Проводник света (Conductor of Light)

- Мы находимся в парке, – сказал долговязый молодой человек, констатируя очевидное. – Ты чувствуешь себя нормально? - Да, – ответил Джон Уотсон своему другу. – Это... это так. Билл Мюррей широко улыбнулся ему. - Тогда окунись в ощущения, ведь ты не скоро сможешь сюда вернуться. Они брели по узкой асфальтовой дорожке, останавливаясь через каждые несколько метров, чтобы Джон мог убедиться, что они движутся в верном направлении. Поиск Дома души – места, в которое каждый внутренне стремился попасть каждую секунду своего времени – был полной противоположностью навигации в армии. Ни компасов, ни GPS, ни расчётов, только следование естественному зову каждой клеточки тела, требующему немедленно тащить туда свою задницу. Джон думал, что это, возможно, похоже на то чувство, которое заставляло перелётных птиц срываться с насиженных мест с наступлением осени. - Как, чёрт возьми, мы собираемся продолжать жить, – пробормотал Джон, – с этим проклятым зовом? Он ведь не заткнётся, когда я покину эту часть южного Лондона. Я не верю в то дерьмо, что говорил наш тренер; всё это – выброшенное впустую чёртово время. - Ну, однажды мы найдём Дом твоей души, где ты сможешь остаться до тех пор, пока этого хочешь. При условии, что ты не окажешься одним из тех психов, «почитающих и поклоняющихся священному месту», – сказал Билл. Джон улыбнулся. - Я в порядке, правда. Просто немного запыхался. Тем не менее, меня немного раздражает, что мы пропускаем следующий День Великого Света. - На скольких ты был? - На трёх – в первый раз, когда мне исполнилось семнадцать, а потом на каждом последующем. А ты? - Тоже. И до сих пор не повезло. Инстинкты Джона провели их по нескольким неухоженным лужайкам. - Они довольно неуловимы, эти потенциалы. Может быть, наши – ветераны войны, и они уже в Афганистане. - Я думал, что ты думал, что твой был доктором? Или медсестрой? – Билл ухмыльнулся, когда они достигли гравийной дорожки. Джон слегка покраснел. - Последние десять лет Домом моей души был госпиталь Святого Варфоломея. Его химическая лаборатория, если тебе интересно. Что мне было предположить? И теперь он переместился в какой-то богом забытый парк. Я имею в виду, что, чёрт побери, из этого следует? - Мой как-то раз был в Теско. Джон фыркнул. - В каком отделе? - Чай. О, заткнись! И Джон заткнулся – его смех вышел довольно коротким, потому что они достигли тёмного каменного фонтана. Он был круглым и глубоким, вода лениво стекала вниз из центральной чаши в абсолютно безвкусный бассейн. Джон смотрел на фонтан, медленно протягивая руку к его основанию. Его полуденная мана заставила гранит засветиться оранжево-жёлтым, когда Джон крепко сжал край. - Я нашёл, – прошептал он. – Этот фонтан – Дом моей души. Билл в изумлении посмотрел на место, так много значившее для его лучшего друга, и с трепетом произнёс: - Да он весь покрыт птичьим помётом, приятель. Джон плеснул в него водой.

***

Прикосновение к спокойной воде фонтана оказалось лучшим, что случилось с Джоном за последние десять лет. Было даже немного смешно, как рано он появился – на часах была лишь четверть одиннадцатого, а он уже просидел здесь три проклятых часа. Вообще-то, ждать у фонтана было довольно холодно. Тёмный камень, поблёскивающий в вечернем свете от морозных узоров, на котором устроился Джон, казалось, насквозь промораживал его задницу. И кто, чёрт возьми, решил провести церемонию Великого Света в последний день января? Очень немногие из находившихся в парке радовались приятному, но отнюдь не тёплому солнцу, и все они были необычайно заняты, потому что это был не обычный день. Полуразрушенный, по-прежнему покрытый птичьим помётом фонтан, для многих людей, стоящих вокруг, вероятно, имел то же значение, что и для Джона. И все они с нетерпением ждали полуночи. По крайней мере, количество людей было достаточным, чтобы девушка на входе в парк раздавала рекламные листовки нескольких компаний за 50 пенсов в час. Единственными людьми, работавшими в этот день, были те, чья полуденная мана ещё не засветилась. Джон вытащил скомканный флаер из заднего кармана, наклоняя его в сторону, чтобы прочитать его в тусклом свете уличных фонарей. Его дыхание вырвалось облачком пара, когда он сложил бумажку, чтобы почитать. Ему нужно было отвлечься от волнения, которое копилось в течение нескольких недель. Джон ощущал трепет каждого человека, слоняющегося поблизости. Так он, скорее всего, сойдёт с ума ещё до наступления полуночи. Да, надо почитать. Отвлечься. ВЫ ГОТОВЫ ВСТРЕТИТЬ СВОЙ ПОТЕНЦИАЛ??? Кричал заголовок. Всё, что нужно знать о важности цвета и света! Тьфу. Важность цвета? Джон почти поверил безвкусному розовому флаеру, потому что подобное мнение в последнее время набирало всё большую популярность. Однако не стоило забывать, что потенциал часто играет важную роль в жизни – чаще всего наставника, друга или коллеги. Люди – а также такие компании, как «СветВнутри», напечатавшая флаер – цеплялись за всякие глупые слова, вроде «второй половинки» и «пары крыл». Тем временем, их психологический анализ цвета полуденной маны был очевиден. Если ваша ладонь засветилась красным, это практически гарантировало бы Вам в конечном итоге жаркий секс со своим потенциалом. Это было хуже, чем День святого Валентина. Как бы смешно это ни было, но текст флаера продолжался. В соответствии с ним, Ваша ладонь не светилась «красным» – нет, это был «рубиновый» или «гранатовый». Как претенциозно. И что это означает для Вашего будущего с Вашим потенциалом? Рубины уже давно ассоциируются с красотой и благородством. Глубокий рубиновый цвет означает, что Вы мудры в принятии решений, но не чужды романтики... Эта брошюрка была пропитана сплетнями и домыслами. Джон не мог понять, как люди на самом деле читали эту муру. Опаловый – самый редкий цвет маны, и он характеризуется природным разнообразием оттенков видимого спектра. Когда появляется свечение, оно похоже на цветовой вихрь, подобный пламени. Он ценится выше всех остальных. Белая мана также делится на две группы: бриллианты и жемчуг. Первый считается изначальным, потому что, когда полуденная мана впервые появилась, она была именно такой, и, следовательно, этот цвет – самый чистый. Это очень ясный свет. Он означает невинность, но также обещание. Последнее чаще сопровождается облачным жемчужным блеском. Если у Вас такой цвет маны, то считайте, что Вы получили достоинство и спокойствие в качестве благословения. В личном рейтинге Джона этот образчик псевдо-науки был на удивление интересным, поэтому он продолжил читать. Это как сравнить несколько гороскопов, чтобы посмотреть, который содержит большую глупость. Изумрудное свечение уже давно восхищает, особенно с тех пор как Королева Виктория разделила бриллиантово-зелёную ману с принцем Альбертом. Изумруд имеет стойкие ассоциации с исцелением и поиском истины. Итак, какой же чёртов драгоценный камень может быть у него? Топаз. Жёлтый цвет маны неизменно приносит счастье. Потенциалы с этим цветом могут быть уверены, что их ждёт крепкая дружба... Не-а. Он достиг своего личного порога фигни за день. Брошюрка вернулась в карман, её сменил телефон. Двадцать минут одиннадцатого. Это было мучительно. Сердце Джона ускорилось, когда в парк вошли ещё два человека. Любой из этих людей вокруг меня – любой из них! Может быть моим потенциалом. Я могу смотреть на него прямо сейчас!!! Мысли Джона метались как бешеные. Элла предупреждала его как раз об этом. Он действительно должен был успокоиться и держать свои мечты и надежды под контролем. Его потенциал нечасто проявлялся до нынешнего Дня Великого Света. Праздник Великого Света был провозглашён, чтобы люди могли повстречать своих потенциалов. Это был государственный праздник, проводившийся каждые пять лет, так что Вы могли совершить путешествие к Дому Вашей души и найти потенциального партнёра. Джон даже получил прибавку к своей армейской пенсии специально для того, чтобы покрыть расходы на поездку. При каждом новом промышленном перевороте, который происходил после Дня Великого Света, в интересах правительства было, чтобы как можно большее число потенциалов нашли друг друга. Общество диктовало обывателям, что каждому необходимы две вещи: романтический партнёр и потенциал. Иногда это был один и тот же человек. У Джона не было ни того, ни другого. Джон стукнул тростью по гальке под ногами. В некотором смысле сидеть здесь было приятно, и его желание, наконец, исполнилось. Тяга, которая грызла Джона в течение долгих часов в афганской пустыне, сменилась удовлетворением – он был почти счастлив, впервые за несколько месяцев. Он был похож на пружину, которая была постоянно натянута и только теперь могла сжаться до изначального состояния. Хотя парк был только в воспоминаниях Билла, а Билл был всё ещё в Афганистане. И его страшно не хватало. Двадцать две минуты одиннадцатого. Пространственно-временной континуум сместился. Это было единственное объяснение, почему минуты ползли так медленно. На войне в долгие часы ожидания Джон считал по-афгански. Похоже, пора вспомнить, как это делается. Число двадцать два ознаменовало половину одиннадцатого. Всё лучше, чем эта агония. Даже флаер. Джон разровнял смятую бумажку. На картинке у двоих людей на ладонях появлялось свечение. Причём такое мощное, что это было похоже на световое шоу. Явно встретились две половинки. И их полуденная мана впервые соприкоснулась, образуя то самое Сияние. Мягкий свет, появляющийся в период полового созревания, вырывался наружу и сворачивался кольцами вокруг своих владельцев. Флаер услужливо предлагал чудовищно неточные с медицинской точки зрения иллюстрации различных уровней проявления Сияния, которые могут произойти. Неужели люди всерьёз думают, что вокруг них будут вращаться маленькие световые кометы? В действительности Сияние очень напоминало магнитное поле. Джон видел это несколько раз в предыдущие Дни Великого Света. Однажды Сияние было довольно маленьким, едва окутывавшим ладони пары, но было и такое, когда лаймово-зелёный свет обволакивал двух людей целиком. На картинках в учебнике Джон видел самое большое Сияние, которое простиралось далеко за пределы человеческого тела и удерживалось словно на полюсах магнитного поля. Появляясь в районе лопаток, оно было уподоблено конструкции крыла – отсюда и название, давшее развернуться индустрии Валентинова Дня. Глупая брошюра изображала это явление подобно ангельским крыльям. В комплекте с перьями. Джон с отвращением усмехнулся. Когда всё стало так запутанно? Независимо от того, кто бы что ни говорил, весь бизнес, связанный с поиском потенциалов был с оттенком странности, хотя Джон старался придерживаться фактов. Ваш потенциал – это тот, кто помогал Вам раскрыться, то есть раскрыть свой истинный потенциал. Тот, кто часто в какой-то форме партнёрства с Вами работал лучше, чем с другими. И наоборот. Хотя громадное Сияние, принимающее форму крыльев, означало особенно мощную совместимость между двумя людьми, это не было научно доказано... но все знали о белом свечении между Ленноном и Маккартни. Джон сунул раздражающий флаер обратно в карман. При этом от чего дрожала его рука – от холода или от посттравматического стрессового расстройства – он не мог сказать. Элла сказала, что это посттравматический стресс. Но Джон и сам был врачом, и он знал, что если бы это было так, стрессовые ситуации должны были сделать всё ещё хуже, а не исцелять его. Может быть, его потенциал будет тем, кто поможет Джону преодолеть его перемежающийся тремор, и он сможет вернуться к операциям. Боже, он должен прекратить фантазировать на эту тему. Но при встрече с потенциалом они изменят жизни друг друга, и, возможно, он освободит Джона от его жалкой оболочки, в которой тот застрял... Так трудно не думать об этом... Но это неправильная мысль. Никто не поможет Джону изменить его жизнь кроме него самого. Его потенциал ничего ему не должен, он не обязан даже говорить с ним после того, как они встретятся. Но когда Джон вернулся домой... просто... с ним ничего не происходило. И он был истощён. Злой на самого себя, Джон рывком встал с прохладного камня; возможно, прогулка прочистит его мозги. Пошёл снег, и холодный воздух, попадавший на открытые участки кожи, заставлял ныть плечо и ногу. Ну и кто захочет видеть его в качестве своего чёртового потенциала?! Раненного, находящего в депрессии бывшего солдата? Грёбаное Рождество ни для кого! Возможно, своего рода правительственный эксперимент, который проводит чокнутый учёный. Когда Джон снова подумал об этом, он уже шёл вниз по узкой асфальтированной дорожке, петлявшей среди деревьев. Вдали от уличных фонарей было довольно темно, и слабый свет луны ничем не мог исправить ситуацию. Обычно Джон поворачивал свою левую ладонь вниз, и его путь освещался мягким жёлтым светом его полуденной маны – не лучший вариант сегодняшним вечером. Это было негласное правило: пока рано было снимать перчатки. Джон был уверен, что где-то в телефоне Гарри есть фонарик, но, чёрт возьми, он не знал, как его найти. Поэтому оставалось только бродить в темноте. Если его потенциал не появится сегодня, может быть... Джон попытается получить работу в больнице. Может быть, снять квартиру с кем-то в доле? Он не мог позволить себе Лондон на армейскую пенсию, но не представлял, что может жить где-нибудь ещё. Половина одиннадцатого! Джон, прихрамывая, прошёл мимо девушки-подростка, сидевшей на скамейке. Она жевала губы и сжимала правую руку. Её первый День Великого Света. Может быть, не все знают о необходимости быть в перчатках, ведь лиловая полуденная мана мягко подсвечивала лицо девушки. Может быть, ей просто всё равно. Джон считал, что если бы не холод, он бы покончил с этим несколько часов назад. После Афганистана всё казалось ему мелким и пошлым. Хорошо, он мог оценить зрелище десятков снимаемых перчаток, когда стрелки часов покажут 12. Но большая часть его просто хотела того, что цвет полуденной маны каждого станет заметен, и, наконец, его рука сомкнётся с рукой его потенциала. Двое людей, которые могли быть только родителями девушки, держась за руки стояли рядом. Они были потенциалами друг друга, и Сияние цвета глубокого синего бархата покрывало их доминирующие руки. Тонкие линии света испещряли ладони, потому что Сияние никогда не проходит после первой встречи. Джон посмотрел на них с тоской, прежде чем отправиться обратно к фонтану. Нежелание ждать полуночи начало выплёскиваться наружу у обитателей парка. Джон увидел в темноте свечение двух полуденных ман – богатого оттенка зелёной листвы и тёмно-оранжевого. Тёмно-оранжевый! Мысль поразила Джона с достаточной силой, чтобы он замер как вкопанный. Гарри. Это был цвет Гарри! Нет. Нет, её цвет бледнее. Я думаю. Руки в перчатках потянулись к телефону. [Исходящее сообщение: Гарри Уотсон. 22:34] Ты празднуешь сегодня вечером ДВС? [Входящее сообщение: Гарри Уотсон. 22.36] Да. В Доме моей души. А ты? [Исходящее сообщение: Гарри Уотсон. 22.36] Тоже. Где ты? [Входящее сообщение: Гарри Уотсон. 22.37] Рядом с Лондонским Глазом. Маленькая булочная. Почему ты спрашиваешь? [Исходящее сообщение: Гарри Уотсон. 22.39] Неважно. Удачи сегодня. [Входящее сообщение: Гарри Уотсон. 22.40] Ты думаешь, что видел кого-то с полуденной маной моего цвета, да? Не забудь, что моё свечение совсем слабое. [Исходящее сообщение: Гарри Уотсон. 22.42] Гарри, я множество раз объяснял, что сияние твоей полуденной маны не показатель чего-либо. [Входящее сообщение: Гарри Уотсон. 22.42] Лучше бы ты объяснил это окружающим. Джон покорно вздохнул и сунул телефон в карман. Любое общение с Гарри было тяжким испытанием для него, и без того натянутые сегодня нервы, казалось, звенели. Он сел рядом с фонтаном, прислонившись к его гладкому каменному краю и укрываясь за ним от ветра. Кожа под перчаткой начала зудеть, но, скорее всего, так происходило потому, что он уделял этому столько внимания. Оставалось ещё чуть больше часа до полуночи – достаточно, чтобы добраться до ада. В любом случае сегодня люди начали рано: несколько разноцветных пятен уже было разбросано по парку. Джон осторожно стянул шерстяную перчатку с пальцев, и тёплое сияние его маны замерцало в темноте. Он с удовольствием начал чесать ладонь и был так сосредоточен на своей задаче, что когда рядом с ним громко хрустнул гравий, Джон вздрогнул. Он быстро сжал руку в кулак, скрывая наиболее сильное золотое свечение. Перед ним стоял высокий темноволосый мужчина в длинном пальто и шарфе, развевающемся на холодном ветру. В слабом свете было видно, что его рука в плотной перчатке тянулась к Джону. Джон внезапно очнулся. Он начал возвращать рукопожатие, но человек покачал головой и нетерпеливо, но мягко схватил кулак Джона. Джон позволил ему развернуть руку ладонью вверх и разомкнул пальцы. Золотисто-жёлтый свет озарил их лица, разрывая тьму, которая раньше их скрывала, и Джон увидел напротив умные глаза, внимательно изучающие его полуденную ману и его лицо. Внезапно Джону стало трудно глотать, и его сердце билось где-то в горле, как сумасшедшее. Человек отпустил Джона и, не колеблясь, снял свою кожаную перчатку. И Джон знал, он чувствовал, что сейчас увидит золотой свет, танцующий на ладони, который не будет его собственным.