Всегда

Люциус мерил гостиную большими возмущёнными шагами. — Вы преувеличиваете, Северус, — цедил он сквозь зубы, подражая старческому голосу Флинта. — Вы слишком молоды, Северус... Молоды. Они, стало быть, молоды — те, кто своей кровью привёл к власти Тёмного Лорда и тем самым позволил этим вычурным атефактам из лавки древностей, этим говорящим картинам высказываться о либерализме! — Они наши союзники! — он возвёл руки к потолку и так замер, вдруг заметив своё отражение в тёмном старинном зеркале. — Краше в гроб кладут, — пробормотал Люциус, приблизив лицо к стеклу и рассматривая глубокие морщины, прорезавшие лоб. По некоторым данным стало очевидно, что Лавгуды бежали в Америку. А через неделю, судя по мыслезаписи Малинды Роули, его давнишней осведомительницы в Совете Попечителей, в школу прибудут четверо студентов оттуда. Союзники выдали бы преступников — и всё, дело закрыто. Странные интонации хозяина поразили Бэмби и, не решаясь приблизиться к нему, она бросилась в комнату хозяйки. — Госпожа Нарцисса, госпожа Нарцисса! Господину Малфою нехорошо! Вылупленные глазёнки Бэмби встревожили Нарциссу. Она сполоснула кисть, отложила почти законченный набросок натюрморта и встала, готовясь следовать за служанкой. — Хозяин говорит не своим голосом, — причитала Бэмби. — Бэмби боится, что это какое-то проклятие. — Не мели чушь, — отрезала Нарцисса, берясь за ручку двери. — А, жена! Нарцисса увидела обращённое к ней необычно бледное лицо. Но голос принадлежал никому иному как Люциусу Малфою, её законному супругу. — Входи. Ты рисовала? — он мягко взял её за руку и поцеловал тонкие пальцы, испачканные жёлтой и синей акварелью. — Как ты себя чувствуешь, Люциус? — спросила она, проводя свободной рукой по его волосам. — Превосходно, — с готовностью отозвался он. — То есть... Знаешь, Цисс, я очень устал. Он опустился в кресло, потянув её за собой. Она аккуратно вывернулась, присела в кресло напротив и жестом, исполненным нежности, подала ему обе руки. Он жадно схватил их, сплетая свои пальцы с её. — За что мы сражались, не напомнишь? Ради чего отравили нашим детям детство? Выгнали из Хогвартса маггловских выродков и полукровок, теперь начнут принимать американцев. По мне так лучше честный полукровка, которого можно нанять на службу, чем наглый нувориш из-за океана, который даже не знает, кто такой Николас Хиллиард* и никогда не видел работ Уильяма Тёрнера, — Люциус подался вперёд и заставил Нарциссу наклониться тоже. Их лбы почти соприкоснулись. — Миром правит не магия, Цисс, — Люциус перешёл на шёпот. — Миром правит не сила. Миром правят пошлость и скука. Сейчас я работаю над делом одного мальчика, это дело особой секретности, все допросы я провожу лично. Он сквиб и оборотень. Он ничто. Но, Цисси, моя Цисси, он ровесник нашего сына. Знаешь, раньше для меня это не было проблемой... Он высвободил руку и накрутил на палец прядь её волос. Нарцисса вздрогнула, с опозданием осознавая смысл его слов. — Американцы укрывают наших преступников, воруют наших специалистов, а мы будем учить их детей. И даже не ради денег, а потому, что по-другому теперь нельзя. Война не окончена, просто теперь это другая война. Нарциссе показалось, что он сейчас заплачет. Но Люциус поцеловал её в лоб и встал. — Я устал, дорогая. Прикажи постелить мне постель. - - - Люциус провёл беспокойную ночь. Ему снился Драко, убегающий от него среди памятников на кладбище, где в памятную ночь восстал во плоти Тёмный Лорд. "Ты не узнаёшь меня, Драко? — кричал Люциус, задыхаясь от бега. — Это же я, твой отец". Он пытался оторвать от лица маску Пожирателя, но она приросла, вместе с ней оттягивалась кожа, а он продолжал тянуть, бежать и звать. Проснувшись за час до положенного срока, он сразу встал. От завтрака отказался. Быстро и нервно оделся и по каминной сети отправился в Министерство. Застав заместителя уже на месте, он отметил первое приятное обстоятельство за много дней: юный Гамп стал понимать, что от него требуется. — Меня вызвал Патил, — объявил заместитель, самолично, ввиду отсутствия секретаря, принимая шляпу и мантию из рук Малфоя. — Нашли ещё двоих из шайки. Сказал, дело срочное. — Надеюсь, лучше, чем в прошлый раз, — заметил Люциус. — Он зайдёт? — Лучше спуститься на тюремный этаж. — Сейчас, — кивнул Малфой. Под прошлым разом он подразумевал того тощего щенка, который умер в тюрьме, не дождавшись допроса. Вырвать признание у Сида Коэна не удавалось никакими пытками, да и Люциус, признаться, стал жалеть его. "Что ты там прячешь? — с досадой думал он. — Ведь всё очевидно. Кого ты покрываешь, дурак?" Легилименции Сид, как и все оборотни, поддавался плохо. Сыворотку Правды он как-то чуял и превращался в волка, лаял, выл, рычал, катался по полу, но не выдал ни грамма полезных сведений. Люциус надеялся воздействовать на него, шантажируя жизнями друзей, но большую часть стаи перестреляли, а выживших надо было ещё разыскать. Тот мертвец вонял. Его ступни были покрыты язвами, глаза сочились гноем, воспалённая рана с посиневшими вздувшимися краями рассекала бедро с внешней стороны. Люциус брезгливо поднёс к носу платок и вышел, едва взглянув. После этого случая его накрыло глухое отчаяние. Он написал Снейпу, прося уточнить, нет ли способа использовать Сыворотку вместе с зельем, блокирующим анималистическую форму. Через полчаса сова принесла сложенный вдвое кусок пергамента всего с одним словом: "Нет". Люциус повертел пергамент в руках, размышляя, что за таким лаконичным ответом должен стоять не оставляющий сомнений практический опыт. - - - — Патил, что у вас? — Представился Марком. Если не врёт, конечно. Каждый раз при разговоре Патил старался спрятаться за бумагами или расположиться так, чтобы не пересекаться взглядом с Малфоем. Люциуса это раздражало. — Когда вы уже научитесь смотреть мне в глаза? — спросил он напрямик, отступая, чтобы охранник отпер дверь. — Стыдно, офицер! — Не стыдно, — глухо ответил Патил, глядя в пол. Лязгнул засов и дверь медленно поползла в сторону. — Вы не похожи на того, кто пришёл убивать, — пленник шумно втянул сопли, харкнул и сплюнул в угол. — Вы пришли договариваться? — И да, и нет. Патил, оставьте нас. Кристофер Патил коротко кивнул и вышел. Малфой подождал, пока за ним закроется дверь, тем временем осматривая пленника. Он был крепко сложен, одет в рубашку с огуречным принтом и светло-голубые джинсы. На одежде там и тут виднелись пятна птичьего помёта. В волосах застрял мусор. Нездоровый румянец полыхал на лице. Гловер Гамп внёс для Малфоя стул и по знаку его руки удалился. — Почему ты весь в дерьме? — спросил Малфой, присаживаясь. — Провёл ночь на ступенях какой-то церкви, — объяснил Марк и снова втянул сопли. Малфой кивнул и скользнул взглядом по его босым ногам. — Я никогда не пробовал ночевать на улице. Но в твоём возрасте это, наверное, увлекательно. — Я что-то не понимаю, — Марк поставил брови домиком и запустил в волосы пятерню. — Увлекательней, говорю, чем ночевать здесь. Кстати, ты знаешь, за что попал в тюрьму? — Да мне плевать, в общем-то, что вы там придумали, — Марк наклонил голову и хрустнул шеей. — Но если есть варианты выкрутиться, я согласен. — Скажи, Марк, — Малфой понизил голос, как будто их могли слышать, — у этого Коэна, вашего вожака, ведь был брат? С минуту Марк молча разглядывал запонку в виде драконьего черепа, мерцавшую в полумраке камеры. Потом покачал головой. — Э, нет, — сказал он грустно. — Спросите что-нибудь ещё. — Не знаешь? — уточнил Малфой сочувственно. Марк переступил с ноги на ногу. — Расскажи, как Сид стал вожаком, — покладисто предложил Малфой. — В обмен на что? — сощурился Марк. — Смотря, что ты расскажешь. Марк снова переступил с ноги на ногу, шмыгнул носом и сплюнул в угол. Люциус достал палочку и, направив её на ноги заключённого, произнёс согревающее заклятие. — Он подрался, как положено, — сказал Марк. — Сиду приглянулась девчонка, из пленных, а Клайд решил, что это вызов. Может, он и был прав. Сид ведь мог и обставить всё так, для внешнего лоска. Стая признала Сида, друзей у него хватало. Марк вопросительно взглянул на Малфоя: достаточно? От разлившегося по телу тепла думалось с трудом, языком шевелить не хотелось. — Да, внешний лоск важен, — заметил Люциус. — А что было с пленницей? — А ничего. Сид не обижал девочек. Стойте, — сонливость на лице Марка сменилась надеждой и затем страхом. — Что вы меня о нём всё спрашиваете? Он живой?