Breaking the Habit

Я ненавидел его квартиру. Это темное место с одной комнатой, маленькой кухней и крохотной ванной. В ней почти не было мебели: футон в комнате, шкаф и лампа, стол, две табуретки, плита и шкафчик с парой тарелок и стаканов на кухне. Зато были занавески на окнах – черные, как сама ночь, плотные и не пропускающие ни капли дневного света. В непроветриваемой кухне постоянно столбом стоял сигаретный дым, в спальне витал запах алкоголя – по утрам я частенько выносил две-три пустые бутылки вина, которые он успевал выпить за день. Зато у него был кот. Черно-белое жирное создание, повсеместно оставляющее после себя тонны шерсти и смотрящее вечно ненавидящим взглядом. Кот его любил. А меня ненавидел. Наверное, потому что однажды я предложил посадить его на диету и спрятал весь корм, который он находит даже в шкафу. Но его спас Койю, молча насыпав монстру еще одну миску с горкой. А потом оповестил, что теперь кота зовут Юу. Койю напоминал вампира. Когда я впервые встретил его, то сначала не мог сообразить, сколько ему лет – то ли восемнадцать, то ли тридцать. Оказалось, тридцать три. В прошлом гениальный фотограф. В настоящем потерявший себя пьяница. Я столкнулся с ним у выхода из магазина. Сильно спешил и случайно задел плечом, отчего неожиданно он упал и уронил пакет с покупками. По звону я понял, что разбились бутылки, по цвету вытекшей жидкости – что это было вино. - Бутылка прекрасного Совиньона эннолетней выдержки. Покойся с миром. Он совершенно по-христиански перекрестил пакет и сел на ступеньки, медленно закуривая. Опешивший от неожиданности, я присел с ним рядом, достал из кармана свою пачку и тоже закурил. - Мне жаль, - когда он скурил уже половину сигареты, смог пробормотать я. - А мне нет. Он пожал плечами, меланхолично стряхнул пепел на мокрую бумагу пакета и вдруг засмеялся, тряся головой и чуть не всхлипывая. Я наблюдал за его истерикой и размышлял о том, как бледное, осунувшееся лицо с темными кругами под покрасневшими за стеклами очков глазами может быть таким привлекательным. Он был хорош собой даже в нетрезвом виде. - Простите, у меня бывает. - И часто? - Как когда. Но нам пора идти, если не хотим попасться кому-то типа охраны. - Но как же ваша бутылка? - Да пофиг, будешь должен. Он встал и, пошатываясь, пошел прочь от магазина. Я почему-то пошел следом. А потом с нами вместе пошел дождь, да такой сильный, что буквально за минуту промочил нас обоих насквозь. Койю смеялся и поставлял каплям лицо, будто бы и не был несколько минут назад погружен в какие-то свои безрадостные думы, будто бы и не было у него явного похмелья. И когда он схватил меня за руку и побежал, я смеялся вместе с ним. Впервые мне было легко. Внезапно мы оказались у него дома, так же неожиданно он разделся прямо в коридоре и, глядя на меня внезапно трезвыми, веселыми глазами, толкнул к стене и поцеловал. На наших губах был привкус дождевой воды и совершеннейшей нереальности происходящего. На моих руках – ощущение мягкости его кожи. Он был напористым и сладким, и я просто отдавался моменту, превращая поцелуй в борьбу, от которой в предвкушении сводит низ живота. А потом мы пили крепкий черный кофе из двух имевшихся в его квартире стаканов, и он сказал: - Давай встречаться? Когда я соглашался, я думал, что он фотограф. Койю жил в тумане, в вечном мареве из сигаретного дыма и алкогольных испарений. Он затянул в этот туман и меня. Мы встречались несколько раз в неделю, когда у меня получалось немного освободиться от работы, пили и занимались сексом. Это не было похоже на отношения. Это просто было. До того момента, как я понял, что жизнь Койю – типичный пример того, как алкоголизм разрушает людей. А потом в один миг переросло во что-то качественно новое. Когда лето отступило безоглядно, я узнал, что из-за алкоголя он потерял работу. - По глупости, - усмехнувшись, рассказывал Такашима, будучи еще достаточно трезвым. – Я только закончил огромный дорогущий проект и решил отметить. Наотмечался так, что какого-то черта поперся в офис и сказал, что больше у них не работаю. А потом ушел. И выкинул свой телефон. И квартиру сменил. Ты думаешь, я всегда в этой жил? О нет, у меня была двухэтажная хата с видом на парк, можешь представить? Я жил в центре. А потом дернуло перебраться в этот говнорайон со шлюхами и наркоторговцами. - А пить зачем начал? - А просто. – Койю пожал плечами и, привалившись к моему плечу, поднял бокал с виски на уровень глаз. – Алкоголь красивый. И он не пиздит лишнего, не выебывается и не предает. Он всегда есть и всегда доступен. От него забываешь проблемы. - Одни забываешь, а другие наживаешь. - И это тоже. Но что за прикол пить без приключений? – Он внезапно оживился и, сделав большой глоток из бокала, попытался подняться. – Вот сейчас знаешь, что мы сделаем? Не знаешь! - Очень глубокомысленно, Койю. - Заткнись и подними меня. Я поднял, а он потащил меня вон из квартиры. На улице плюс пять, мы в футболках и джинсах оказались на крыше дома, где Такашима раскинул руки в стороны и начал кружиться. Я смотрел на него и в очередной раз думал: этот человек гений или больной? На тот момент я уже склонялся ко второму варианту. Но даже тогда он был красив, заразительно смеялся. Мое сердце буквально трепетало от него такого. - Иди сюда. Перегнувшись через ржавое подобие перил, мы смотрели вниз на город. Темно-серый асфальт дорог и светло-серый – зданий. Койю оглядывал панораму, прищурившись, будто бы искал свой старый район. Но Токио слишком огромен, чтобы охватить взглядом все, особенно если ты на высоте всего лишь пятого этажа. - Везде грязь, - обычно заводил свою любимую тему Такашима. – Наркоманы – грязь, проститутки – грязь, алкоголики – грязь. И все это в одном крохотном районе, до которого никому нет дела. Люди умирают прямо на улицах, а бизнесмен в лакированных туфлях может переступить и не заметить даже, уткнувшись в свой айфон. - А ты чем лучше, Койю? Ты в запоях чаще, чем я тебя вижу трезвым. - Ничем, - он усмехнулся и посмотрел на меня из-под отросшей темной челки. – И ты такой же, как я. Иначе ты бы тогда не сел со мной на ступеньки. Когда падаешь в пропасть за тем, кого любишь, ты не замечаешь этого. Из нас двоих я был тем, кто все контролировал. Такашима не выключил чайник и заснул – Юу выключит, Койю снова забыл поесть – Широяма приготовит и накормит с ложечки, если потребуются крайние методы. Я убирал в квартире раз в неделю, вычищая все углы, в которых месяцами скапливалась прилипчивая пыль, выносил батареи бутылок, которые неизменно заменялись новыми, и ждал, что что-нибудь изменится. Изменилось. В наши отношения стали вмешиваться побои. Койю не был буйным, нет, но мог несколько раз «в пылу страсти» ударить меня. Потом он просил прощения за свои действия, стоял на коленях и умолял простить его. Я прощал. А потом получал по лицу снова и снова, но все равно только поджимал губы и уходил на кухню. Я варил себе кофе и курил в приоткрытую форточку, щурясь на свет уличных фонарей. Ждал, пока он успокоится и заснет, чтобы осторожно раздеть и укрыть одеялом. Я начинал его бояться. Но мне не к кому было пойти, некому рассказать и не с кем поделиться проблемой. Несколько лет назад я сам выбрал жизнь практически в изоляции. Я банковский служащий, один из тех многих, кто оформляет кредиты и консультирует клиентов по вкладам, я хорошо знаю свое дело и неплохо общаюсь с коллегами, но это только на работе. В моей светлой, заполненной мебелью трехкомнатной квартире меня никто никогда не ждал, кроме кактуса на подоконнике. И когда появился Койю, я зацепился за него. Полюбил и не захотел отпускать. Только боль от этих отношений становилась все сильнее и сильнее, он больше не слушал меня, часто срывался и уже не извинялся за грубость. В один прекрасный момент, я наконец понял, что больше так продолжаться не должно, надо с этим заканчивать. Но когда с твердым намерением расстаться, я открыл осточертевшую дверь с облупившейся краской, я понял, что все откладывается. Такашима без сознания лежал на полу в коридоре. - Койю?.. Врачи диагностировали алкогольное отравление и забрали его в ближайшую клинику. Я с ними не поехал, не хотел видеть. Пользуясь отсутствием Койю, я раздвинул шторы и открыл окна, впуская в квартиру сумеречный свет и свежий воздух. Потом принялся за уборку. В голове было пусто и в то же время звенели обрывки мыслей. Зачем?.. Почему?.. Ответов не было, и я сомневался, что и Койю бы смог дать их. Я не понимал смысла в том, чтобы так пить, но, видимо, он делал это уже просто по привычке. В больницах не очень любили алкоголиков, а по Койю было видно, что он именно из таких людей. Нет, он никогда не ходил заросший. Голову мог не мыть сутками, это да, но брился всегда. Только его выдавали трясущиеся руки и всегда блестящие глаза. Именно поэтому отпустили его буквально через день, сделав промывание и пригрозив, что при таком раскладе печень у него откажет уже через пару лет. Такашима был притихший, только когда остановились возле моей машины, посмотрел на меня исподлобья – взгляд виноватый, глаза блестят – и сказал тихо-тихо: - Я хочу бросить. Это был первый раз, когда он выразил свое личное желание покончить с пагубным пристрастием. - Почему ты не дошел до такого? – Он ткнулся головой мне в плечо и тяжело вздохнул. - Я не чувствую потребности. Мне хватает сил себя контролировать. Впервые я не поднял руки, чтобы обнять его, не гладил по мягким волосам и не успокаивал. - Я не слабак. - Так докажи. Докажи мне, что ты не слабак. Можешь ничего не рассказывать, просто начни делать что-нибудь. - Мне нужна твоя помощь. Хорошо? - Для начала, - я вздохнул и все же сдался душившему меня желанию обнять его за плечи, - я вылил весь алкоголь в твоем доме. Он усмехнулся, но я все равно почувствовал, как ладонь на моей спине сжалась в кулак. Это будет безумно трудный путь. Койю держался без алкоголя достаточно долго, снова взял в руки фотоаппарат, выходил на улицу, вечера мы стали проводить по-другому – то смотрели фильмы, то просто часами целовались, лежа под одним тяжелым одеялом. Он старался показать, что он сильный, но я замечал порой, насколько тяжело это ему дается. Замечал и старался всячески отвлекать, чаще всего собой, потому что это был самый действенный способ. Секс стал немного больше походить на любовь. Я начал верить, что так и продолжится, но все равно подсознательный страх оставался, и я ждал, что что-то может произойти. Закон Мерфи: если есть вероятность того, что какая-нибудь неприятность может случиться, то она обязательно случится. Иногда мне казалось, что вся моя жизнь подчиняется этому закону. Койю сорвался в янтарную пучину алкоголя, споткнувшись при этом о лед моего отношения. Меня достало. Я устал. Я больше не смог. Я никогда не кричу на людей, мне хватает только ледяного тона и уничтожающего взгляда. Но с Такашимой этот номер не проходил, он спокойно пялился стеклянными глазами в стенку и молча пил прямо из горла. Тогда я набрался наглости забрать у него бутылку, и это было ошибкой – получил по лицу. А удар у Койю поставленный, хороший, искры с глаз посыпались слезами обиды. А он стоял и просто смотрел. Смотрел, как вытекает из упавшей на пол бутылки алкоголь, как капает с моей рассеченной брови кровь, как текут по щекам слезы. - Ты чудовище, Койю… За мгновение его лицо изменилось, глаза в ужасе расширились, когда он понял, что сделал, но мне было уже все равно. Я просто развернулся и ушел, не обращая внимания на то, что он звал меня. Хватит. Людям свойственно предавать. Даже самые твои любимые рано или поздно покажут, что на самом деле ты для них никто. Я до сих пор не знаю, как так вышло, что я полюбил это создание. В нем не было ничего, кроме греха и порока. И это в любом случае были безумно странные отношения. Я словно болел им. Поэтому неудивительно, что болел и без него. Моя ухоженная квартира казалась совершенно чужой после уже привычной мрачной обители Койю. Я смог полюбить то место, потому что там был он. Но, как бы трудно это ни было, скольких бы выкуренных сигарет ни стоило, я твердо решил больше не возвращаться. Наполовину залитое кровью лицо парня, смотрящего на меня из зеркала, было с этим согласно. Койю также не выходил на связь. Но меня и невозможно было найти: телефона у него так и не было, адреса моего тоже, он даже не знал, где я работаю, хоть и знал кем. Поэтому вечерами я просто готовил себе что-нибудь совсем скромное, ужинал, ложился на диван и смотрел телевизор. Мне было совершенно все равно, что идет, просто я безумно скучал. Непростительной оплошностью было позволить кому-то забрать сердце, которое все еще болело, которое все еще хотело быть рядом. Я сам себе казался героиней чертовой мелодрамы, недаром в юности частенько почитывал бульварные романы. Но из этого состояния выйти не так-то и легко. Я часто думал о том, как тяжело, наверное, Койю справляться со всем одному. И в итоге подобные мысли привели меня к решению снова наступить на горло своей гордости и поехать к нему. Предложить помощь, наверное, не знаю что еще. Зима выдалась влажной и достаточно холодной, навевала постоянное желание завернуться в теплый плед и спать. Я рассчитывал приехать к Койю и откровенно с ним поговорить обо всем, что с нами происходит. Есть такая вещь, как предчувствие. Наверное, у каждого бывает, что просыпаешься, а внутри тебя что-то уже неприятно сжимается, хотя ты и не понимаешь, какого черта вообще. Я попадал под машину, терял документы, сидел в полицейских участках в качестве свидетеля преступлений – и все это я предчувствовал. Мой чуткий радар тоненько пиликал в голове и в тот день. На работе пришлось задержаться, но я все равно поехал к Такашиме. Хотелось поговорить, рассказать про свои обиды, выслушать его, поддержать, помочь, просто снова увидеть… Хотелось просто побыть с ним рядом еще немного. На дороге перед съездом к его дому было какое-то замешательство, мимо промчалась пожарная машина. Сердце почему-то екнуло. Извернувшись в потоке машин, я смог подъехать ближе, и уже тогда заметил суету, толпы народа, кареты «скорой». На мгновение мне показалось, что мир рухнул. А в следующее мгновение я уже открывал дверь машины и бежал к его дому. Пожарные невозмутимо тушили огонь, вырывающийся из двух окон. Из его квартиры. Такашиму я увидел недалеко от пожарной машины. Он держал на руках кота и смотрел на разворачивающееся перед ним действо. На лице сажа, одежда при ближайшем рассмотрении оказалась подпалена. Кот заунывно скулил. Те несколько минут, что я искал его, казались мне потом самыми страшными в моей жизни. Одно дело, если люди расстаются, и совсем другое – если кто-то погибает. В голове успели пролететь километры мыслей, но стоило увидеть потерянную, поникшую фигурку, как осталась только звенящая пустота. Жив. Живой и здоровый. Когда я молча обнял его, он только вздрогнул. А потом ткнулся головой в мое плечо и тихонько заскулил, как тот кот, что оказался зажатым между нами. От темных волос пахло гарью, стройное тело в моих руках дрожало. На плече я заметил потертый ремень фотокамеры, спрятанной где-то под котом. - Все будет хорошо. Он не сказал «теперь», но я понял это без слов. Глаза почему-то стало жечь, то ли от дыма, то ли от слез, и я непроизвольно зажмурился, крепче обнимая его и покачивая из стороны в сторону. От врачей Койю буквально сбежал, от допроса пожарных тоже. У него была удивительная способность скрываться от чужих глаз, хотя на самом деле он всего лишь уходил. В этот раз – в мою машину. Молча забрался на переднее сидение, молча пристегнулся – все так же вместе с котом – и ждал, пока я увезу его. В моей квартире Койю окончательно сдался апатии. Мне пришлось буквально отнимать у него кота, который уже просто начал истошно вопить от того, как крепко в него вцепился хозяин. Пришлось раздеть и завести в ванную. Он ожил, только когда кожи коснулись теплые струи воды в душе, взгляду вернулась осмысленность. Убедившись, что все в порядке, я нашел какую-то коробку, чтобы его жирное чучело могло спать, налил ему в блюдце молока, а Такашиме приготовил зеленый чай. Он появился на пороге кухни часом позже, завернувшийся в пушистый халат, растрепанный и немного покрасневший от горячей воды. Я не мог насмотреться на него такого, не мог заставить себя отвести от него взгляд. Мы не сказали ни слова, но в тот момент понимали друг друга как никогда раньше. Когда мы легли в кровать, Койю, не снимая халат и натянув одеяло до носа, свернулся у меня под боком. Через какое-то время я почувствовал, как намокает от его слез моя футболка. У него не было истерики, просто в один момент полились слезы, а сил их сдерживать или прятать не осталось. Он просто вцепился руками в мои плечи, словно я был единственным, что удерживало его, и, уткнувшись лицом в шею, тихо всхлипывал. А я гладил его по спине, перебирал пальцами мягкие пряди волос и вроде говорил, что все в порядке. Главное, что он был жив. - Я ждал тебя, - пробормотал Койю, немного успокоившись и вытерев рукавом лицо. – Ждал, когда ты вернешься, потому что ну ты же всегда возвращаешься ко мне. А потом, когда прошло время, испугался, не мог ничего делать. Ты был прав, когда назвал меня чудовищем. - Нет, Койю, я просто… - Правда. – Он глубоко вздохнул и прижался ко мне сильнее. – Так жить нельзя. Я так и не узнал, был ли пожар несчастным случаем или Такашима специально его устроил. С него сталось бы сделать свою жизнь еще более символичной. Мы еще долго лежали без слов, потом медленно целовались, так же медленно и чувственно занимались любовью. А на утро, встав с первыми лучами солнца, я не обнаружил его в квартире. Только кот сидел на пороге и смотрел на меня своими круглыми зелеными глазами. Впервые без ненависти, но и без особой теплоты. Тогда мое предчувствие говорило, что Койю больше не вернется, а сознание продолжало биться в истерике и верить в обратное. Прошло полгода. Я пытался заново научиться дышать, мыслить без оглядки на него, чувствовать что-то кроме разочарования и пустоты. Продолжал честно кормить кота и поливать кактус, втайне ожидая, когда он наконец утопится. Иногда на меня накатывало, и я снова и снова пытался найти хоть что-то о Такашиме Койю в сети. Все безрезультатно. В газетах, которые кто-то постоянно клал в мой почтовый ящик, тоже ничего не было, как и в новостях по телевизору, и в социальных сетях. Иногда казалось, что такого человека и не существовало вовсе. - Мне знать бы хоть где он, с кем… Но мой единственный собеседник был молчалив, когда дело не касалось еды, и чаще всего просто смотрел на меня, как на больного, когда я пытался с ним поговорить. Незаметно для себя я вернулся к своему прежнему существованию. К стагнации, в которой находился до того, как познакомился с Койю. Но меня это, наверное, полностью устраивало. Оказалось как-то в разы легче жить тем, что было, чем пытаться снова изменить жизнь. Знакомиться с кем-то? Встречаться? Увольте. Вскоре, как это часто случается с любящими людьми, пустота сменилась обидой. Я ненавидел получать письма, они всегда казались мне чем-то зловещим, неправильным, и наводили тоску. Чаще всего мне приходили какие-то счета или реклама типа «Вот вам карточка, активируйте ее и пользуйтесь в любой части света». Такие вещи вообще часто ставили в тупик. Но почему-то я продолжал каждый раз забирать почту. В тот вечер из ящика выпал простой белый конверт, на лицевой стороне было написано только мое имя. В голове на мгновение помутилось, стоило вспомнить все те фильмы и рассказы, в которых маньяк запугивает своих жертв, используя такой способ связи. Однако что-то толкнуло меня раскрыть концерт. На дне оказалась маленькая бумажка с написанным на ней адресом. Как курица лапой… - Как курица лапой, - внезапно вспомнил я свой смех и обиженный возглас Койю в ответ на это. Я зажмурил глаза, пытаясь дышать глубоко и медленно. Не давая себе времени на раздумья, я выбежал из подъезда и, сев в машину, быстро поехал по указанному адресу. Хваленое предчувствие молчало, и я даже предположить не мог, чего ожидать. Навигатор привез меня в центр и упрямо показывал, что мне непременно нужно зайти в неприметное, но очень опрятное двухэтажное здание, спрятавшееся среди многоэтажек бизнес-центра. «По пожарной лестнице наверх», - гласила приписка внизу бумажки. Поднимаясь по железным ступенькам, я уже был уверен в том, кто именно это все затеял. Кроме него-то, собственно, было некому. За железной дверью второго этажа меня ждало просторное, светлое помещение. Светлый кирпич, окна во всю стену и… мои портреты. Повсюду были мои фотографии. Я вспоминал. Спящий. Под веками вспышка. Склонивший голову над документами - Койю, убери камеру… Щелчок. Мешая кофе в турке – Такашима, ну не мешай. Вспышка. Смеющийся – черт, ну только ты мог такое сказать… Щелчок. И то, чего я вспомнить никак не мог. Разбитые губы. Глаза, полные слез. Лицо, искаженное болью. Одинокая фигура на табуретке в кухне. Сигарета в губах и дым в окно, дождь за стеклами. Мокрый асфальт и сгорбленная спина под серой толстовкой, руки в карманах – вид из окна. Пар в крохотном пространстве ванной, опущенная над раковиной голова, лицо завешено мокрыми волосами. Бутылки с вином, пачка сигарет, рука под щекой и остановившийся взгляд в никуда. Десятки, десятки, десятки фотографий – живых, словно бы дышащих, бесхитростных и ничего не скрывающих. Такое чувство, что еще чуть-чуть – и начнут двигаться. - Я не могу показать тебе всего, - раздался голос за моей спиной. – Нет ни одной камеры, способной передать все то, что чувствуешь ты. - Сейчас я не чувствую ничего, - несмотря на слова, мне пришлось сильно постараться, чтобы голос не дрогнул. Койю молча стал передо мной, и я честно попытался выдержать испытующий взгляд. Он выглядел намного лучше, чем полгода назад: все такой же худой, конечно, но более здоровый, лощеный, ухоженный. Мягкие темные глаза, пухлые губы, изогнутые в полуулыбке… Я так и не смог забыть его, никогда не смогу. - Я попытался показать тебе то, как вижу тебя, как отношусь к тебе. – Он пожал плечами и снова повернулся к стене, небрежно указывая на фото в углу. – Они живые. - Были тогда. Сейчас этого нет. - Я не сбегал, Юу. - Тогда где ты был? – Мне становилось все тяжелее задавать правильные вопросы. – Зачем врал? - Я никогда тебе не врал. Недоговаривал – да, но врать – это совсем не мое, Юу. Это было правдой, Койю – единственный из всех, кто встречался мне на пути, не врал. Ну еще какой-то бродяга, которому я отдал свою пачку сигарет и половину продуктов, которые нес домой из магазина. Поняв, что никакой реакции, кроме сжатых в нитку губ, он не дождется, Койю облокотился о стену и тяжело вздохнул. Его глаза неотрывно следили за мной, пока я переходил от фотографии к фотографии, чтобы хоть как-то себя отвлечь. - Я не говорил тебе некоторых вещей, наверное сейчас самое время исправить это. - Что ты собираешься исправлять, а главное – зачем? Ты сам ушел от меня, ушел тогда, когда я уже поверил, что все наконец наладится! - Я был вынужден, Юу. Я был в клинике, лечился от алкоголизма, психотерапия, медикаментозное лечение и куча всякого дерьма. Но я честно его прошел от начала и до конца. И когда я только заявился туда сам, по собственной воле, знаешь, что у меня первым делом спросили? «Кто помог Вам понять Вашу проблему?» И тогда я понял, что это ты. Ты – все, что имеет значение. – Забыв о фотографиях, я жадно ловил каждое слово, глядя в его янтарные глаза. В них не было ни капельки лжи. – Я ничего тебе не сказал только потому, что знал, что должен пройти все это один, сам, без чьей-либо помощи. Но еще я боялся, что у меня просто не получится, и тогда я только еще больше разочарую тебя. Я хмыкнул на это заявление, но все же не смог сдержать легкой улыбки. - Да, мне было дело до этого. На самом деле, меня всегда интересовало твое мнение и отношение. И то, как я порой поступал с тобой, делает меня настоящим мудаком. – Такашима перевел дыхание, настороженно и как-то обреченно глядя на меня. – Я не говорил тебе о том, что владею собственной фотостудией, а вон тот человек, который прикидывается ветошью в углу, - мой заместитель. Этого я не ожидал. Более того, я даже не заметил присутствия постороннего в зале, который наверняка он же сам и готовил. Невысокий блондин, ни на что не обращая внимания, продолжал разговаривать по телефону, явно улаживая какие-то дела, связанные с их бизнесом. - И как же твой рассказ про увольнение? - Он был совершенно правдив, - Койю усмехнулся и прошел немного вглубь помещения, я последовал за ним. – Я же директор, так что хочу, то и ворочу, а Таканори меня всегда прикроет. Когда меня потеряли, он взял на себя управление и сохранил все в целости, сохранности, да еще и в явной прибыли. - Почему ты не сказал? - Потому что мне нужно было дойти до всего самому, понять себя и чего я вообще хочу от жизни. Через два месяца я понял, что хочу от жизни тебя. Я знаю, что ты вряд ли простишь меня, и всех моих слов все равно мало, но все же я прошу тебя, Юу. Прости меня за все. От той искренности, которая просачивалась в каждом его слове, очень хотелось просто забыть обо всем и обнять его наконец. Но я не мог. В тот самый момент я просто не мог взять и вдруг снова довериться Койю. - Проблема на самом деле даже не в том, что я не доверяю тебе. – Я сел на пол напротив фотографии, на которой был запечатлен сидящим под дверью ванной. – И не в том, что вот этого человека с фотографии больше как бы и нет. - А в чем тогда? – Такашима опустился на колени рядом и тоже посмотрел на фотографию. Безысходность, боль, отчаяние. - Просто я не знаю такого тебя. Он несмело улыбнулся и глянул на меня из-под спадавшей на глаза челки. - Так это можно исправить. Ты только позволь нам, дай еще шанс. – Койю пожал плечами и достал из кармана пачку сигарет, закуривая прямо в помещении. – От этого избавиться, кстати, не удалось. - Мне нравится, - признался я и сам выудил одну сигарету из его пачки. - Вот видишь, у нас уже есть общие интересы. И общие сигареты. – Такашима подсел немного ближе и толкнул меня плечом. – Знаешь, в детстве обычно веришь во всякие чудесные, добрые и правильные штуки типа Зубной феи, Санта Клауса или Нарнии там какой-нибудь. Но в них разочаровываешься рано или поздно, вырастаешь – и понимаешь, что тебя наебывали, а жизнь, на самом деле, просто дерьмо в красивой обертке. - Я до сих пор верю в Санту, между прочим. - Оу… - Он удивленно глянул на меня и хмыкнул. – Ну, я запомню на будущее. Так вот, знаешь, во что я продолжаю верить с самого детства? Я покачал головой и вопросительно посмотрел на него. - В родственные души. Мама любила говорить, что у любого человека есть на земле пара. Я запомнил и пронес веру в это через всю жизнь, не сомневаясь, что даже у такого мудака, как я, есть где-то собственная половинка. Потом как-то все закрутилось с этим пьянством, но с другой стороны – если бы не оно, мы бы не встретились. И свою половинку я бы не нашел. Я почувствовал, как краснеют щеки. Ну точно герой романа, мать вашу. - Чувствую себя Джульеттой какой-то. - Ну тогда я твой Ромео. – Койю рассмеялся и неожиданно склонил голову мне на плечо. – Да брось, Юу, я тебе все равно нравлюсь, ну признай. - Нравишься. Хоть ты и сволочь та еще. - Я исправлюсь, честно. Начну прямо с сегодняшнего дня. Только давай уже поедем к тебе. - Не поверю, что ты провел полгода без секса. Я отодвинулся от него и поднялся на ноги. Окурок пришлось выкинуть прямо на пол, понадеявшись, что кто-нибудь уберет. А даже если и нет, то не велика беда ведь. - На самом деле я не для этого сказал. Но если хочешь знать, то да, без секса. Как-то не до того было, мозги вытрахивали так, что ничего не хотелось. Хочешь, расскажу, как проходит терапия? Я не стал возражать, и он продолжил рассказывать, что с ним делали в клинике. Разговорчивый, застенчивый, пышущий энергией, смеющийся, улыбающийся во весь рот, не отходящий от меня ни на шаг, такой милый и… любящий. Я не привык к такому. Но мне ничто не мешало переосмыслить все, что он сообщил мне, и принять его новым. В конце концов, родственные души на дороге не валяются. Я был уверен, что мы будем цапаться, драться, орать друг на друга и кидаться вещами, он будет бить тарелки, я буду хлопать дверями. Мы будем готовить кофе на двоих, сидеть на диване под одним пледом, смотреть фильмы, я буду комментировать, он – спать на моем плече. Он будет ходить на свои богемные вечеринки, пить минеральную воду и представлять меня своим парнем или скрывать ото всех и загадочно молчать на прямой вопрос о том, кого он трахает. Я буду продолжать работать в банке или при первой же возможности поменяю тесноту кабинки на пространство его студии. Впереди десятки мест, где мы побываем, тысячи фотографий, которые он сделает. У нас будут миллионы поцелуев, бесчисленное множество раз мы будем заниматься любовью. Я мечтал. И благодарил богов, что предчувствие молчало. Теперь ничто не мешало мне попытаться поверить в Койю.