого скрытого послания? Но тогда она обошлась бы простым "я отказываюсь". "Слишком ничтожна цена для такого замечательного предательства", — процитировал Малфой вслух. "Что-то магловское, как пошло", — решил он, нервно двигая туда-сюда ящик картотеки.