ДНК никогда не врет

«ДНК никогда не врет», - иногда говорит себе под нос Ж. Аргон, главный врач крупнейшей клиники волшебного народца, запертой и укрытой в самых недрах земли, говорит скорее по привычке, по какой-то абсолютно дурацкой, но как будто даже профессиональной инерции, чем серьезно сомневаясь в чем-то. Впрочем, сейчас это «что-то» касается главным образом только лишь богачки Опал Кобой, крохотной коварной пикси, финансировавшей мятеж гоблинов в Полис-Плаза, а тут уж в любом случае стоит быть настороже. О, конечно, ДНК никогда не врет – Аргон вводит в кодовый замок хитрую конфигурацию личного пароля, а потом, за больничной дверью палаты Кобой, проводит один тест за другим, чтобы удостовериться, что крохотная злодейка, прикованная к кровати, - именно та, за кого себя выдает. ДНК никогда не врет – гном суетливо, спешно, невнимательно перебирает документы, беспорядочно разбросанные по его письменному столу, находит блокнот и торопливо записывает показания после самого недавнего обхода палат и всех-всех паучьих закутков коридоров больницы. ДНК никогда не врет, – в очередной раз устало говорит он этим параноикам из ЛЕПа, день и ночь сидящим в подсобке у мониторов, на которые транслируют изображения все камеры лечебницы - правда, как он успевает заметить, одни полицейские кретины сменяют других, так что в случае ЧП даже Быстрое реагирование не сыграет больной роли. Аргон, конечно, слышал о девчонке Элфи Малой, протеже этого видного майора Крута, но по его мнению, неоднократное общение последней с вершком Фаулом могло дать в ее психике трещину, сравнимую с трещиной в душе и сознании этой крохи Кобой – фигурально выражаясь, конечно. Аргону нравится Опал – в такой самой степени, в которой вообще может нравиться молодая ухоженная девушка, хоть и погрязшая в беспробудной коме и пребывающая там уже около года. Опал ведь красивая, гораздо красивее визгливой жены доктора, вздумавшей с ним судится, и красивее обычных горожанок Гавани; иногда гном позволяет себе коснуться ее лица и тонкой лини узких губ, но почти сразу отдергивает руку, словно преступница вдруг очнется от комы, распахнет глаза и цепко схватит его за жилистое темное запястье со вздутыми блекло-синими венами – о, конечно, этого не произойдет; он вообще не верит, что эта малышка когда-нибудь проснется. Аргон любит говорить с Кобой - то ли от одиночества, то ли от того, что считает, что если когда-нибудь пикси - не приведи все покровители Атлантиды! - вдруг очнется, лучше уж быть ее другом, чем стать у нее на пути. Он и сам не может этого объяснить, но пару раз он приносил в ее палату медицинские журналы и читал их вслух, правда он не сказал бы, чтобы они сильно нравились пациентке – по крайней мере, никаких изменений в ее состоянии все-таки не наблюдалось. А еще Аргон никогда никому не признается, что он просто боится эту кроху, чье сознание крепко спит больным сном в тонкой маленькой оболочке, укутанной в четверо больничных простыней и подвязанной на ремнях к потолку. Доктор часто думает, что лучше уж умереть, угаснуть, подохнуть на месте от приступа или может быть чьего-нибудь электрического разряда, чем кончить жизнь, как эта свихнувшаяся богатенькая девчонка – в душном саване, где рано или поздно кончается воздух, в паучьих коридорах его лечебницы, где каждый твой судорожный вздох ловят новейшие камеры, с добрым десятком датчиков по всему телу и чипом ЛЕПа под кожей плеча. Гном просто не думает, просто не хочет думать, что кома может быть спасением, единственным выходом и беспроигрышным шансом уйти от наказания за преступление – и, вообще-то, окажись он в ситуации Кобой, он сам бы скорее всего выстрелил себе в лоб из ближайшего же бластера. Но он не на ее, он на своем месте – и он еще раз нервно вздрагивает и бормочет про себя фразу-код, от которой иногда как будто бы даже становится легче и спокойней – а может, ему это просто так кажется. «ДНК никогда не врет», - упорно твердит Аргон, не слыша никого и ничего, когда ему вдруг навязчиво кажется, что малышка Кобой куда-то делась из-под острых глаз дежурных и из-под объективов всех этих чертовых тюремных камер. Сначала это случается ночью – доктор резко садиться в своей кровати, в темноте слепо шарит по тумбочке, ища очки или выключатель от настольной лампы. Саван его одеяла душный, глухой, липкий, навязчивый – доктор бьется, а потом сердито трет глаза и пытается про себя сосчитать до десяти, а потом до единицы в обратном от десяти порядке, чтобы хоть чуть-чуть успокоиться. Что-то шипит во сне жена из соседней, запертой изнутри на ключ комнаты, - Аргон медленно вздыхает, ложится в кровать, а потом еще долго смотрит в потолок, потеряв сон и распахнув усталые сухие глаза. Иногда Аргону снится Кобой – он как будто видит ее сознание, состоящие из слепящих разноцветных нитей, потоков энергии, свивающихся в кокон; сознание неистово бьется, рычит, за доли секунд доводя диапазон голоса до ультразвука и царапает оболочку изнутри, пытаясь выбраться – доктор отталкивает от себя тупое душное одеяло, этот мерзкий саван, и физически чувствует ледяной соленый пот по всей своей спине. Аргон боится, смертельно боится; Аргон не хочет, чтобы Кобой просыпалась – он просыпается сам, отработанными, механическими движениями варит абсолютно безвкусный, но мерзко обжигающий горло кофе, в третий раз за ночь звонит в больницу и черт знает в какой раз заводит будильник на шесть тридцать пять утра. Но ДНК ведь никогда не врет – а значит, вся Гавань и весь волшебный народец все еще могут спать спокойно; но теперь и ему бы, Аргону, заснуть. Тесный белый саван смыкается где-то на горле доктора, где-то под самым подбородком, а сознание Кобой там, во сне, проводит очередную воображаемую царапину по своей белой оболочке – может быть, даже и последнюю. Жена доктора в соседней комнате встает с кровати, проверяет замки на своей двери и пьет очередную таблетку снотворного, чтобы выкинуть из головы мужа и его паранойю – по крайней мере, до следующего утра. «ДНК никогда не врет», - потрясенно шепчет Аргон, промокая уже мокрой насквозь салфеткой обильно катящийся со лба нервный пот, когда однажды проснувшись утром узнает, что прошлой ночью опаснейшая преступница современности - Опал Кобой - смогла вырваться на свободу. Его приборы в норме, в полной готовности к работе; все его датчики показывают, что наследница империи Кобой все еще здесь, в больничной палате, в коконе простыней и тугих садистских ремнях, а под ее плечом все еще тихо попискивает чип этих придурков-полицейских. «ДНК никогда не врет», - тупо повторяет доктор, держа подвешенную над кроватью преступницу за руку и невидящим взором смотря в телевизор, где сейчас по всем каналам истерически пульсирующие красные буквы сообщают о побеге крохотной пикси, безумно опасной для всей этой чертовой планеты и всех, кто внутри нее. «ДНК никогда не врет», - твердит он побелевшими губами, чувствуя, как мучительно дохнет единственная вещь, в которую он верил. И, пожалуй, если он еще раз встретится с этой малышкой Опал и она его узнает, он уж точно сойдет с ума – это уже последнее, что он может точно сказать, будучи главным врачом крупнейшей лечебницы волшебного народца, запертой и укрытой в самых недрах земли. «ДНК никогда не врет», - завещал бы он написать на своей могиле, когда умрет, выстрелив себе в лоб из бластера, окажись он на месте малышки Кобой. Но он нее на ее месте, он на своем – и он уже не думает, он знает, что в этом мире нельзя доверять абсолютно ничему - ни науке, ни магии.