Конец начала. Начало конца.

Бессмертие. Кирен Уолкер никогда не задумывался над значением этого слова всерьез. Для него это казалось чем-то нереальным, чем-то, чего быть не может... Пока не стал бессмертным сам. Восстав из мертвых, он стал ПЖЧ — полуживой человек. Для него это было приговором. Кто он теперь? Лишь тень прошлого себя. Лишь его жалкая крупица и копия, но это не он сам. Тот Кирен Уолкер всегда улыбался, даже, если было очень трудно. Он выражал себя через картины, хотя сейчас попросту забыл это чувство: когда кисточка скользит по холсту, послушно изображая на белом листе все те эскизы и картины, которые прочно засели в голове рыжика. Он забыл, как это, когда руки дрожат от внезапно накатившего вдохновения, что даже и не замечаешь, как перестаешь дышать. Он забыл это все! Все мигом стерлось из памяти, будто провели ластиком в его голове. Бессмертие — ужасное слово, пробирающего его до мурашек, которых и нет, но он бы хотел, чтобы они были. Он никогда не хотел видеть смерть своих родных, но именно это и означает бессмертие. Глупцы те, кто хочет жить вечно. Кир никогда не хотел этого, ведь его навечным спутником может оказаться одиночество, что тоже страшит. Не для этого он совершал самоубийство, чтобы снова восстать и находиться тут, среди живых. Комната наполнена гробовой тишиной, отчего Кирен усмехнулся. Он уже испытывал это чувство – удушающее и губительное, разрывающее сердце на мелкие кусочки, которые потом втаптывались им же самим в грязь. На улице глубокая ночь, что даже казалось, будто она пробиралась и вовнутрь самого парня, захватывая в свой плен все его подсознание. Прям как тогда, в день восстания. Родные давно спали, видя десятый, а может и сотый сон по счету. Вот только Кирен не мог спать, объяснение этому, правда, он не знал. Просто что-то не давало ему покоя. Может, это была совесть, мучившая его еще с того времени, как только он пришел в себя, а может, что похуже. Но Кир не знал, что может быть еще хуже. Как только сквозь плотные шторы стали пробиваться первые лучи солнца, Кирен схватил свою любимую толстовку и осторожно вышел из дома, направляясь в то место, где он, по идеи, и должен быть. На улице не единой души, только он сам и его одиночество, прицепившееся к нему, как кровосос. Сейчас давно не лето, уже середина осени. Воздух должен быть морозным, от которого покалывает кожа, но... Он должен быть таким. Должен. Рен отчаянно пытался вспомнить это чувство. Яркие лучи солнца отражались в окнах серых домов. Весь серый Роартон сейчас заиграл совсем другими красками. Более яркими и живыми. Небо переливалось с темных на светлые тона. Оно было похоже на палитру, где смешали всевозможные цвета. Идя по знакомой тропинке, Кирен и не заметил, как пришел. Присев на корточки возле своей могилы, рыжик провел рукой по могильной плите. Надпись, выбранная родителями, который раз вызывала грустную улыбку. Он был не прав, что так поступил, но именно тогда ему казалось, что это единственный выход. Уолкер закусил внутреннюю сторону щеки и встал, как вдруг рядом послышалось копошение. Резко развернувшись и выпрямившись в полный рост, Кир увидел перед собой мужчину на голову выше его. Он сразу понял, что тот тоже, как и он, обречен на вечность. – Прости, если напугал, – раздался мягкий мужской голос, отчего у Уолкера сперло дыхание. – А, да ничего, – как-то мяло ответил рыжик и отвел глаза. Пристальный взгляд мужчины его смущал. – Ты один из нас? Тебя тяжело узнать под таким слоем мусса, – его слова звучали как упрек, словно он не должен был наносить его вообще. – Неужели так хочешь походить на живого? – Я... Просто... Кирен замолчал. Он не знал, что можно на это ответить. Его пробрал стыд перед незнакомцем, но за что? За то, что он скрывал то, кем являлся на самом деле? Но по-другому нельзя. Никто не примет, начнут презирать еще сильнее, чего парень явно не хотел. А вот мужчина, похоже, что вообще не смущался своего вида: бледная кожа, на которой не было мусса, глаза с черными вкраплениями, самодовольная ухмылка, и весь этот образ добавляли волосы зачесанные назад. Рен мог спокойно назвать мужчину красивым, даже то, что он в его вкусе. – Мертвый, среди живых... – незнакомец подошел к Кирену ближе, всматриваясь в его глаза. – Но так ли это? Даже живые могут быть мертвыми, вот здесь, – он тыкнул пальцем в грудь рыжика, чуть улыбаясь. – А мертвые могут быть живыми. Тепло не всегда означает, что ты жив. Подумай над этим, Кирен Уолкер. На этих словах незнакомец развернулся и пошел прочь, оставляя Кирена со своими мыслями. На его лицо упал луч солнца, отчего он зажмурился, и, кажется, впервые почувствовал тепло. Закусив губу, он вытер рукавом толстовки со своего лица мусс и подставил свою бледную кожу под лучи, которые теперь светили еще и на его могилу.

Ему впервые за долгое время захотелось рисовать.

С той встречи прошло несколько дней. Все это время Кирен не выходил из комнаты, отчего его родители начали волноваться. Он будто и не замечал их стуков в дверь. Парень полностью увлекся своим делом. В его руках была кисточка, которой он с уверенностью водил по холсту. Весь перепачканный в краске, Уолкер выглядел счастливым. Рыжик сосредоточенно вглядывался в тот образ, который рисовал. С каждой линией он напоминал того незнакомца, имя которого так и не узнал. Вот они, эти самые скулы, глаза с теми же вкраплениями и губы, на сей раз изображенные в мягкой и доброй улыбке. Кажется, Кирен начал влюбляться, правда самого того не замечая. Когда в комнату без проса вошла младшая сестра, он даже не обратил на нее никакого внимания. Джем лишь скептично на него посмотрела, вздохнула и вышла, не отвлекая его от работы. Она знала, что, если ее брат начинал рисовать, то его лучше не трогать. В этом осталось убедить и родителей. Когда портрет был закончен, Рен осел на свою кровать и уставился на холст, где красовался тот самый мужчина. Он был точно передан. Похоже, что Кирену хватило одного взгляда, чтобы запомнить все его черты лица. Проведя рукой по своему лицу, Уолкер только сейчас заметил краску на своем теле. На его губах заиграла улыбка. Последующие часа два он просидел в ванной и старательно вымывал разноцветные пятна на коже. Вечером он вышел на прогулку. Люди все также с подозрением оглядывались на него. Естественно. Он впервые решил выйти таким, каким он являлся. Кирен даже не знал, почему, просто так захотелось. Гуляя по улицам Роуртера, парень не сразу заметил, как за ним шел кто-то следом, пока тот не обогнал его и не остановился перед ним. – Удивительно видеть тебя таким, Кирен Уолкер. Перед парнем стоял тот мужчина, улыбаясь теперь по-доброму, прям как на его картине. – Я так и не представился тогда. Саймон Монро, – Саймон протянул руку для рукопожатия, которое тут же скрепилось рукой Кирена. Приятно познакомиться, Саймон. Уолкер смущенно улыбнулся в ответ и убрал свою руку в карман. Он даже и не заметил, как повеселел. Саймон встал рядом и они пошли дальше, куда глаза глядят, наслаждаясь приятной компанией и вечером. Монро постоянно расспрашивал парня о семье, чем он увлекался, как восстал и как умер. О последнем Кирену говорить не хотелось, поэтому он старался избегать этой темы, говорил лишь вскользь. На следующий день они вновь отправились на прогулку, да и на следующий тоже. Кир и не замечал, как постепенно привязывался к новому другу. А другу ли? Их взгляды были бесконечно долгими, прикосновения обжигали кожу, а улыбки дарили радость обоим. Кирен думал, что это невозможно, но похоже, что нет ничего невозможного в этом мире. Давно надо было понять. Они шли по старому парку города. Саймон говорил о втором восстании, рассказывая, как это здорово. Главное, нужно найти первого восставшего. Он доверил некоторые секреты Кирену, которые, в принципе, нельзя было никому доверять. Он же один из 12 апостолов. Уолкер находил это странным, но слушал внимательно, пока Саймон не замолчал, видимо, закончив свой рассказ. Каждый задумался о своем, но тут неожиданно Монро решил запеть. – Just live, – тягуче, почти на распев протянул Монро. –Саймон. Кирен резко остановился и посмотрел на мужчину. Тот в свою очередь повторил то же самое и внимательно уставился на Уолкера. Последний слегка замешкался, но, собравшись с силами, посмотрел в глаза Монро и сделал шаг вперед, притягивая его к себе. Кирен осторожно прикоснулся к губам Саймона, положив руки на его шею. Поцелуй получился слишком невинным, но невероятно чувственным и нежным. Таким же, каким являлся и Кир. – Проведи эту вечность со мной. – Это будет конец начала и начало нашего конца.